Inanity - Олег Малахов

(Взрывы цивилизации, Эжен уже взорвал земной шар, кто-то уже взорвал вселенную, персонажи дерутся, убивают друг друга. Полное помешательство.)

Каждый из мудрецов пытался заболеть лейкемией, что позволяло путем сокращения жизненного срока пребывания на Земле повысить восприимчивость ко всему доселе непознанному. У многих, достигавших состояния безграничного познания человеческого рацио и безмерной вовлеченности в бездну разоблачений истины, возникали дополнительные глаза и губы, росли новые груди, и члены тел увеличивались и разветвлялись. Каждый как будто превращался в отдельное дерево, а все вместе напоминали сады с человеческими признаками.

Я делаю утреннюю зарядку, противоречу своим принципам, и перестаю мастурбировать, хотя у меня появились новые журналы с фотографиями очень соблазнительных девушек. Надоели клипы сексапильных девиц. Необходимо сделать зарядку. У Марии начинается приступ воспоминаний. Я смотрю на округлившиеся глаза ее, вопрошающие: где ты, Пабло? Я протестую и продолжаю зарядку, я стар, я Эжен, а не Пабло, я взорву этот мир.

Нужно ухватиться за движимые материи. И профессура университета полностью погрузилась в изучение сперва структуры материй, а затем и природы их взаимодействий. Пабло был на полголовы выше всех остальных, кто ухаживал за Марией. Ему очень часто снились губы ее ухажеров, целующих ее запястья и предлагающих ей расстаться с желанием увидеть город, в котором они работают. Им был знаком Пабло как отличный специалист, разрабатывающий новый препарат из плацентарных частиц для излечения макрокосмических болезней. Мария дарила ему лепешки с сыром, уговаривая продолжать работу над новыми изобретениями, ей необходим был покой и уют, ее болезням не было числа, и она обычно сидела на берегу своего любимого моря и смотрела в сторону пароходов, отходящих из городского порта, увозящих ее мечту об исцелении. Пабло присаживался рядом и неожиданно для нее говорил одно и тоже слово день ото дня. Оно всегда было новым для нее, а он устал от этой упорядоченности своей речи. Мария же говорила о крокодилах, находясь в самых оживленных лагунах, прекрасно осознавая, что ее никто не слушает, но слышат все, кто присутствует рядом.

Болезни Марии не упоминались в медицинских справочниках современности, лишь в некоторых манускриптах древних целителей есть пространные описания подобных недугов.

Пабло подарил Марии стулья, на которых они занимались когда-то любовью. Она была растрогана и сожгла их в память о тех безудержных соитиях на кухне ее родителей. Пабло работал усердно и, видимо, забывал, какие прелести в себе таят беззаботность и леность Марии. Она ничего не покупала в магазине напротив, потому что не знала, что такое деньги. Волны моря мочили платье ее, а ветер моря носился над ее светящимися волосами. Пабло был парализован с детства. Когда он отправлялся в университет, он вспоминал об этом лишь в том случае, если его намечавшаяся лекция была посвящена всецело поведению парализованных с детства людей.

Он не делал зарядку по утрам. Она делала ему минет. I'd love to have energetic sex with a seductive shepherdess.В В

Эжен спал, положив голову Марии на плечо, посапывая, специфически постанывая. Мария смотрела в окно на город, ей казалось, что какой-то ее неосторожный взгляд ненависти на дома и трассы может расстроить Эжена, он покорял город, проклял его, он разрушал его, но любил, как никто другой, летучей мышью впиваясь в его артерии. Опустись на землю, Мария, тебя ищут, ищут заблудившиеся дети. Лучи проникают в толщу земной коры сквозь отражающиеся в воде звезды. Только для нее, для Марии он, Эжен, мог разукрасить город красками нежности, сонной неги, цветущего лона самого девственного цветка самого чистого цвета.

-- Я на гитаре сыграю..

-- Не надо.

-- Я забуду, какое полушарие мозга отвечает за мои безумные поступки.

-- Я стану твоим полушарием, миром твоим, сплошной сеткой меридианов, опоясывающей тебя.

Это общение ни к чему не привело. Джордж покинул Эмелиану, назвал ее на прощание Климентиной, и отправился на поиски последних живых добрых детей на планете, чтобы умертвить их до того, как они ненароком не превратились в взрослых. Такие еще проживали в приютах на родине Марии и Пабло. Их навещал Апулей , им дарила свои журналы Климентина. Я меньше слезы каждого из них.

Приглашая Марию к себе домой, я пытался найти в ней некую непричастность ко всему происходящему в деградирующем разлагающемся городском бытии. Она казалась мне закрепощенной какое-то время, отвечала невнятно, не могла найти нужные слова и терялась в самых что ни на есть простых понятиях жизненного мироустройства, характеризуя свои прежнюю и нынешнюю жизни. Я не мог не любить ее голос, ее интонации, ее вопрошающие взгляды.

