Проклятие Янтарной комнаты - Стив Берри

Тишина была нарушена скрипом ключа во входной двери.

Секундой позже дверь открылась и вошла Рейчел.

— Дети беспокоили? — спросила она.

— Никоим образом.

Он снял с нее плащ, открывший ее тонкую талию и юбку до колен. Длинные стройные ноги были обуты в туфли на низком каблуке. Каштановые волосы ниспадали короткими волнами, едва касаясь худых плеч. Серебряные серьги в виде зеленых тигриных глаз качались в каждом ухе и очень подходили к ее глазам. Она казалась усталой и немного печальной.

— Прости, что не смог сегодня прийти на перемену имени, — сказал он. — Но твой фокус с Маркусом Неттлсом задержал меня в суде.

— Этот ублюдок — шовинист.

— Ты судья, Рейчел, а не спаситель мира. Ты не можешь быть немного дипломатичнее?

Она бросила сумочку и ключи на боковой столик. Ее глаза стали холодными как мрамор. Он уже видел у нее такое выражение лица.

— А что я должна была делать? Жирный ублюдок швыряет сотенные купюры мне на стол и велит мне отвалить. Он заслужил того, чтобы провести несколько часов за решеткой.

— Тебе обязательно нужно постоянно что-то себе доказывать?

— Не разыгрывай роль моего ангела-хранителя, Пол.

— Но кому-то надо им быть. У тебя выборы на носу. Два сильных конкурента, а у тебя всего лишь первый срок. Неттлс уже говорит, что профинансирует обоих. Что, кстати говоря, он может себе позволить. Тебе не нужны такие неприятности.

— Да пошел этот Неттлс.

В прошлый раз он организовывал для нее спонсорскую помощь, занимался рекламой, искал нужных людей, чтобы обеспечить поддержку, привлекал прессу и получал голоса. Он гадал, кто будет помогать ей в предвыборной кампании в этот раз. Организованность не являлась сильной стороной Рейчел. Пока она не просила его о помощи, да он и не ждал этого.

— Ты можешь проиграть, ты знаешь.

— Мне не нужна лекция о том, как себя вести.

— А что тебе нужно, Рейчел?

— Не твое дело. Мы в разводе. Помнишь?

Катлер вспомнил, что сказал ее отец.

— А ты помнишь? Мы разошлись три года назад. Ты с кем-нибудь встречалась с тех пор?

— Это тоже не твое дело.

— Может, и нет. Но кажется, мне одному не все равно.

Она подошла ближе.

— Что это значит?

— Снежная королева. Так тебя называют в суде.

— Я занимаюсь делом. У меня самые высокие рейтинги среди судей в округе согласно последней статистике «Дейли репорт».

— Это все, что тебя волнует? Как быстро ты расправляешься с делами?

— Судьи не могут позволить себе иметь друзей. Тебя все равно обвинят либо в пристрастии, либо в его отсутствии. Уж лучше я буду Снежной королевой.

Было уже поздно, и ему не хотелось спорить. Пол прошел мимо нее к входной двери.

— Однажды тебе может понадобиться друг. На твоем месте я бы не сжигал все мосты. — Он открыл дверь.

— Ты — это не я, — упрямо сказала она.

— Слава богу.

И Пол ушел.

ГЛАВА VII

Северо-Восточная Италия

Среда, 7 мая, 1.34

Его коричневый спортивный костюм, черные кожаные перчатки и угольного цвета кроссовки сливались с ночью. Этому способствовали и коротко остриженные, крашенные в каштановый цвет волосы, темные брови и смуглая кожа — последние две недели, проведенные в Северной Африке, оставили сильный загар на его нордическом лице.

Острые вершины поднимались вокруг него — зубчатый амфитеатр, едва отличимый от черного как смоль неба. Полная луна висела на востоке. Весенняя прохлада задержалась в воздухе, который был свежим, живым и каким-то новым. Горы отражали низкие раскаты отдаленного грома.

Листья и солома смягчали его шаги, они лежали тонким слоем под деревьями. Лунный свет пробивался сквозь листву, освещая тропу радужными пятнами. Он ступал осторожно, подавляя желание воспользоваться фонариком, его зоркие глаза были настороже.

Деревня Пон-Сен-Мартин находилась в десяти километрах к югу. Единственный путь на север — извилистая двухполосная дорога, которая еще через сорок километров выводила к границе с Австрией и к Инсбруку. «БМВ», который он арендовал вчера в аэропорту Венеции, ждал за километр от этого места, в роще. После того как он сделает здесь то, что планировал, он поедет на север, в Инсбрук, где завтра в 5.35 утра самолет Австрийских авиалиний унесет его в Санкт-Петербург. Там его ждет следующее дело.

