Нечаев: Созидатель разрушения - Феликс Лурье

Тайного или открытого интереса к нечаевщине не избежал ни один из лидеров революционных партий. В полном собрании сочинений В. И. Ленина отсутствует даже упоминание о Нечаеве. Не упоминается его имя ни в одном из сохранившихся документов ленинского архива. Однако в воспоминаниях В. Д. Бонч-Бруевича имеются следующие строки:

«До сих пор не изучен нами Нечаев, над листовками которого Владимир Ильич часто задумывался, и когда в то время слова «нечаевщина» и «нечаевцы» даже среди эмиграции были почти бранными словами, когда этот термин хотели навязать тем, кто стремился к пропаганде захвата власти пролетариатом, к вооруженному восстанию и к непременному стремлению диктатуры пролетариата, когда Нечаевва называли — как будто это особо плохо — «русским бланкистом», Владимир Ильич нередко заявлял о том. что какой ловкий трюк проделали реакционеры с легкой руки Достоевского и его омерзительного, но гениального романа «Бесы», когда даже революционная среда стала относиться отрицательно к Нечаеву, совершенно забывая, что этот титан революции обладал такой силой воли, таким энтузиазмом, что и в Петропавловской крепости, сидя в невероятных условиях, сумел повлиять на окружающих солдат таким образом, что они всецело ему подчинились».

«Совершенно забывают, — говорил Владимир Ильич, — что Нечаев обладал особым талантом организатора, умением всюду устанавливать навыки конспиративной работы, умел свои мысли облачать в такие потрясающие формулировки, которые оставались памятными на всю жизнь. Достаточно вспомнить его ответ в одной листовке, когда на вопрос — «Кого же надо уничтожить из царствующего дома?», Нечаев дает точный ответ: «Всю большую ектению». Ведь это сформулировано так просто и ясно, что понятно для каждого человека, жившего в то время в России, когда православие господствовало, когда огромное большинство так или иначе, по тем или иным причинам, бывало в церкви, и все знали, что на великой, на большой ектений вспоминается весь царский Дом, все члены дома Романовых. Кого же уничтожить из них? — спросит себя самый простой читатель. — Да весь Дом Романовых, — должен он был дать себе ответ. Ведь это просто до гениальности!»

«Нечаев должен быть весь издан. Необходимо изучать, дознаваться, что он писал, где он писал, расшифровать все его псевдонимы, собрать воедино и все напечатать», — неоднократно говорил Владимир Ильич.

К сожалению, даже нечаевский «Колокол», который он вел после Герцена и который является действительно библиографической редкостью, до сих пор не переиздан.

И вряд ли найдется один человек из миллиона жителей СССР, который если не читал, то хотя бы видел эти очень интересные произведения, принадлежащие перу одного из самых пламенных революционеров.

Я думаю, что мы должны выполнить завет Владимира Ильича и в этой области — области переиздания классиков нелегальной литературы.[14]

Заветы вождя мирового пролетариата его последователи выполнили лишь частично — они многому научились у Нечаева и превзошли своего учителя, но его цинично откровенных сочинений никто воедино не собрал, издание их не принесло бы пользы новым хозяевам новой империи. Вскоре после октябрьского переворота началось восхваление Нечаева и нечаевшины. «Какая грандиозная фигура, — размышлял историк М. Н. Коваленский, — на пути русской революции! Грандиозная революционная энергия, громадный организационный дар, объявление беспощадной войны всему старому миру, осужденному на гибель, на исчезновение, низложение примата старой буржуазной морали и замена ее новой этикой — этикой революции, для блага народа все средства хороши».[15] Известный коммунист А. И. Гамбаров писал: «Нечаев был революционер, и революционер такого исключительного масштаба, такого пламенного размаха, аналогичного которому трудно найти в истории нашего движения. История знала немало примеров исключительного революционного героизма. Тем не менее на страницах ее нельзя найти хотя бы одного революционера, сколько-нибудь напоминающего собою Сергея Нечаева, В ту отдаленную эпоху, когда движение только что начало выходить на историческую сцену, Нечаев был единственным для своего времени примером классового борца».[16] Выдающийся историк российского освободительного движения Б. Л. Козьмин заявил в 1932 году: «Нечаев будет вполне «реабилитирован» в наших глазах, если нам удастся установить, что условия места и времени, в которых ему приходилось работать, делали неизбежным пользование теми приемами, к которым он прибегал».[17]

Козьмин работал в чрезвычайно тягостных и опасных условиях, вожди большевизма желали видеть Нечаева добрым гением революции, и историку не всегда удавалось говорить то, что он хотел. И все же исследования Козьмина не «реабилитируют» Нечаева.

Когда мы сегодня сталкиваемся с ложью политиканов, законспирированностью их замыслов и действий, шантажом, убийствами, «карательной психиатрией», мафиозностью, политической провокацией, терроризмом разного толка — помните, что это и есть бесовское дыхание нечаевщины. Именно поэтому мы возвращаемся к Нечаеву, чтобы снова рассмотреть его деяния с позиций меняющихся воззрений.

ЮНОСТЬ

В центре Европейской России, между старинными русскими городами Владимиром и Костромой, расположилось родовое владение графов Шереметевых село Иваново. «Пашенных» (земледельческих) дворов в нем почти не было. Жители от мала до велика трудились на сорока восьми фабриках. Годовой оборот ткацких мануфактур превышал десять миллионов рублей, а нищета ивановских рабочих была известна во всей империи. В 1869 году к необычному для феодальной России селу подвели железную дорогу, в начале 1870-х годов разросшееся село Иваново слилось с соседней Вознесенской слободой и превратилось в безуездный город Иваново-Вознесенск.

В метрической книге Крестовоздвиженекой церкви Иванова сохранилась запись о родившемся 20 сентября 1847 года «мужеска» пола младенце:

«Родителями названы Шуйский мещанин Геннадий Павлов Нечаев и законная его жена Прасковья Петрова, оба православного вероисповедания. Восприемниками были: Ярославской губернии. Рыбинского уезда крестьянин Федор Матвеев Лучинский и Шуйской округи деревни Данильцева вольноотпущенная от господ Лазаревых-Станишевых крестьянская дочь Ирина Петрова Тюпкина».[18] При крещении мальчика нарекли Сергеем.

Из регистрационной книги той же церкви можно узнать и об отце Сергея:

«Ковровской округи вотчины помещика Петра Семенова сына Епишкова сельца Колобова от дворовой девки Фатины Алексеевой родился сын Геннадий месяца Генваря 13 дня 1822 года, молитвован и крещен в доме господ их; при том были восприемники: того же помещика Петра Семенова сына Епишкова дети: Павел Петров и Капитолина Петрова».[19]