Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга - Курт Финкер

выдерживали натиск противника, а старый строй всё ещё казался незыблемым — пришедшие в движение силы пока давали о себе знать лишь отдалённым громыханием грома»13.

Революционные события принесли некоторые изменения в положение семьи Штауффенберг, но существенного влияния на стиль их жизни не оказали. Поскольку короля вюртембергского свергли, не было больше нужды и в обер-гофмаршале. Однако старый граф фон Штауффенберг стал генеральным уполномоченным свергнутого короля и председателем дворцовой палаты; в качестве такового он представлял перед Веймарской республикой интересы бывшей королевской династии Вюртемберга. Своё крайне монархическое мировоззрение он продемонстрировал тем, что отныне прекратил посещать бывший дворцовый театр, с придворных лож которого были сняты орлы. Многокомнатную квартиру в Старом замке пришлось оставить. Но казённая квартира герцогского казначейства на штутгартской Егерштрассе была всё же достаточно просторна и не очень стесняла семью. Кроме того, она владела, как и прежде, своим замком в Лёйтлингене. Бывшая королева, которая наедине была с графиней Каролиной на «ты», являлась частой гостьей в доме Штауффенбергов в Штутгарте или Лёйтлингене. Здесь ей оказывались все почести, словно никакой революции и не бывало.

Учитывая всё это, следовало бы полагать, что молодой граф фон Штауффенберг рос исключительно в аристократической консервативной среде, упорно ожидающей возврата монархии, далёкой от реальности, враждебно настроенной по отношению к буржуазно-демократическим тенденциям и процессам. Однако это верно лишь отчасти. Разумеется, консерватизм и монархические взгляды господствовали в доме Штауффенбергов. Но всё же родители проявляли Достаточную терпимость, чтобы не навязывать подрастающим сыновьям своё собственное мировоззрение. В доме Штауффенбергов давал себя знать определённый бужуазно-либеральный дух, по крайней мере в том смысле, что сыновьям не запрещалось знакомство с различными идейными течениями и движениями того времени.

В школьные годы Клаус и Бертольд фон Штауффенберг примкнули к буржуазному юношескому движению «Новые следопыты». Оно выделилось из бойскаутского движения довоенного времени, распавшегося после войны на несколько групп, и под руководством Регенсбургского кружка провело реформы, которые должны облегчить его сближение с движением «Перелётные птицы». В определённой мере в эти организации проник буржуазно-демократический дух. Туристские походы, беседы, чтение вслух у лагерного костра и другие соответствующие общим духовным интересам впечатления в значительной мере заменили распространённые в довоенное время милитаристские нравы, а также военные игры. Политические изменения в духе событий 1918 г. и их последствий оказывали влияние и на часть буржуазного юношеского движения. Руководители союза «Новых следопытов» так формулировали его мировоззрение: «Глубокая взволнованность космическо-религиозным смыслом всего сущего и происходящего, смирение перед непостижимостью судьбы, дарующей народу или отнимающей у него присущие его характеру и природе новые формы жизни»14.

Подобная идеология была призвана отвечать мироощущению той части молодёжи, которая пережила «смутное время» революции и послевоенных классовых битв, так и не поняв их сути. Штауффенберг и его друзья поначалу не питали добрых чувств к Веймарской республике и её лидерам. «Слишком уж много обрушилось на нас сразу», — писал Теодор Пфицер15. Поэтому не удивительно, что эта молодёжь пасовала перед «непостижимостью судьбы», искала выхода «в космическо-религиозном смысле всего сущего», и притом всё сильнее — зачастую не сознавая и не желая того — втягивалась в водоворот милитаристско-националистических течений.

По свидетельству графини Нины фон Штауффенберг, приверженность Клауса к юношескому движению была очень сильна, ведь всё, что он делал, он делал со страстью. «Мы, — вспоминает Теодор Пфицер, — отправлялись в горы и леса нашего родного края, метали копья, читали вслух у огня перед палаткой «Звезду союза» (стихотворение Стефана Георге. — К. Ф.), пели ландскнехтские песни. На рождественские праздники в декабре 1922 г. мы украсили на свой лад унылый школьный зал и под сенью зажжённой ёлки наряду со словами надежды, веры и любви из «Коринфских посланий»[4] декламировали стихи Гёльдерлина, а потом, вставши в круг и взявшись за руки, пели вместе с нашими учителями»16.

Участие Клауса в юношеском движении вызвало недовольство у отца, который в силу своего консерватизма и вместе с тем практицизма воспринимал его скептически и высмеивал увлечение сына мистикой.

Для того духа, который царил в семье Штауффенберг, характерен следующий эпизод. Хотя отец и относился отрицательно к общению своих сыновей с «молодёжными фюрерами», братья однажды пригласили одного из них к себе. Несмотря на всю свою неприязнь, старый барин позаботился, чтобы нежеланного гостя приняли в его доме с таким же радушием, как и других.

Клаусу фон Штауффенбергу были присущи чувства внутренней связи с природой и большая любовь к родному краю. Он часто бродил с друзьями по долинам и холмам Швабской Юры, по её лесам, задумчиво лежал у бивачных костров. Надо отметить, что Клаус свободно владел местным диалектом17.

Каникулы юные Штауффенберги проводили по большей части в Лёйтлингене — деревне, расположенной в юго-западной части Швабской Юры, у подножия Балингера и около гор Хёйберга. «Усадьба представляет собой скромный загородный дом, построенный в середине XIX в. на месте укреплённого замка, о прежнем существовании которого всё ещё напоминают крепостные стены с четырьмя небольшими угловыми башнями. Весьма безыскусный как снаружи, так и внутри, дом был окружён природой, сочетающей суровость скалистых гор с умиротворяющим покоем долин...»18. Юный Клаус занимал в восточной башне комнату с походной койкой, столом и стулом; единственным убранством служили в ней книги и картины.

Отсюда он частенько один или с друзьями отправлялся бродить по горам и долам Швабской Юры. Теодор Пфицер вспоминает об одной такой прогулке вместе с Клаусом к горному ущелью — «его любимому месту на высоко вздымающейся вверх скале, обрамленной зеленью буковых лесов; отсюда взору открываются живописные тихие долины. Мы беседовали о будущем, о мучительном становлении новой Германии, о задачах государства, о возможности нашей деятельности в нём, о профессиональных желаниях и надеждах. Ни он, ни я не знали тогда, каким же должен быть наш путь»19.

Очень ярко проявлялись у Клауса унаследованные от матери и поощрявшиеся ею склонности к художественному творчеству. Одно время он намеревался учиться архитектурному делу. Вместе с тем охотно музицировал — играл на виолончели, временами выказывая даже склонность стать музыкантом, но отказался от этого плана, когда понял, что настоящего мастерства ему не достигнуть. Частое посещение концертных залов и театров, а также участие в школьных концертах и спектаклях — таковы ещё некоторые черты Клауса фон Штауффенберга в годы юности.

Родители заботились о том, чтобы сыновья воспитывались в духе римско-католического вероисповедания. Клаус фон Штауффенберг признавал, что он верующий католик, хотя сам, как и его брат Бертольд, не принадлежал к числу прихожан, регулярно посещавших церковь20. Как рассказывает