Тишина оглушала его. Ни звона церковных колоколов, ни гудков автомобилей на автостраде. Только заплатки старых дубовых, еловых и лиственных рощ на горных склонах. Папоротники, мхи и дикие цветы ковром покрывали склоны. Понятно, почему да Винчи сделал Dolemites[4]фоном портрета Моны Лизы.

Лес закончился. Яркий луг цветущих оранжевых лилий простирался перед ним. Шато[5]возвышалось на его противоположной стороне, покрытая галькой подъездная дорога подковой загибалась перед домом. Здание было двухэтажное, стены из красного кирпича декорированы серыми ромбами. Он помнил эти стены со своего прошлого приезда сюда два месяца назад. Они были возведены мастерами, опыт которым передавали отцы и деды.

Ни одно из почти сорока окон не было освещено. Входная дубовая дверь также скрывалась в темноте. Ни заборов, ни собак, ни охранников. Даже сигнализации нет. Уединенное деревенское поместье, принадлежащее промышленнику-затворнику, который практически удалился от дел с десяток лет назад.

Незваный гость знал, что Пьетро Капрони, владелец шато, спал на втором этаже в одной из спален в хозяйской части дома. Капрони жил один, трое слуг ежедневно приезжали в дом из Пон-Сен-Мартина. Сегодня Капрони развлекался: «мерседес» кремового цвета был припаркован перед входом; мотор, наверное, еще не остыл, машина только что приехала из Венеции. Его гостьей была одна из дорогих женщин, работающих по вызову. Они иногда приезжали на ночь или на выходные, получая оплату в евро от человека, который мог себе позволить хорошо заплатить за удовольствие. Сегодняшняя экскурсия совпала по времени с таким визитом, и он надеялся, что женщина — достаточный отвлекающий фактор, чтобы оставить незамеченным его краткое посещение.

Галька хрустела при каждом шаге, когда он пересекал дорогу и заворачивал за северо-восточный угол шато. Ухоженный сад вел к каменной террасе, итальянская витая решетка отделяла столы и стулья от газона. Пара французских дверей открывалась внутрь дома, оба замка были заперты. Он выпрямил правую руку и слегка повернул кисть. Кинжал выпал из крепления в виде кольца и, скользнув по предплечью, упал нефритовой рукояткой точно ему в ладонь, одетую в перчатку. Кожаные ножны были его собственным изобретением, специально сконструированным на крайний случай.

Мужчина воткнул лезвие в косяк двери. Один поворот, и засов поддался. Он спрятал кинжал обратно в рукав.

Войдя в полукруглый зал со сводчатым потолком, он аккуратно прикрыл дверь со стеклянными панелями. Интерьер в стиле неоклассицизма производил впечатление. Две бронзовые этрусские вазы украшали дальнюю стену. Они стояли под картиной «Вид Помпеи», которая, как знал незваный гость, была коллекционной вещью. Собрание книжных раритетов восемнадцатого века расположилось между коринфскими колоннами, полки были заполнены старинными томами. Со своего прошлого посещения он помнил прекрасную копию «Истории Италии» Гуичардини и тридцатитомный «Французский театр». Эти книги были бесценны.

Мужчина пробрался мимо выступавшей из темноты мебели, прошел мимо колонн, остановился у лестницы и прислушался. Ни звука. Он на цыпочках прокрался через фойе по выложенному мраморными плитками полу, стараясь не шаркать резиновыми подошвами. Неаполитанские пейзажи украшали панели из искусственного мрамора. Балки из каштанового дерева поддерживали темный потолок двумя этажами выше.

Он вошел в гостиную.

Объект его поисков невинно лежал на столике из черного дерева. Спичечница работы Фаберже. Серебро и золото по прозрачной клубничного цвета эмали. Золотая застежка гравирована узором из листиков, замочек украшен сапфиром. На крышке инициалы, написанные кириллицей, — «Н. Р. 1901». Николай Романов. Николай II. Последний российский царь.

Он достал из заднего кармана тряпочный мешочек и потянулся за спичечницей.

Комнату вдруг залил яркий свет, мощный поток лучей из верхней люстры ослепил его. Он зажмурился и отвернулся.

В дверном проеме, ведущем в фойе, стоял Пьетро Капрони, в его правой руке был пистолет.

— Buona sera, синьор Кнолль. Я все думал, когда же вы вернетесь?

Кнолль прилагал все усилия, чтобы глаза привыкли к свету. Он ответил по-итальянски:

— Я не знал, что вы будете ожидать моего визита.

Капрони вошел в гостиную. Итальянец был низкий, плотный человек лет пятидесяти с неестественно черными волосами. Он был одет в темно-синий махровый халат, завязанный на талии, ноги босые.