Неудачники, или Как сломали забор - Юрий Воищев

Кончилось это тем, что они уронили удочку в воду, и нам пришлось ее вылавливать. Хорошо еще, что наши удочки были с нами. Толя рассердился и пересадил к нам Кардинала, а к себе забрал Мишку. Это был тонкий ход. Толя знал, что мы Ваське развернуться не дадим. Ришелье сел на носу и демонстративно повернулся к нам спиной. И мы целый час с ним переругивались шепотом, чтобы брат не услышал. А когда он нам уж очень досаждал, мы нарочно попытали голос. Тогда он стушевывался и отчаянно шипел:

— Да тише-е… Тише-е… Подмазались к братеню, пилигримы несчастные… Вот за борт выкину!

Когда мы начали думать, что еще минута — и умрем с голоду. Толя причалил к берегу у двух высоченных сосен.

— Привал!

Все выскочили на берег.

— Без меня в воду не лазить, — улыбнулся Толя. — А если кто нарушит (и он посмотрел на Ришелье), отправлю домой.

Мы решили, что он просто так говорит. Ведь город был уже километров за сорок. Но в воду не полезли, хотя купаться ужас как хотелось.

Ришелье схватил Сашкину удочку и побежал в камыши.

Мы плотно поели, а Кардинал как залез в камыши, так и не вылезал. Только удочка свистела.

Здесь было отличное место для купания. Песчаная коса, и глубоко, по горло. Толя надул волейбольную камеру, и мы играли в воде в волейбол.

Мы уже все уселись в лодке, а Кардинал все махал удочкой.

— Погодите, клюет, — умолял он.

Дай ему волю, он так бы там и остался. Но, когда мотор затарахтел, он сразу прибежал.

— Смотрите, — похвалился он и вывернул карман, — какой окунь!

Окунь и вправду был ничего, с Мишкину ладонь.

Кардинал начал ругаться: вы, мол, поели, а о нем забыли, а у него в животе судорога.

— Приложи ухо, — лез он ко мне.

Я и приложил. Там что-то заскрипело.

— Правда! — согласился я.

— А ты не веришь! Я объявляю голодовку.

И Кардинал полез в мой рюкзак. Он умял десять пирожков с капустой, как один, и заныл:

— Разве это еда! Может, там еще что осталось…

И снова полез в мой рюкзак. Пришлось отобрать.

— Плевал я на вас, буду голодать. Скелет назад привезете! — пригрозил он и улегся па носу.

Я лег на дно лодки и заснул. Когда я проснулся, солнце уже садилось. По воде тянулись длинные тени, и река была похожа на тетрадь в косую линейку.

Впереди река разветвлялась на два рукава. Мы поплыли по левому.

— Василий, — закричал Толя и указал на правый рукав. — Вот где рыба настоящая водится. Там такие окуни!

— Давай остановимся, — оживился Кардинал и стал разматывать удочку. — Ну, на полсекундочки.

— На обратном пути, — ответил Толя. — Мы еще посидим на зорьке.

Мы плыли еще с час, но тут мотор словно начал заикаться: то ревет, то чихает.

— Видать, водоросли вокруг винта обмотались, — сразу определил Колька.

Мотор взвыл и заглох. Нас стало быстро сносить. Толя, не унывая, скомандовал:

— Весла на воду.

Мы начали грести. Как Толя ни старался завести мотор, ничего не выходило.

— Давайте к берегу, — сказал он. — Все равно пора на ночлег устраиваться.

Мы причалили в очень неудобном месте. Берег здесь ощетинился корягами и был похож на ежа. Колька шевелил веслом тину.

— Здесь, наверное, муха цеце водится. И лихорадка, как в Анголе.

— Какая еще цеце? — удивился Толя.

— Смотрел кино «Пятнадцатилетний капитан»?

Толя махнул рукой.

— Здесь их целые полчища, этих цеце.

Мы привязали лодки к корягам. Кардинал схватил мою удочку и убежал ловить рыбу. Толя стал ковыряться в моторе:

— Разведите костер и поставьте палатку. А сумеете?

— Сумеем! — уверенно ответил Колька.

Он у нас все знал и все умел.

— А я рыбу буду ловить для ухи, — донесся из-за кустов голос Кардинала. — Уже одна есть!

Я никогда не думал, что так сложно поставить палатку. Мы в ней запутались, как в бредне. Всякие веревки, дырки, колышки — ничего не поймешь. И вообще я опасался, что мы ее установим вверх ногами.

— Давайте спать на свежем воздухе, — предложил Колька. — Оно и полезней!

Но, когда его укусил первый комар, он передумал:

— А все-таки лучше спать в палатке. Надежнее!

Палатку мы кое-как установили, и тут налетели комары. Сбывалось пророчество Чомбе. Раньше здесь летали разведчики, а теперь они привели целые полчища своих родных и знакомых. Они накинулись на нас, словно не ели целую неделю. Оно и понятно — места необжитые. Мы прыгали и отбивались ветками.

