Лирика - Анна Ахматова

«Он длится без конца – янтарный, тяжкий день!…»

М. Лозинскому

Он длится без конца – янтарный, тяжкий день!Как невозможна грусть, как тщетно ожиданье!И снова голосом серебряным оленьВ зверинце говорит о северном сиянье.

И я поверила, что есть прохладный снегИ синяя купель для тех, кто нищ и болен,И санок маленьких такой неверный бегПод звоны древние далеких колоколен.

ГОЛОС ПАМЯТИ

О. А. Глебовой-Судейкиной

Что ты видишь, тускло на стену смотря,В час, когда на небе поздняя заря?

Чайку ли на синей скатерти воды,Или флорентийские сады?

Или парк огромный Царского Села,Где тебе тревога путь пересекла?

Иль того ты видишь у своих колен,Кто для белой смерти твой покинул плен?

Нет, я вижу стену только – и на нейОтсветы небесных гаснущих огней.

«Я научилась просто, мудро жить…»

Я научилась просто, мудро жить,Смотреть на небо и молиться Богу,И долго перед вечером бродить,Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухиИ никнет гроздь рябины желто-красной,Слагаю я веселые стихиО жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладоньПушистый кот, мурлыкает умильней,И яркий загорается огоньНа башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишьКрик аиста, слетевшего на крышу.– И если в дверь мою ты постучишь,Мне кажется, я даже не услышу.

«Здесь все то же, то же, что и прежде…»

Здесь все то же, то же, что и прежде,Здесь напрасным кажется мечтать.В доме, у дороги непроезжей,Надо рано ставни запирать.

Тихий дом мой пуст и неприветлив,Он на лес глядит одним окном.В нем кого-то вынули из петлиИ бранили мертвого потом.

Был он грустен или тайно-весел,Только смерть – большое торжество.На истертом красном плюше креселИзредка мелькает тень его.

И часы с кукушкой ночи рады,Все слышней их четкий разговор.В щелочку смотрю я. КонокрадыЗажигают под холмом костер.

И, пророча близкое ненастье,Низко, низко стелется дымок.Мне не страшно. Я ношу на счастьеТемно-синий шелковый шнурок.

БЕССОННИЦА

Где-то кошки жалобно мяукают,Звук шагов я издали ловлю…– Хорошо твои слова баюкают:Третий месяц я от них не сплю.

Ты опять, опять со мной, бессонница!Неподвижный лик твой узнаю.Что, красавица, что, беззаконница?Разве плохо я тебе пою?

Окна тканью белою завешены,Полумрак струится голубой…Или дальней вестью мы утешены,Отчего мне так легко с тобой?

«Ты знаешь, я томлюсь в неволе…»

Ты знаешь, я томлюсь в неволе,О смерти Господа моля.Но все мне памятна до болиТверская скудная земля.

Журавль у ветхого колодца,Над ним, как кипень, облака,В полях скрипучие воротца,И запах хлеба, и тоска.

И те неяркие просторы,Где даже голос ветра слаб,И осуждающие взорыСпокойных, загорелых баб.

Н. С. Гумилев. 1910-е годы

В. К. Шилейко, 1910-е годы

Анна Ахматова, 1910-е годы

«Углем наметил на левом боку…»

Углем наметил на левом бокуМесто, куда стрелять,Чтоб выпустить птицу – мою тоскуВ пустынную ночь опять.

Милый! Не дрогнет твоя рука,И мне недолго терпеть.Вылетит птица – моя тоска, —Сядет на ветку и станет петь.

Чтоб тот, кто спокоен в своем дому,Раскрывши окно, сказал:«Голос знакомый, а слов не пойму», —И опустил глаза.

III

«Помолись о нищей, о потерянной…»

Помолись о нищей, о потерянной,О моей живой душе,Ты, всегда в путях своих уверенный,Свет узревший в шалаше.

И тебе, печально-благодарная,Я за это расскажу потом,Как меня томила ночь угарная,Как дышало утро льдом.

В этой жизни я немного видела,Только пела и ждала.Знаю: брата я не ненавиделаИ сестры не предала.