асстегивая свои брюки, я заметил, что она отвернулась от меня, я надел рядом с ней валявшиеся джинсы и слегка коснулся своей рукой ее лица, она встрепенулась, покраснела, все было неожиданным для нее, но она не могла не прийти ко мне и погрузиться в мою историю, ее очень сильно заинтересовали трансформации моего мозга. Она знала, что такие операции имеют неоднозначные и неожиданные последствия, непредсказуемые и преображающие человека. В ее возрасте можно легко ошибиться. Но не было никого чище Марии, преданнее ее. Я оставлял ее у себя дома чаще, и мне не хотелось, чтобы она волновалась и беспокоилась о своем положении в трагически бездарной структуре моей нации.

Джордж уже не поддавался Пьеру, питался его комплексами, Груниэль признался в том, что однажды он изнасиловал Агнессу, а на следующий день пытался дарить ей кольцо. Агнесса назвала его исчадием ада и скончалась тогда, проводя операцию. Многое становилось доступным. Информация распространялась стремительно.

Мария не могла быть моей любовницей. И любил ее я неистово и безотчетно. В голову свою вставляя ее руки, купаясь в коже ее ягодиц, покрывая ресницами своими ее пупок.

Restrictive state policy overwhelmed our love story. It was always hard to find any explanation for authorities' actions. At tea o'clock at my place just seeing each other hugging each other tightly with devotion and talking of space worlds forgetting scorned races outside we meet. Eating chocolate listening to MBV. Stopping thinking of cruel militiamen. Stop inanity. Just for a second giving a chance to yourself to feel the most comprehensive growth of love inside spreading and bursting out.

В дорогом костюме, постоянно жаждущий увидеть глаза, глаза, глаза, глаза, глаза в глазах, ГЛАЗА, trying to recognise eyes, теплыми руками сжимая холодную бутылку пива, единящую с прошлым, поющий никому не известные здесь песни, вторгаюсь в их безжизненность. Кричу на них с мостов и в подземных переходах, зову Эжена, умоляю его взорвать город, а он уже взорвал мир для Марии. Не находя слов для окружающих меня злых детей, детишек, я пытался бежать от них, притворяясь, будто я играю с ними в какую-то подвижную игру, намереваясь не зародить в них подозрение того, что я их боюсь, несомненно вызвав бы тем самым у них гнусное желание причинить мне боль, издеваться надо мной и моей беспомощностью. Каждый ребенок жевал жвачки и играл в компьютерные игры, но они могли распять меня на любом столбе, в любом подъезде, они чувствовали себя хозяевами. Им не нравилось сталкиваться с непостижимостью чего-либо. Они смотрели новые сериалы о войне и преступности. Они выбирали себе героев, и поклонялись патриотически настроенным старшим товарищам. Они могли не просто распять меня, но еще и уничтожить все, что произвел я на свет, сжечь мои книги, книги моих друзей, могли изнасиловать в очередной раз Кэли и умертвить Ким, которая постарается им сопротивляться, а они ведь дети, никто не смеет их обижать, они бы и Фрэнку сломали гитару, размозжили бы ему голову. Их бы попытался остановить Апулей , но они бы лишь подшучивали над стариком, уничтожив его сутры. Зимой нас бы заставили есть снег. Мы бы умирали от воспаления легких. Нас бы обнаженных выгоняли на улицу, бросали бы в проруби. А если бы их любимая футбольная команда проиграла важную игру, с нас бы живых сняли кожу, и сшили бы из нее футбольные мячи, продавали бы их в бутиках для богатых родителей. Но наши сердца бились бы в унисон. Мы бы цитировали Лорку перед смертью и пели All You Need Is Love.

Но... Но однажды произойдет так, что дождь обрушится на землю и непроницаемой завесой воды оградит нас от безумных мальчиков и девочек, спрячет нас среди своих целительных капель, и мы вырвемся наружу самой великой вспышкой света, доказывая нашу неприкосновенность. Нам больше не смогут причинить боль.

Мы погружаемся в ожидание дождя.

Все сплотились и заиграли музыку, путешествуя в клубах, еще дающих приют борцам за возможность смотреть в глаза, искать глаза, превращаться в глаза, вытекать из глаз новыми глазами, становиться целующими глазами, занимающимися любовью глазами, бездетными и рожающими детей с глазами.

-- Я держу микрофон, -- кричала Ким, -- меня не слышно....

-- Я сяду за пульт, -- кричал Джордж, практически теряющий сознание от выпитого алкоголя. Но больше некому было создать звук, и Джордж преобразился, он все делал вслепую, успевая возбуждать рядом сидевшую Кэли. Энергия распространилась на всех присутствующих.