Две серьезные дамы - Джейн Боулз

Арнолд. И ближние со мною дрались, как тигры. А вот Арнолд – нет, не боец. Моим честолюбивым замыслом всегда было подняться по дереву на ветку повыше, чем мои ближние, и я к тому ж с готовностью признавал полный свой позор, если оказывался на том дереве ниже кого угодно из своих знакомых. В свете я не бывал уже много лет. Никто не приходит со мною повидаться, и я ни к кому не хожу. А вот у Арнолда и его приятелей никогда ничего толком не начинается и не заканчивается. Они для меня – что рыбка в грязной воде. Если жизнь их с какой-то стороны не устраивает и в каком-то месте они кому-то не нравятся, то просто переплывают куда-то еще. Они желают ублажать и нравиться; именно поэтому так легко подойти и треснуть их сзади по башке – они никогда в своей жизни всерьез не ненавидели.

– Что за странное ученье! – произнесла мисс Гёринг.

– Это не ученье, – ответил отец Арнолда. – Это мои собственные мысли, почерпнутые из моего личного опыта. Я очень верю в личный опыт, а вы?

– О да, – ответила мисс Гёринг, – и я действительно считаю, что про Арнолда вы правы. – Она переживала примечательный восторг от того, что они чернят Арнолда.

– Итак, Арнолд, – продолжал его отец и, казалось, веселел все больше по мере того, как говорил, – Арнолд никогда не мог вынести, если кто-то заставал его на самой нижней ветке. Всем известно, насколько велик у вас дом, и мужчины, желающие тем устроить свое счастье, – мужчины железные.

– Арнолд во всяком случае – не художник, – вставила мисс Гёринг.

– Нет, в том-то и дело, – произнес отец Арнолда, все более горячась. – Ему недостает ни мяса, ни нервов, ни упорства быть хорошим художником. У художника должны быть мышцы, дерзость и сила характера. Арнолд же – как моя жена, – продолжал он. – Я женился на ней, когда ей исполнилось двадцать лет, из неких деловых соображений. Всякий раз, когда я ей это говорю, она плачет. Еще одна дура. Она меня ничуть не любит, но ее пугает об этом задумываться, вот она и плачет. Вся зеленая от ревности и свернулась вокруг своей семьи и дома своего, как питон, хоть ей здесь и невесело. Жизнь у нее, коли на то пошло, – жалкая, должен признать. Арнолд ее стыдится, а я ею день-деньской помыкаю. Но несмотря на то, что женщина из робкого десятка, она способна какую-никакую силу показать, поиграть мышцами. Потому что, как и я, полагаю, она верна одному идеалу.

Тут в дверь резко постучали. Отец Арнолда ни слова не вымолвил, а вот мисс Гёринг выкрикнула ясным голосом:

– Кто там?

– Это я, мать Арнолда, – донесся ответ. – Впустите меня, пожалуйста, немедля.

– Одну секундочку, – произнесла мисс Гёринг, – и я вам непременно открою.

– Нет, – сказал отец Арнолда. – Не открывайте дверь. У нее вообще нет никакого права приказывать кому-то открыть дверь.

– Лучше б вам ее открыть, – сказала его жена. – А иначе я вызову полицию – и я при этом нисколько не шучу. Сам знаешь, я никогда не грозилась ее вызвать.

– Нет, однажды грозилась, – сказал Арнолдов отец, и вид у него при этом был очень встревоженный.

– У меня такая жизнь, – проговорила мать Арнолда, – что я уж скорее распахну все двери, пускай все заходят в дом и любуются моим позором.

– Это последнее, что она сделает, – сказал отец Арнолда.

– Когда злится, она рассуждает, как дура. Я ее впущу, – произнесла мисс Гёринг, направляясь к двери. Пошла открьвать. Она не очень испугалась матери Арнолда, рассудив по голосу, что та скорее печалится, нежели злится. Но когда мисс Гёринг открыла дверь – изумилась тому, что, напротив, лицо женщины побелело от гнева, а глаза ее превратились в узенькие щелочки.

– Почему ты всегда притворяешься, будто так хорошо спишь? – спросил отец Арнольда. Только это замечание и пришло ему на ум, хоть он и сам осознавал, до чего несообразно оно, должно быть, для жены.

– Вы распутница, – сказала его жена мисс Гёринг. Ту не на шутку потрясло это замечание – и к ее собственному немалому изумленью, потому что она всегда считала, будто подобное для нее ничего не значит.

– Боюсь, вы взяли совершенно не тот след, – сказала мисс Гёринг, – и я верю, что настанет такой день, когда мы с вами станем лучшими подругами.

– Уж позвольте мне, будьте любезны, самой выбирать себе подруг, – ответила ей мать Арнолда. – У меня вообще-то уже есть подруги, и я не рассчитываю пополнять их список, тем паче – вами.

– И все ж нипочем нельзя быть уверенной, – довольно вяло парировала мисс Гёринг, отступая и пытаясь непринужденно опереться о бюро. К сожалению, назвав мисс Гёринг распутницей, мать Арнолда подсказала своему супругу позицию, которую он займет для собственной защиты.

– Да как ты смеешь! – воскликнул он. – Как тебе хватает духу называть гостью нашего дома распутницей! Ты нарушаешь законы гостеприимства стократ, а я такого не потерплю.

– А ты на меня не ори, – ответила мать Арнолда. – Пускай убирается сию же минуту – или я устрою скандал, и ты об этом пожалеешь.

– Послушайте, дорогая моя, – сказал мисс Гёринг отец Арнолда. – Возможно, лучше будет, если вы в самом деле уедете – ради своего же блага. Уже светает, поэтому бояться вам вовсе не стоит.

Отец Арнолда нервно огляделся, после чего поспешил из комнаты и прочь по коридору, жена его – следом. Мисс Гёринг услышала, как хлопнула дверь, и представила себе, как они продолжат ссору наедине.

Сама она опрометью прошмыгнула по коридору и выскочила из дому вон. Пройдя пешком совсем немного, нашла таксомотор и, не успев проехать в нем и нескольких минут, заснула.

На следующий день солнце сияло, и мисс Гэмелон и мисс Гёринг обе сидели на лужайке и спорили. Мисс Гёринг вытянулась на травке. Из них двоих мисс Гэмелон казалась недовольнее. Она хмурилась и поглядывала через плечо на дом, стоявший у них за спинами. А мисс Гёринг зажмурила глаза, и по лицу ее гуляла слабая усмешка.

– Ну, – произнесла, поворачиваясь, мисс Гэмелон, – вы до того мало знаете о том, чем занимаетесь, что недвижимость в ваших руках – настоящее преступление против общества. Собственность должна быть у тех, кому она нравится.

– Думаю, – сказала мисс Гёринг, – что мне она нравится больше, чем многим. Она мне придает уютное ощущение надежности, как я вам объясняла, по крайней мере, уже десяток раз. Однако, чтобы претворить мой собственный маленький замысел спасенья, я в самом деле верю, что мне