Металлический Ген - Dar Anne

Она произнесла это вслух.

Громко…

Отчётливо…

Трижды.

Аппарат на моей руке запищал и нечеловеческий голос начал обратный отсчёт: 10… 9… 8… 7… 6… 5…

На пятой секунде я впала в истерику такой силы, что, кажется, услышала, как затрещали удерживающие меня ремни.

Я потеряла сознание под аккомпанемент собственного крика, смешанного с так и не успевшими сорваться с моих глаз слёз. Я не хотела забывать подобного, не могла позволить себе забыть, хотела знать, чтобы иметь возможность на самозащиту, чтобы предотвратить удар…

Но наркотик сделал своё дело. Я забыла всё спустя десять секунд после того, как всё узнала. Я даже забыла о наркотике. Ни-че-го – вот, что у меня осталось. Ничего, которое люди называют пустотой в голове и душе, дырой в сознании, провалом вникуда. Я провалилась. Обнулилась. Меня стерли. Я осталась ни с чем перед лицом громадной опасности, перед всевидящими глазами страха, неустанно смотрящими на меня из моей персональной темноты.

Глава 5.

Настоящее время

– Кажется, что-то шевелится за кустами бузины, – шепчет Эльфрик.

Стоя на одном колене, он сосредоточенно смотрит в прицел винтовки, дуло которой едва высовывается из импровизированного окошка нашего подвешенного на дереве укрытия в виде дощатого домика, замаскированного ветками с пожухлой листвой. Мы уже два часа торчим здесь, но всё безрезультатно – кабаны, следы которых накануне мы обнаружили вокруг нашего дуба, не объявляются.

Взяв свою потёртую и переделанную по личным стандартам автоматическую винтовку, выменянную в конце сентября у оружейника за целого лося, я высунула дуло в ближайшее к себе окошко и посмотрела в прицел. Спустя минуту напряженного ожидания я окончательно убедилась в том, что тревога ложная, и разочарованно вернулась обратно на успевший остыть после моего подъёма пол, чтобы продолжать следить за лесом через другое окно, выходящее на восток. Рассвет уже наступил, но из-за плотных серых облаков, не дающих солнечным лучам ни шанса на существование, он казался неестественным и даже призрачным, какими обычно бывают только осенние рассветы.

После моего возвращения на позицию Эльфрик еще несколько минут рассматривает кусты бузины, но вскоре сдаётся и тоже опускается на пол, располагается с левого бока напротив меня. Это четвёртый его перерыв на пять минут за последние два часа: он неотрывно караулит свою сторону леса ровно по полчаса, после чего даёт несколько минут своим онемевшим от напряжения рукам и ногам, чтобы те успели прийти в норму. Мне выпал жребий наблюдать за нижним окном, так что у меня проблем с затеканием конечностей не возникает. Только жутко холодно, разве что пар изо рта не идёт – в конце концов уже конец марта, настоящие холода лишь недавно остались позади, а первые тёплые ночи наступят не раньше, чем через восемь недель.

Пока ещё рано для тёплых ночей, поэтому Эльфрик расстегивает свою телогрейку, обшитую десятками внешних и внутренних карманов, и достаёт из тёмных недр своего замысловатого одеяния фляжку. Он проделывает этот обряд в конце каждого часа ожидания, не обещающего стать для нас последним: выуживает флягу – делает глоток – протягивает мне – ждёт, пока я сделаю глоток – забирает флягу – делает ещё один глоток – крепко закручивает пробку – прячет флягу в недрах внутренних карманов телогрейки.

Телогрейка у него хорошая, тёплая, сшитая Дельфиной специально под его габариты, а вот флягу он выменял у воровщика, специализирующегося на мелкокалиберных ликторах, взамен отдав парню кусок парафина и две упаковки колотого сахара. Неплохой обмен, даже с учётом того, что пробка во фляжке прокручивается, если слишком усердно ею орудовать.