— Теперь я понимаю, — додумался Колька, — почему женщины веера в театр берут. На всякий случай!

— Костер! Костер! — завопили братья башибузуки.

Но дело с костром затянулось, потому что они заспорили с Мишкой, что он не разожжет одной спичкой. Мишка обиделся, положил две газеты и зажег. Газеты вспыхнули.

— Ну что? — гордо спросил Мишка.

Братья башибузуки скорбно молчали. Газеты сгорели, а хворост даже не задымился.

К нам подошел Толя.

— Ну как мотор? — деловито осведомился Колька.

— Дело серьезное. — Толя закурил. — Починю завтра. А о чем спор?

— Да вот, — влез Сашка Лопух, — хвастался, что с одной спички зажжет, и не зажигает.

— Это дело нехитрое, можно и четвертушкой спички зажечь!

— Как это?

Толя расколол спичку вдоль на четыре части и запросто зажег костер. Когда пламя высоко поднялось, мы набросали листьев. Повалил дым, как из вулкана, и комаров сразу стало меньше. Они, наверное, улетели искать Ришелье. Мы решили, что рыбы не дождешься, и начали варить обыкновенный кулеш. Опять налетели комары — пришел Кардинал. Он весь распух от укусов, но торжествовал:

— Уха будет! — и начал выворачивать карманы. Из них сыпались пескари. Кардинал их пересчитал.

— А где еще два? — Он подозрительно покосился на Кольку. — Но все равно на всех хватит, даже без этих двух.

— Мелочь какая-то, — буркнул Колька.

— А зато в них рыбьего жиру сколько, — обиделся Кардинал. — За неделю не выпьешь!

Мы почистили пескарей и бросили в кулеш для навару. Уха получилась отличная, с комарами и песочком. Я ел, и у меня на зубах хрустело. И откуда песок взялся? Не иначе — из пескарей.

Кардинал сам разливал уху по мискам. Он всё боялся, что кому-нибудь перепадет лишний пескарь. А они все разварились. Остались одни головы. Кардинал выловил их и положил себе в миску.

— В них сплошной фосфор. Память прибавляет… Когда мы съели уху, Кардинал вдруг вскочил как ужаленный и вытащил из заднего кармана ощетинившегося окуня.

— Забыли, — горестно прошептал он и густо обсыпал окуня солью. — Он еще пригодится.

Братья башибузуки облизывали ложки.

— Давайте сказки рассказывать, только пострашнее.

— Я знаю быль о привидениях, — раздался от реки голос Кардинала.

Он ожесточенно скреб миску песком, чтобы блестела.

Быль превзошла все ожидания. Страшнее я никогда ничего не слышал. Рассказывал Кардинал жутким голосом и озирался:

— В темном-претемном лесу темной-претемной ночью заблудились два пионера. Разожгли они костер и стали греться. Вдруг слышат — ветки хрустят…

В кустах что-то громко треснуло. Все испуганно насторожились.

…— И подходит к ним старое-престарое привидение и говорит басом (голос Васьки перешел на шепот): «Здорово, пионеры!»

— Здорово, пионеры! — рявкнул кто-то басом из-за кустов.

Даже Толя вздрогнул. А Кардинал метнулся в палатку, только его и видели. Из кустов вышел Сашка Лопух и захохотал, словно его щекотали. Он, оказывается, светляка ловил и все подслушал.

Кардинал из палатки больше не показывался, и конец этой страшной были мы так и не услышали.

КАРДИНАЛ РИШЕЛЬЕ

Всю ночь я не мог заснуть. Мама говорила, что на новом месте всегда не спится. Да и какой тут сон, когда сзади ворочался Кардинал и что есть силы дышал мне в затылок. Того и гляди, что-нибудь подстроит. Это хорошо, что у меня бессонница.

Мишка лежал рядом с матросом и храпел, как папа. И где он так научился!

Предчувствие меня не обмануло. Под утро, когда тьма стала немного жиже, я услышал, как Ришелье осторожно приподнялся и прошептал:

— Алька, ты спишь?

Я ему хотел ответить, но раздумал. Тогда Кардинал спросил у Мишки:

— Мишка, ты спишь?

Так Кардинал перебрал всех по очереди, но никто ему не ответил. Он окликнул меня еще раз. Я снова промолчал. И Ришелье начал пятиться к выходу. И чего это он задумал? Кардинал приколол клочок бумаги к пологу палатки и исчез. Я бесшумно разбудил Кольку и Мишку и объяснил им, в чем дело. Мы осторожно выбрались из палатки и при свете Колькиного фонарика прочитали записку, пришпиленную рыболовным крючком к палатке.

Я уплыл вверх. Догоняйте. Если разойдемся, на обратном пути встретимся. На этом месте.