Нити судьбы - Бернард Хирш

— Надо идти порознь маленькими улочками, — предложила Надя. — Так у нас будет больше шансов не быть пойманными.

Катринка вытерла слезы.

— Я думаю, нам нужно держаться вместе, — сказала она. — Не лучше ли остаться здесь, пока все это не закончится?

— Мне тоже кажется, что надо переждать, — согласилась с ней Анна.

Но потом они все-таки решили отправиться в разных направлениях. Крепко обнялись на прощание. Содрогаясь от каждого взрыва, Катринка побежала вниз по улице, направляясь в сторону реки. Осторожно обходя площади боковыми улочками, она почти уже добралась до дома.

И тут заметила вооруженную группу советских солдат, в руках у которых были початые бутылки водки. Солдаты были молоды, почти мальчишки, и, может быть, сами были напуганы не меньше Катринки.

Один из них, увидев девушку, крикнул по-русски:

— Эй, красавица, иди-ка сюда.

Они направились к Катринке, которая стала беспомощно озираться по сторонам. Улица была совершенно пустынна. Девушка остановилась, ей стало страшно. Она чувствовала, несмотря на холод, как на лбу у нее выступили капельки пота. Мгновенно солдаты оказались рядом. Их было четверо. Они окружили ее и начали толкать прикладами. Катринка чувствовала дрожь в коленях, но старалась держать себя в руках, не сходя с места ни на шаг.

Увидев, как девушка реагирует, они стали ее бить.

— Пожалуйста, отпустите меня, я не желаю вам ничего плохого. Живу поблизости, мои родители ждут меня и сходят с ума от страха за мою жизнь.

— Ого, она не желает нам ничего плохого! — воскликнул один из солдат.

— Отлично, — сказал другой. — Тогда пусть она сделает то, что мы ей прикажем.

— О чем это ты? — спросил третий.

— Ребята, девчонка — просто смак.

Сказав это, солдат провел рукой по длинным волосам Катринки. Она попыталась вырваться, но тот еще крепче вцепился в шелковистые каштановые волосы.

— Мне больно, отпустите меня! — взмолилась девушка.

Вместо ответа солдат опрокинул ее на землю.

— Ребята, помогите мне, и мы все повеселимся, — крикнул он.

— Может, не надо, — засомневался самый младший из них, оглядывая улицу.

— Да перестань!

— Иди лучше сюда и помоги с ней справиться!

— Нет, пожалуйста, — кричала Катринка, — отпустите меня! — и отчаянно пыталась вырваться.

— Георгий, встань здесь и держи ее за руки — это настоящая дикарка. Надеюсь, она такая же активная, когда трахается!

Один из солдат стащил с нее пальто, затем блузку и юбку. Другой бил ее, пока девушка не прекратила сопротивляться.

…Они жестоко изнасиловали ее, по очереди, один за другим. Катринка потеряла счет времени, перестала понимать, что происходит. Закончив свое грязное дело, солдаты убежали.

Катринка долго пролежала без движения. Приходя в себя, время от времени она слышала какие-то странные звуки — то ли стоны, то ли рыдания. И она удивленно оглядывалась, ища глазами, откуда они могли исходить. Но кругом никого не было. И тогда девушка поняла, что это она издает странные звуки. Стоны становились все громче, по мере того, как Катринка приходила в себя.

Наконец ей удалось подобрать свою изорванную одежду и подняться на ноги. Качаясь из стороны в сторону, она с трудом прошла несколько десятков шагов, оказалась у своего дома и прислонилась к входной двери. Ее стоны услышали родители и открыли дверь.

— О Боже! — воскликнула мать. — Отец, помоги-ка перенести ее в спальню!

Целую неделю Катринка не могла прийти в себя. Время от времени из глубины сознания всплывала жуткая сцена насилия. Мать не отходила от дочери, ставила компрессы, накладывала примочки на раны. Отлучалась на короткое время, чтобы приготовить ей бульон или суп.

Соседи и школьные друзья Катринки узнали лишь часть правды — девушку зверски избили… Но никто не узнал об изнасиловании.

Раны зажили в течение недели.

После подавления основных очагов восстания, войска ушли, но террор со стороны властей продолжался. Они приступили к давлению голодом. Приближалась зима, а топливо достать было негде. Запасы угля быстро таяли.

Родители Катринки решили отправить детей во Францию, где жили их родственники. Тысячи беженцев, рискуя жизнью, переправлялись каждую неделю через австро-венгерскую границу.

Многие венгры, как и родители Катринки, всю жизнь верившие в коммунистическую утопию, убедились, что их идеалы были растоптаны. Но они хотели, чтобы их дети жили лучше и понимали, что это возможно лишь на Западе.

И холодной декабрьской ночью, попрощавшись со своими родителями, Катринка и ее брат Миклош отправились навстречу своей судьбе. Сначала они, избегая встречи с патрулями, пробрались к Дунаю и, переправившись через реку на лодке, направились к австрийской границе. С большим риском достигли границы. Перейдя ее, они оказались в лагере беженцев, затем через несколько недель — в Париже.

Из сообщений венгерской подпольной прессы они узнали, что их родители с тысячами других венгров арестованы и репрессированы.

В Париже брат с сестрой поселились у своих дяди и тети. Катринка закончила колледж и поступила в Сорбонну. Жизнь ее нормализовалась, чудовищные воспоминания затерялись где-то в тайниках ее памяти, она начала понемногу перенимать стиль жизни парижской молодежи, стала завсегдатаем кафе и джаз-клубов, которые день и ночь напролет были битком набиты посетителями.

Катринка скоро познакомилась с молодым поколением европейской аристократии. Ей претило их легкомысленное отношение к жизни, но вскоре привыкла и к этому. Со временем она поняла, что наилучшим местом, где можно было бы пробраться в высший свет, были Соединенные Штаты, где ни происхождение, ни капитал не имели особого значения.

Когда дяде и тете сообщили о смерти родителей Катринки и Миклоша, девушка сказала брату:

— Теперь ничто не удерживает нас в Париже. Ты можешь выучить английский и закончить свое образование бухгалтера в Америке так же легко, как и здесь. Мать и отец хотели, чтобы мы были свободными. И только в Америке мы сможем достичь этого.

— Но у нас ведь нет никаких знакомых там! — сомневался Миклош.

— Ведь мы всегда будем вместе, Миклош, — убеждала брата Катринка. И это важнее всего. В Америке мы добьемся всего, чего захотим.

— Здесь-то у нас, по крайней мере, дядя с тетей, — спорил Миклош.

— Мы не должны сидеть у них на шее. Пора начинать самостоятельную жизнь, и кроме того, какое будущее ожидает нас здесь? Дядя с тетей сами едва сводят концы с концами. Я хочу добиться большего.

Глава четвертая