Вечерний час - Людмила Семенова

Колдуэлл, Уильям Фолкнер, Курт Воннегут, Дэвид Сэлинджер, Фланнери О’Коннор, Грэм Грин, Джеймс Олдридж. И ему показалось, что истории о детях и подростках из прошлого столетия, живущих в сиротских приютах и кварталах для бедноты, вынужденных зарабатывать на кусок хлеба и ввязываться в грязные дела, сталкивающихся с подлостью и теряющих верную дорогу, — именно то, что тронет умы и сердца эфиопских ребят.

— «Теперь улица была совсем узкая, а дома некрашеные и как будто трухлявые. Негры в нижних рубахах стояли у порогов, и негритянки раскачивались в качалках на покосившихся крылечках. Негритята, игравшие на мостовой, бросали свои занятия и глазели на них. Они проходили мимо магазинов с черными покупателями, но не останавливались в дверях. Черные глаза на черных лицах отовсюду следили за ними» — нараспев читал Паша. Некоторые места он еще дома самостоятельно перевел с русского на английский, а потом сравнил с оригиналом и заучил наизусть. Описание нищего района для цветных в южных штатах Америки действительно впечатлило ребят.

— У нас все до сих пор так, и ничего! А тут прямо как ужастик какой-то, — задорно сказал Хиллар.

— Между прочим, жанр южной готики — это своего рода литература ужасов, в ней многое основано на древних, первобытных страхах и порывах, на чувстве безнадежности, — заметил Паша. — Возможно, выходцы из Африки привнесли в культуру и религию южных штатов многое из своих языческих верований. Ничего подобного этому жанру больше не было нигде, хотя литература, проникнутая мраком, надломом и безысходностью, характерна и для России. Но об этом мы поговорим как-нибудь позже.

Он перелистнул несколько страниц и сказал:

— А вот так афроамериканцы выглядят в другом рассказе, написанном от лица одного из них: «Многие выглядели нарядно — вечер был субботний. Волосы у женщин были завиты локонами или выпрямлены, а ярко-багровая помада на их полных губах сильно контрастировала с темными лицами. На них были какие-то чудные накидки или пальто самых ярких расцветок и длинные платья, у некоторых в волосах сверкали украшения, а к платью иногда были приколоты цветы. Красота их могла соперничать с красотой кинозвезд. И такого же мнения придерживались, по-видимому, сопровождавшие их мужчины. Волосы у мужчин были блестящие и волнистые, высоко зачесанные на макушке, некоторые носили очень высокие шляпы с залихватски загнутыми на один бок полями, а на лацканах их разноцветных сюртуков красовался цветок. Они смеялись и разговаривали со своими девушками, но делали это вполголоса, потому что в вагоне находились белые. Белые почти никогда не выряжались и вовсе не разговаривали друг с другом — только читали газеты и разглядывали рекламы и объявления».

Читая эти строки, Паша вновь волей-неволей вспоминал отца и его супругу: в Питер они всегда приезжали в яркой и затейливой одежде, обожали все броские цвета от красного до кислотно-желтого, оба носили бижутерию, узорные шейные платки, рваные джинсы с немыслимыми орнаментами. На фоне мрачноватого северного города они тогда казались сошедшими со страниц чудесной сказки. Впрочем, теперь он увидел Эфиопию своими глазами и убедился, что большей частью она тоже написана в монохромной палитре, будто старый советский фильм, а отдельные разноцветные всполохи лишь подчеркивали ее прозаичность.

Постепенно ребята увлеклись обсуждением рассказов, и Паша не сразу заметил, что к ним присоединилась Амади — она украдкой проскользнула сквозь приоткрытую дверь и устроилась в заднем ряду. Лишь случайно глянув в ту сторону, парень слегка растерялся и приумолк. Хиллар заметил это, оглянулся назад и грозно посмотрел на сестру.

Когда часы занятия истекли, все пошли в столовую. Паша и Хиллар заняли один столик и девушка, боязливо нахохлившись, присела рядом с ними.

— Ты что тут делаешь? — строго спросил Хиллар по-английски.

— Хотела послушать, у вас так интересно, — ответила Амади робко и еще сильнее втянула голову в плечи.

— Что-то раньше ты не особенно тянулась к знаниям, — усмехнулся брат. — Хочешь учиться, так иди в свой класс, а лучше матери помогай.

— Там скучно, — вздохнула девушка. Паша невольно растрогался от того, как она подергивала вздернутым носиком и по-детски надувала губы.

— Ладно, ребята, не ссорьтесь, — сказал он. — Давайте поедим, а потом ты все-таки вернись к себе в класс, Амади, чтобы родители не ругались. Вечером я тебе почитаю, если хочешь.

— Правда? -заулыбалась она.

— Правда-правда, — торопливо заговорил Хиллар и принялся за обед. Паша тоже успел проголодаться и поел с удовольствием, хотя меню здесь было скромным — рисовая каша с каким-то соусом, инджера, ломтик арбуза и пакет сока.

В том, что у местных женщин очень много забот, Паша уже успел убедиться. Хиллар объяснил ему, что по истечении этого года его сестра покинет школу, чтобы помогать по хозяйству и готовиться к замужеству. Но и теперь ей приходилось сопровождать мать к колодцу, находящемуся за чертой городка, и притаскивать громоздкие канистры с мутноватой водой для хозяйства и питья. А через пару лет такая же обязанность ожидала и ее младшую сестренку.

Паша слегка недоумевал, почему нельзя хотя бы приспособить для этого тележку или тачку, чтобы привезти еще больше водыи поберечь силы. Однако он не стал расспрашивать ни Хиллара, ни тем более его отца, а просто пошел в следующий раз за водой вместе с женщинами и помог им принести в полтора раза больше. Это очень удивило всю семью, они до последнего упирались и напоминали, что должны заботиться о госте, а не утруждать его бытом, однако Паша заявил, что у него на родине принято быть благодарным. К тому же, несколько таких «водяных вояжей» помогли ему увидеть много интересного.

— Патриархат такой патриархат, — усмехался он по-русски, пока волочил три канистры, которые к концу пути на жаре казались ему, крепкому парню, налитыми свинцом, а не водой. Ему вспомнилось, как некоторые знакомые девушки из Питера мечтательно говорили, что хотели бы жить в «традиционной семье», где муж отвечает за все, а не становиться универсальными солдатами, как многие современные женщины. «Ведь именно такие тихие и послушные девочки лучше всего умеют управлять мужчинами» — утверждали они, и Паша порой не мог удержаться от улыбки, слыша этот абсурдный постулат.

Теперь он видел такие семьи перед собой и понимал, что жизнью красивой жены-игрушки в подобном обществе живут только единицы, у которых есть служанки — такие же женщины. И никто им не дает поблажек на физическую уязвимость. Ему бы хотелось показать этот мир тем ухоженным «творческим натурам», которые набирали на смартфоне