Яволь, пан Обама! Американское сало - Андрей Лебедев

— Я правильно поняла, — переспросила Алла, — что до середины девятнадцатого века Западная Украина — это центр русского патриотизма?

— Да, — кивнул Повлонский. — Все это беспокоило австрийское правительство, и оно стало методично создавать теорию, согласно которой существуют отдельные от России «украинцы» как особый народ. Появились политики, которые высказывали это мнение, а потом и литераторы, и историки.

Павлонский очень быстро листал страницы книг, которые доставал с полки, цитировал и небрежно бросал на стол. Скоро у него скопилась гора пожелтевших от времени томов.

— Вот так называемый день рождения «украинства». 25 ноября 1890 года в Галицком сейме представитель «Русского клуба» Юлиан Романчук, учитель «русской» гимназии во Львове, с другим депутатом Вахняниным, тоже учителем «русской» гимназии, выступили с заявлением, что народ Галицкой Руси не имеет ничего общего с остальной Русью и великороссами. Они были куплены австрийцами.

— Где доказательства, что они куплены? Может, это их искреннее мнение?

— Вот доказательства: Анатолий Вахнянин в свое время написал и переложил на музыку патриотическую песнь пробужденной Галицкой Руси, которая начиналась словами: «Ура, на бой, орлы! За нашу Русь святую, ура!», а теперь вдруг стал «украинцем».

— Да, действительно кажется как-то «вдруг».

— Я выступал на конференции в Киеве и спросил по поводу этого факта: «Господа украинские «историки»! Если от веку там жили украинцы, если в каких-то летописях четырнадцатого века употребляется слово «Украина», а на картах шестнадцатого эта самая «Украина» изображена, то с чего вдруг всего лишь более ста лет назад политики совершают такие демарши? За что они борются, если кругом одна Украина и сплошь украинцы? Кому они что-то доказывают?»

— И что вам ответили?

— Ничего! Сказали, что я русский империалист, националист, мерзавец.

— А как отреагировали на заявления Вахнянина простые люди в то время? Поддержали?

— Ха! Во Львове собрался грандиозный митинг, на котором шесть тысяч представителей сел и городов Галицкой Руси единогласно осудили выступление Романчука и Вахнянина.

— Эта цифра и по нынешним меркам не слабая, — согласилась Алла. — А тогда, в условиях гонений со стороны власти и при меньшем населении, совершенно очевидно, это был vox populi.

— В результате второй подписант Романчук рвет с правительством, переходит в оппозицию и ищет сотрудничества с москвофилами.

— А что делала Австрия, когда ее идея не удалась?

— Выделяла деньги! — Повлонский похлопал себя по внутреннему карману, где, видимо, лежал кошелек. — Австрия создает организации «Сечь», «Сокол» и «Пласт» и раскалывает русское движение по политическому принципу. Среди русских появляются не только религиозные консерваторы, но и социалисты, и демократы, которые противостоят друг другу. В 1907 году были проведены прямые и тайные выборы в рейхстаг. При сопротивлении правительства русские избрали тридцать два депутата и организовали в парламенте Австрии «Русский парламентский клуб». Даже те, что называли уже себя украинцами, входят в этот клуб. Слово «украинец» еще не прижилось!

— И это в 1907 году! Фантастика!

— И это при том, что сторонников Австрии и антироссийски настроенных русских было в клубе большинство. На выборах 1908 года позиции москвофилов даже усилились. Это привело к тому, что финансирование «украинских» организаций возросло.

— Но, может быть, русофильство насаждали из России? — робко спросила Алла. — Может, мы тоже своих подкармливали финансово?

— Нет. Только в тысяча девятьсот одиннадцатом году прозвучал с трибуны Государственной думы голос, обращающий внимание на происходящее в Галиции. Депутат Бобринский, возвращаясь со Славянского съезда в Праге, на котором были и делегаты от Галиции, задержался там и был свидетелем ожесточенной предвыборной борьбы в Галиции и стойкости, с какой «москвофилы» боролись за идею единства Руси.

Повлонский опять взял какую-то книгу: «Я не знал, что за границей существует настоящая Русь, живущая в неописуемом угнетении, тут же под боком своей сестры — Великой России. Как любить Русь и бороться за нее, надо всем нам поучиться у галичан», — сказал в Думе Бобринский.

— Ну и что, наши помогли?

— Нет. Все его попытки организовать широкую помощь угнетенной Руси не дали больших результатов. Зато австрийцы исправно платили всем, кто отказывался называться «русским» и переименовывался «украинцем». А когда началась Первая мировая, в дело пошли не только деньги, но и штыки с виселицами. Руки у австрийцев и их пособников были развязаны. Пропагандистская обработка и украинизация населения дошла до крайности: всякий, кто называл себя русским, должен был умереть или стать «украинцем». Русских вешали, расстреливали, отвозили в концлагеря. Это был первый в новейшей истории геноцид. Солдаты-австрийцы и румыны носили в ранцах петли, чтобы скорее вершить свое дело. Каждому, кто донес на москвофила, выплачивали премию в несколько сотен крон. В концлагерях Терезин и Телергоф десятками тысяч умирали русские. Поначалу там даже не было бараков, люди умирали на земле от холода, заражались тифом.