Отчего же Бог меня наказывалКаждый день и каждый час?Или это Ангел мне указывалСвет, невидимый для нас…

«Вижу выцветший флаг над таможней…»

Вижу выцветший флаг над таможнейИ над городом желтую муть.Вот уж сердце мое осторожнейЗамирает, и больно вздохнуть.

Стать бы снова приморской девчонкой,Туфли на босу ногу надеть,И закладывать косы коронкой,И взволнованным голосом петь.

Все глядеть бы на смутные главыХерсонесского храма с крыльцаИ не знать, что от счастья и славыБезнадежно дряхлеют сердца.

«Плотно сомкнуты губы сухие…»

Плотно сомкнуты губы сухие.Жарко пламя трех тысяч свечей.Так лежала княжна ЕвдокияНа сапфирной душистой парче.

И, согнувшись, бесслезно молиласьЕй о слепеньком мальчике мать,И кликуша без голоса билась,Воздух силясь губами поймать.

А пришедший из южного краяЧерноглазый, горбатый старик,Словно к двери небесного рая,К потемневшей ступеньке приник.

«Дал Ты мне молодость трудную…»

Дал Ты мне молодость трудную.Столько печали в пути.Как же мне душу скуднуюБогатой Тебе принести?Долгую песню, льстивая,О славе поет судьба.Господи! я нерадивая,Твоя скупая раба.Ни розою, ни былинкоюНе буду в садах Отца.Я дрожу над каждой соринкою,Над каждым словом глупца.

«Солнце комнату наполнило…»

Солнце комнату наполнилоПылью желтой и сквозной.Я проснулась и припомнила:Милый, нынче праздник твой.Оттого и оснеженнаяДаль за окнами тепла,Оттого и я, бессонная,Как причастница спала.

«Ты пришел меня утешить, милый…»

Ты пришел меня утешить, милый,Самый нежный, самый кроткий…От подушки приподняться нету силы,А на окнах частые решетки.

Мертвой, думал, ты меня застанешь,И принес веночек неискусный.Как улыбкой сердце больно ранишь,Ласковый, насмешливый и грустный.

Что теперь мне смертное томленье!Если ты еще со мной побудешь,Я у Бога вымолю прощенье,И тебе, и всем, кого ты любишь.

«Умирая, томлюсь о бессмертьи…»

Умирая, томлюсь о бессмертьи.Низко облако пыльной мглы…Пусть хоть голые красные черти,Пусть хоть чан зловонной смолы.

Приползайте ко мне, лукавьте,Угрозы из ветхих книг,Только память вы мне оставьте,Только память в последний миг.

Чтоб в томительной вереницеНе чужим показался ты,Я готова платить сторицейЗа улыбки и за мечты.

Смертный час, наклонясь, напоитПрозрачною сулемой…А люди придут, зароютМое тело и голос мой.

«Ты письмо мое, милый, не комкай…»

Ты письмо мое, милый, не комкай,До конца его, друг, прочти.Надоело мне быть незнакомкой,Быть чужой на твоем пути.

Не гляди так, не хмурься гневно,Я любимая, я твоя.Не пастушка, не королевнаИ уже не монашенка я —

В этом сером, будничном платье,На стоптанных каблуках…Но, как прежде, жгуче объятье,Тот же страх в огромных глазах.

Ты письмо мое, милый, не комкай,Не плачь о заветной лжиИ его в твоей бедной котомкеНа самое дно положи.

ИСПОВЕДЬ

Умолк простивший мне грехи,Лиловый сумрак гасит свечи,И темная епитрахильНакрыла голову и плечи.

Не тот ли голос: «Дева! Встань…»Удары сердца чаще, чаще…Прикосновение сквозь тканьРуки, рассеянно крестящей.

«В ремешках пенал и книги были…»

В ремешках пенал и книги были,Возвращалась я домой из школы.Эти липы, верно, не забылиНашу встречу, мальчик мой веселый.

Только, ставши лебедем надменным,Изменился серый лебеденок.А на жизнь мою лучом нетленнымГрусть легла, и голос мой незвонок.

Анна Ахматова