Пятеро из Рубежного Легиона (СИ) - Аверков Дмитрий

Его и прозвали Щупальник.

Ни одну встретившуюся ему на пути женщину не обделял вниманием, каждую дамочку так и норовил потрогать. Конечно, моральные аспекты и всякие правила приличия — важная часть социума, но его дар был куда выше и сильнее всего этого, не мог он его приструнить. А может, и не хотел.

Все же он не просто тупо и похотливо лапал девиц, он получал удивительные тактильные ощущения, которые, как тонкие материи бытия, доступны не всем. Он буквально впадал в эйфорию, прикасаясь к нежной трепетной коже, к влекущим женским выпуклостям, мягкостям и упругостям…

Существует разумное убеждение: если природа одарила человека какой-либо способностью, то ее надо непременно развивать.

Кто с этим не согласится?

А вот один несогласный нашелся. Да очень он важным оказался и влиятельным.

Однажды Щупальник потрогал ту, что лучше бы не стоило, и после этого у него возникли такие глобальные проблемы, от которых на Земле ему было уже не скрыться.

Так он и попал в Рубежный Легион. Кстати, дару его сразу нашли подходящее применение — отправили на курсы саперов. С минами ведь, как и с женщинами — их чувствовать нужно. Не за то, не так или не вовремя схватишь — и взрыв!

Что ж поделать. Вскоре он смирился со своей нынешней участью, ощущения-то никуда не делись, просто предмет его интереса кардинально видоизменился. Конечно же, он стал лучшим курсантом, даже с завязанными глазами проделывал с минами такое, отчего у опытных саперов волосы дыбом вставали.

Его хотели было оставить, назначить на должность инструктора, однако в учебном центре работала единственная женщина, и она, как назло, была женой начальника.

Как только она не уговаривала и не умоляла своего мужа, даже грозила ему разводом, но Щупальника (после небольшого казуса, свидетелем которого и стал этот начальник) в спешном порядке отправили на одну из самых горячих Омег.

Работы у него появилось предостаточно, он погрузился в нее, увлекся так, что позабыл почти обо всем на свете.

Жители Омеги-3 отчего-то совсем не желали делиться своими ресурсами с добрыми и приветливыми землянами и выражали это свое нежелание в крайне агрессивной форме.

Каждую неделю, а порой и дважды за неделю, они отчаянно нападали на саму колонию и другие колониальные объекты. Правда, им очень редко удавалось, да и то ценой жизней многочисленных соплеменников, прорваться через минные поля. Щупальнику и его товарищам приходилось снова и снова расставлять новые заряды, восстанавливать поврежденные минные заграждения, оберегающие интересы корпорации.

Разумеется, занимались они своей работой лишь после того, как тяжелые бронированные бульдозеры выгребали трупы с рубежной территории, старательно счищая ковшами-лопатами изорванные гирлянды кишок и фрагменты окровавленных тел, а порой и просто утюжа их гусеницами до неразличимого месива. Затем эти кучи останков, пока они не принялись разлагаться, сжигали, естественно, выбирая момент, когда ветер дул в противоположную от колонии сторону.

Все же саперам частенько случалось натыкаться на куски обезображенной плоти четвероруких местных обитателей — то затерявшаяся размером с десятилитровую канистру селезенка, присыпанная землей, брызнет из-под ноги густой струей пахучей фиолетовой крови, то из свежевырытого углубления для мины вдруг выскочит безжизненная когтистая рука, будто пытаясь и после смерти четверорукого хозяина биться с захватчиками непонятно до какого еще конца.

В перерывах между нападениями Щупальник скучал, и единственным для него развлечением стала охота. А охотился он — чудаковато. С помощью все тех же мин, конечно, с очень маленьким зарядом направленного действия. Кому же интересно дичь по кусочкам собирать?

Как ни странно, на одиночных легионеров местные жители не обращали никакого внимания — их раздражали лишь необычные шумные строения пришельцев, их громыхающие буровые установки, ну и большие скопления землян. Так что прогуливаться в одиночку по планете — особой угрозы не представляло.

