Возвращение - Владимир Паюков

испуганных, одиноких. Вокруг мечутся в панике растерянные люди, куда-то бегут, что-то кричат, а дети стоят молча и смотрят на всех непонимающими глазами. За что эта участь им? Ещё не начавшим жить, только входящим в мир? Из какой-то книги вспомнилось: живые позавидуют мёртвым. И Виктор в смертной тоске позавидовал всем, не дожившим до этой минуты.

Люди в городе, увидев приближающуюся волну, по-разному вели себя. Одни с криками ужаса и отчаяния метались по улицам, хватали детей и бежали из города к синеющим вдали горам. Другие прыгали в автомашины, мчались по дорогам туда же, сталкиваясь друг с другом, пробиваясь наверх. Третьи стояли неподвижно, заворожённо глядя вдаль. Люди по-разному вели себя, но всех их ждала одна участь…

Земля вздрогнула и загудела. Миллиарды тонн обрушились на берег, перемалывая и сокрушая всё на своем пути. Корабли, яхты, лодки, дома, деревья, люди – всё исчезло в бешеном водовороте. С грохотом и рёвом громадный голубой язык слизнул всю зелень, метнулся к горам, ушёл за горизонт. И вскоре лишь клочья пены да плавающие деревья напоминали о трагедии.

5

С грохотом и рёвом громадный голубой язык слизнул всю зелень, метнулся к горам, ушёл за горизонт. И вскоре лишь клочья пены да плавающие деревья напоминали о трагедии. Лёгкая рябь побежала по большому экрану, и мелодичный голос произнёс: «Переход на шестой уровень!»

– Не могу привыкнуть, – глухо сказал высокий брюнет в хорошо сидящем белом костюме, отходя от экрана. – Каждый раз столько боли, крови, разбитых надежд! Я начинаю жалеть, что мы заключили это пари, – обратился он к коренастому рыжему человеку, уютно расположившемуся в кресле напротив экрана.

Тот пружинисто поднялся с кресла, извлёк из воздуха бокал, отпил из него и, засмеявшись, сказал:

– Ничего не поделаешь: таковы условия. По счетам надо платить. Время воровать, грешить, давить слабых – и время расплачиваться за грехи. Не ты ли сказал: время собирать камни и время их разбрасывать? Кстати, о конце: всё нужно было закончить на час позже. Закат добавил бы ужаса и усилил эффект. Но не буду настаивать: ты ведь обожаешь белое и голубое.

– А ты – чёрное и красное, – парировал брюнет. – На четвёртом уровне один красный цвет.

– А как иначе? Планета сорвалась с орбиты, приблизилась к Солнцу, и оно сжигает всё, что только может гореть. Я делаю заставку после шестого уровня и постараюсь тебе угодить. Голубого не обещаю, даже синего, но вот фиолетового будет в избытке. Уже есть кое-какие мысли на этот счёт. А почему ты не говоришь о моей возможности повернуть время вспять? Ещё одно дежавю у двух-трёх сотен людей – и пятая попытка продолжится… Признайся, ты расстроен. Все твои подсказки, тайные и явные, не помогли.

В этой подлой лживой породе никогда не накопится критической массы творцов-созидателей или хотя бы просто порядочных людей. Они умудрились даже тебя распять! А ты их жалеешь! Будут и шестая, и двадцать шестая попытки, но ничего не изменится. Признай своё поражение, и займёмся настоящим делом.

– Нет. Я верю в людей. Просто им нужно чуть больше времени, чуть больше чего-то эфемерного и неуловимого – чистоты души, что ли. Просто им нужно немного помочь. А ты действительно хочешь взять свою попытку? – испытующе глядя на рыжего, спросил брюнет.

Тот снова хохотнул, отпил из бокала и, развалившись в кресле, ответил:

– Почему нет? Ты использовал свои десять попыток, так почему же мне не использовать мою единственную? Только не воображай, что я расчувствовался и мне стало жалко тебя или их. Мне понравилась твоя расстановка игроков на этот раз. Белая раса – север, чёрная – юг, жёлтая – восток, красная – запад. А на пересечении культур – зелёный игрок. Эта фишка добавила столько динамики, что я думаю дать им последний шанс. Но я уверен: в человечестве столько сил саморазрушения, зла и противоречий, что это ни к чему не приведёт – разве что оттянет их конец.

– Ладно, запел старую песню, – улыбнулся Брюнет. – Жми свою красную кнопку, старый брюзга! – И, улыбаясь, он лёгкой походкой направился к экрану…

Обгоняющий время

Чер полной грудью вдохнул свежий утренний воздух, с силой оттолкнулся от земли и взлетел. С лёгким треском за спиной расправились крылья, и сразу же остров ушёл вниз, уменьшился в размерах и вскоре стал зелёной точкой на безбрежной голубой поверхности океана. По широкой дуге Чер сделал разворот, спикировал и, резко увеличив скорость, полетел строго на запад.

Под ним медленно плыл тропический рай, и так же неторопливо, спокойно одна мысль приходила на смену другой: «С этого дня и до конца жизни – только отдых. Беззаботная, праздная жизнь на острове, принадлежащем мне; прогулки на яхте, полёты. Я заработал столько денег, что их хватит не только моим будущим детям, но и внукам. А зачем зарабатывать деньги, не имея возможности их тратить? Больше никаких бессонных ночей на Калипсо в ожидании нападения звероящеров, никаких поисков решения теоремы Бруно, никакой работы. Только отдых. Не прав отец – безнадёжно устарело выражение: „Движение – всё, конечная цель – ничто“. Я своей цели достиг и объявляю год благородной праздности. Для начала – год, а там будет видно».

Чистое солнечное утро сменили сумерки, затем ночь. И Чер подумал о том, какая всё-таки маленькая планета наша Земля. На Калипсо, чтобы обогнать поясное время, ему пришлось бы лететь со скоростью раз в десять большей, чем сейчас. Чер сделал разворот на сто восемьдесят градусов, и ночь быстро сменил рассвет, а затем снова наступило ясное великолепное утро.

Целый месяц Чер наслаждался отдыхом, купался в прозрачной голубой воде, лежал на белом коралловом песке, ловил с яхты рыбу, жарил её и ел, наслаждаясь забытым вкусом несинтезированной природной пищи. Начальник охраны космопорта, продавший ему этот остров, не обманул: всё было великолепно – и погода, и остров, и сама жизнь.

Но через месяц во сне он увидел Калипсо. Белое солнце уходило за горизонт, а красное поднималось. Значит, была весна. Но вместо ярко-зелёной цветущей планеты Чер видел чёрную обугленную почву – ни движения, ни звука, ни ветерка. Даже летающих ящеров не наблюдалось на горизонте. Чер проснулся в холодном поту и до рассвета бродил по огромному пустому дому, а утром, впервые за месяц, не плавал в океане, не летал, а просто сидел в кресле-качалке на открытой террасе, глядя на океан.

Вечером Чер отдыхал в баре ближайшего к его острову городка, а лёгкий бриз покачивал у причала его