Воры в Кантоне-А – отличный народ. Они не воруют у однокантоновцев, хотя, может быть только потому, что, по сути, воровать у них нечего, даже если бы этого очень сильно хотелось. Зато ликторов они обчищают ровно настолько, насколько это возможно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Так как работы в Кантоне на всех не хватает, а людям предоставляется весьма смутное понятие выбора – батрачить за пару монет, либо загнуться от голода в кратчайшие сроки – воровать здесь умеет каждый. То есть даже я. Если не учитывать того факта, что я занимаюсь незаконной охотой за стенами Кантона, тогда за всю жизнь я всего трижды проверяла, насколько хорошо развито моё воровское мастерство: в семь лет я своровала упаковку соли из склада, отведенного под личные запасы ликторов, засунув её за пояс и спокойно прошмыгнув мимо охранника – в итоге нам с Эльфриком хватило этой соли почти до середины весны; в девять лет я украла у жены теперь уже бывшего главнокомандующего ликтора красивое карманное зеркало в кружевной оправе и в итоге смогла выторговать за него у молочника целых две бухты творога и сто грамм сыра; в одиннадцать лет я подобрала полную обойму за рассеянным ликтором, вышедшим из вшивого борделя, и, естественно, не отдала находку её похотливому хозяину, вместо этого обменяв её у оружейника на замечательный булат, который в итоге остался у Эльфрика во владении. С моим уровнем везения в подобных вещах и умением заключать выгодные сделки из меня мог бы выйти отличный вор, вот только я выбрала другую нишу – я, как недавно заметил Эльфрик и как бы сильно мне была не по душе такого рода формулировка, отличный браконьер. Самый настоящий, умудренный опытом, не видящий смысла своей жизни без деятельности на виртуозно освоенном поприще… В общем, лучший в своём деле. То есть: выживший.

– Хороший бизнес он придумал, м? – встряхнув фляжкой, перед тем как окончательно спрятать её за пазухой, приглушенно выдохнул Эльфрик. Успех в нашем деле во многом зависит от тишины, поэтому мы стараемся говорить максимально тихо или не говорить вовсе.

Бизнес придумал наш сосед. Каким-то образом, не имея чертежей и опыта, двадцатиоднолетний парень смастерил самогонный аппарат, и это чудовищное изобретение уже месяц как спасает его и его беременную жену от голодной смерти. Один самогонщик в Кантоне-А уже давно как имелся, но эта старуха в последнее время стала выставлять такие высокие расценки, что сейчас у нее без процентов могут позволить себе отовариваться только ликторы, так что клиентура к нашему соседу быстро выстроилась приличная, стоило ему только заявить о себе на этой подпольной нише рынка. Мы с Эльфриком помогали парню и его жене, которая старше меня всего на каких-то полтора года, иногда подкидывая им кусок-другой свежатины, если у нас была такая возможность – просто не хотели однажды увидеть, как этих двоих выносят на носилках в сторону общей могилы. Прежде взамен они ничего, кроме разве что спичек, не могли нам предложить, но теперь наверстали упущенное сполна – две недели назад Эльфрик зарыл в подвале десять литров отличнейшего самогона их производства. Не исключено, что с такими темпами наши соседи достаточно скоро станут даже более обеспеченными, чем мы со своим мясом и шкурами, которые этим утром не проявляли никакого желания идти в наши руки.

– Слишком сильное пойло, – в ответ замечаю я, не отводя взгляда от своего окна не потому, что надеюсь хотя бы сейчас рассмотреть сквозь пелену серости что-то стоящее, а потому, что мне так проще.

– Сорок градусов ровно, – не дыша отвечает Эльфрик. – Я сам замерял.

– Таким градусом он весь Кантон уложит…

– Для клиентов он разбавляет, на выходе получается по пятнадцать-двадцать градусов.

– Не могу вспомнить, напивалась ли я когда-нибудь? – произношу я, прежде чем успеваю вспомнить о том, что уже давно наложила негласное табу на употребление мной словосочетания “не могу вспомнить” в разговорах с Эльфриком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Нет, Теа, ты никогда не напивалась, – ухмыляется в ответ Эльфрик, берясь за свою винтовку. – Подобное ты бы точно не забыла…

Эльфрик замер у своего окна, а я зажмурилась из-за внезапно возникшей перед глазами тёмно-красной вспышки. Я попыталась сосредоточиться, но ничего так и не успела понять: пещера?.. я что-то пила?.. кашель?..