— Почему об этом никто не знает? — удивленно вскинула брови Алла. — Есть вообще какие-то факты, доказательства?

Повлонский достал еще одну брошюру.

— Автор — Ваврик, сам узник лагеря, написал в 1928 году страшный мортиролог: «В деревне Волощине мадьяры привязали веревкою к пушке крестьянина Ивана Терлецкого и поволокли его по дороге с собою. Они захлебывались от хохота и радости, как тело русского поселянина билось об острые камни и твердую землю и кровавилось густою кровью. В деревне Буковине того же уезда мадьярские гусары расстреляли без суда и допроса пятидесятилетнего крестьянина Михаила Кота, отца шестерых детей. А какая нечеловеческая и немилосердная месть творилась в селе Цуневе Городоского уезда! Там арестовали австрийские вояки шестьдесят крестьян и восемьдесят женщин с детьми, мужчин отделили от жен и поставили их у деревьев. Солдат-румын забрасывал им петлю на шеи и вешал одного за другим. После нескольких минут прочие солдаты снимали тела и еще некоторых живых докалывали штыками. Матери, жены и дети были свидетелями этой дикой расправы. Можно ли передать словами их отчаяние? Нет, на это нет слов и силы!» Таких перечислений десятки страниц. Вот так из русских делали «украинцев».

— А что говорят украинские «историки»? — поинтересовалась потрясенная Алла

— Они цинично пытаются представить происходящее как борьбу австрийцев против украинцев. Дескать, в Телергофе убивали не русских, а украинцев…

— Ну это же безбожно! — воскликнула Алла.

— Послушали бы лучше эти историки собственный пропагандистский фольклор:

Украiнцi п’ють, гуляють,А кацапи вже конають.Украiнцi п’ють на гофi,А кацапи в Талергофi.

Павлонский захлопнул книгу и пристально посмотрел на потрясенную Аллу.

— Оценки историков разнятся. Самые скромные подсчеты говорят о том, что в результате террора погибли восемьдесят тысяч. Еще не менее ста тысяч стали беженцами. Другие данные говорят даже о двухстах тысячах убитых, повешенных, умерших от болезней в лагерях. При этом украинские «историки», утверждающие, что это был «геноцид украинцев со стороны австрийцев», почему-то склонны цифры занижать. Хотя, казалось бы, это же повод прокричать на весь мир про очередной «голодомор» и геноцид и потребовать с австрийцев компенсацию! Нет, боятся ворошить тему, боятся обнародовать факты, что главными вешателями русских и доносчиками были именно новые, свежеиспеченные австрийцами, «украинцы». Немудрено, что украинские историки так скупы на претензии к австрийцам.

— Подонки…

— Сам основоположник «украинской истории» Грушевский целиком и полностью находился у австрийцев на содержании и выполнял их заказ. В начале тысяча восемьсот девяносто первого года профессор Антонович вернулся из подвластной австрийцам Галиции и привез сенсационную новость — во Львове австрийцы планируют открыть императорскую королевскую кафедру истории Украины. Отправляться туда лично старый хитрец не захотел. Менять Киев на Львов и сейчас найдется немного охотников. А тогда на переезд из стремительно развивающейся «матери городов русских» в маленькое провинциальное местечко мог отважиться только такой никчемный ученый, как Грушевский.

— Это его портрет сейчас печатают на украинских деньгах? — уточнила Алла.

— Да. Но этот главный «украинец всех времен и народов», по его же собственному признанию, не владел даже «украинским языком». Над его попытками писать на мове смеются сами украинцы. Но вскоре из Львова одно за другим посыпались научные «открытия». Российский подданный Грушевский неожиданно открыл «украинские племена» и «украинских князей». Причем открыл в те времена, когда ни украинцев, ни русских, ни даже австрийцев еще и на свете не существовало. Через несколько лет Грушевский, кроме недописанной «Истории Украины — Руси», обладал на территории Австро-Венгрии усадьбой в закарпатской Криворовне, виллой во Львове на Понинского, 6, а также — огромным доходным домом в Киеве на углу улиц Паньковской и Никольско-Ботанической. Во дворе этой шестиэтажной громадины находился еще и двухэтажный «флигелек» размером с приличный особняк. Он тоже принадлежал оборотистому «историку». Никакого профессорского жалованья не хватило бы на строительство всех этих архитектурных объектов. Тем более киевскую «штаб-квартиру» проектировал Кричевский — один из самых дорогих архитекторов начала двадцатого века. Возвели ее рекордными темпами — всего за два года, почти перед самой войной, в разгар киевского строительного бума.