Порой в его ловушки попадали не тамошние дикие животные и даже не домашняя скотина четвероруких, а сами четверорукие.

Ну, на войне как на войне.

За каждую принесенную голову поверженного врага вне поля боя корпорация выплачивала премиальные. Щупальника, как, впрочем, любого легионера, деньги интересовали, вернее, только деньги и интересовали. Своими другими интересами любой из них вполне мог бы заниматься и на Земле. Кроме, конечно же, Щупальника.

У него же случай вышел особый.

Но к прошлым земным занятиям, о которых он на время забывал, чтобы не терзать себе душу, его все же тянуло в моменты волнительных взрывов памяти. И тянуло весьма настойчиво и порой очень мощно.

Что касается охотничьих баек, которые он любил травить впоследствии — там не было и слова правды, все сочинял на лету. Например, как якобы он пошел на охоту по рассеяности с пустыми руками, и ему пришлось целые сутки без остановки гоняться за мелким зверьком, похожим на земного зайца, и он его все-таки загнал до потери чувств.

Иногда финал для пущей потешности менялся — без чувств падал не заяц.

Или как однажды он, устанавливая свою мину, откопал невероятный клад — пригоршню весьма крупных редчайших и очень ценных камней. Тут же, забыв про всякую охоту, возбужденно устремился обратно в казарму, где аккуратно припрятав свое сокровище под подушку, предался счастливым размышлениям о том, как он этот клад употребит в дальнейшем. Фантазии и мечты роились в голове назойливыми мухами, он же прагматично хотел выбрать ту, что изменит его жизнь разом в наилучшую сторону и на продолжительный срок, а затем уже можно позволить себе осуществить скоротечные сиюминутные приятности и забавы.

Его воздушный замок, набитый до отказа покорными обнаженными красавицами и наполненный до краев морем нескончаемых тактильных радостей, с каждой минутой укреплялся в сознании, обретая все более отчетливые формы и содержание. Ему казалось, что он уже там или вот-вот шагнет в этот волшебный мир твердой поступью счастливца.

Но тут раздался противный тоненький писк прямо из-под его головы. Щупальник, настороженно вскочив, отбросил подушку в сторону и обомлел! Вместо драгоценных камней, вместо его величайшего сокровища — там копошились мелкие противные существа, только что вылупившиеся из его восхитительного «клада»…

Или вот еще одна — про то, как охотясь, он сам стал добычей, угодив в яму-ловушку местных жителей. Выбраться из нее, как он ни прыгал и ни карабкался, у него никак не выходило. И тогда, трясясь мелкой дрожью от страха, он все же решился на отчаянный шаг — при нем же была его охотничья мина, и он использовал ее, как тот сказочный барон, оседлавший ядро. Просчитав все нюансы, Щупальник установил заряд, приладил на мину сверху плоскую каменюку, которую, по счастью, отыскал на дне ямы — и уселся на нее верхом.

Будто пушечный выстрел, взрыв вышвырнул его прочь из ловушки, и ему удалось, еще парящему в воздухе, пока он не попал под безжалостную силу притяжения, ухватиться за верхушку высокого дерева. И без единой царапины и ушиба он довольный возвратился в колонию, правда, чуток разорвал штанину, зацепившись за сучок, когда спускался с этого спасительного растения, благоприятно расположившегося на траектории его невероятного полета.

Безусловно, одной из самых любимых баек, которую легионеры слушали с огромным удовольствием, была о том, как он охотился на мелкую живность, а поймал целый звездолет, причем экипаж и пассажиры на его борту все до одного были особями женского пола, но с непривычным для землянина набором «прелестей». Кстати, про «прелести» он рассказывал всегда по-разному, добавляя все больше новых подробностей и описаний, пусть не всегда у него выходило убедительно, но легионеры внимали охотно, затаив дыхание, и требовали пересказывать байку снова и снова.

В общем, Щупальник был еще тот весельчак и балагур.

О чем он никому не рассказывал, так это о том случае, когда однажды несколько четвероруких, перепрыгивая с тела на тело своих погибших сородичей, пересекли минные поля и тайком пробрались в колонию.