Последний удар сердца - Кирилл Казанцев

Что это за лекарства, кто их производит и для чего они предназначены, Катя особо не вникала: дальнейшим их продвижением и распределением занимался друг родного брата, знойный красавец Лаша Лацужба из Абхазии. С ним Николай когда-то сидел на зоне и даже был в одном отряде. Этот человек и был фактическим директором «Гиппократа-М», где занимался почти всем: от переговоров с людьми из ФСИН и до конспиративных бесед с какими-то странными татуированными личностями, нередко появлявшимися в офисе. Правда, до конца Колян ему не доверял — никогда не сводил с теми самыми поставщиками-«латиносами». Выходы на них имелись только у него, да еще у самой Катьки. А для остальных это была тайна за семью печатями. Но иначе в бизнесе и нельзя. Если без тебя смогут обойтись, то тебя из цепочки обязательно выбросят.

И так уж сложилось, что Лаша стал первой настоящей любовью Кати. Именно он уговорил ее взять отпуск и отправиться с ним в Пицунду: мол, хачапури покушаем, вина попьем, заодно и с родителями познакомлю!

Естественно, Катя не могла отказать — тем более что намерения у Лаши вроде бы были самыми что ни на есть серьезными. Что касается самой фирмы, то Лаша обещал все дела взять на себя. Тем более что Лаша был близким другом брата Николая, к тому же, со слов самого Лацужбы, со старшим братом обо всем было условлено.

И вот теперь, сидя в кафе на набережной, Катя любовно смаковала терпкое местное вино и, глядя на черноглазого, похожего на марьяжного валета Лацужбу, застенчиво ему улыбалась.

— Что молчишь, Катя? — Лаша подозвал официанта, по-хозяйски распорядился принести еще бутылку вина.

— Хорошо тут у вас…

— Хорошо везде, где деньги есть, — то ли в шутку, то ли всерьез промолвил Лацужба.

— Хорошо там, где теплое море… И ты.

Абхазец взял руку девушки, проявляя галантность, поцеловал.

— Не жалеешь, что приехала?

— Ну что ты! — Катя благодарно посмотрела на собеседника. — А когда ты с родителями познакомишь, как обещал?

— Ва, слушай, женщина, сколько можно одно и то же повторять! — нарочито-грозно прикрикнул Лаша. — Тебе что — меня мало, целую толпу родственников сразу тут хочешь собрать? Зачем еще нам теперь мои папа-мама?! Я обещал — я сделаю. А пока — отдыхаем, да? Вон, видишь, море, пальмы, вино какое вкусное… Все для тебя! Или тебе что-то не нравится?

Отдых Кате действительно очень нравился. Блестело море, шуршали пальмы на ветру, белоснежные чайки с гортанными криками парили над белопенными волнами. Правда, Шпаликова все-таки не забывала о работе, то и дело интересовалась у Лаши, как там в «Гиппократе-М» идут дела. Однако молодой абхаз только отмахивался — мол, все на мази, пусть твой брат этим занимается, а наше дело молодое, будем наслаждаться теплым морем, южным солнцем и вкусными винами! А потом и дорогого Колю на нашу свадьбу пригласим! Знаешь, мол, какие в Абхазии свадьбы бывают! По тысяче человек!

Официантка с неулыбчивым лицом принесла бутыль вина, открыла, разлила по бокалам. Лацужба взял бутыль, бросил взгляд на этикетку.

— «Амра» называется. Знаешь, что такое по-нашему «амра»? Солнце. Твое здоровье!

— Спасибо, — Катя пригубила, поставила бокал на стол, достала из сумочки мобильник. — Лаша, что-то никак понять не могу: как сюда приехала — ни одного звонка не было, хотя за роуминг заплатила. И я в Москву дозвониться не могу. И ни одного е-мейла с работы.

— Коле дозвониться не можешь? — кавказец вскинул черную, словно рисованную бровь.

— Ему. И он почему-то трубку не берет.

— Да не волнуйся ты! Связь плохая. Тут иногда такое бывает… — Лацужба вновь разлил вино по бокалам. — А давай как-нибудь на озеро Рица съездим!

— Давай. Только…

— Что, о Коле так печешься? Успокойся, я ему сегодня же сам с домашнего позвоню, — Лаша приподнялся, поцеловал Катю в щеку. — Прямо вечером. Да, слушай, как я мог забыть? Мне ведь сегодня кабана надо убивать. Знаешь, какой огромный боров вырос?

— Ты что, сам его убивать будешь? — не поверила Шпаликова.

— Конечно! А что, тебя просить?

— Как-то не представляю тебя в такой роли. Ты что, уже убивал свиней?

— Я много кого убивал, — ответил абхазец то ли в шутку, то ли всерьез. — Если тебе неприятно на это смотреть — прогуляйся пока, через пару часов вернешься. А я тушу разделаю, шашлык-машлык замариную, сегодня как раз под чачу и покушаем, да?

День до вечера прошел у Кати в праздном ничегонеделании. Молодой кавказец отправился домой, а девушка несколько часов бродила по набережной: покупала какие-то безделушки, заходила в кафе, спускалась к морю и, сняв босоножки, окунала ноги в теплую соленую воду. Несколько раз Шпаликова набирала номер брата, но — безрезультатно.

Конечно, она почти безоглядно верила Лаше: ведь он действительно был другом ее брата! К тому же Лацужба обещал, что в отсутствие Кати все бизнес-дела будут идти своим чередом. Но, с другой стороны, Катя слишком хорошо знала характер брата: Коля был крут, особенно во хмелю, обид никогда и никому не прощал, и банальная ссора в московской дорожной пробке могла перейти в жуткую поножовщину. Как знать — может быть, он опять в следственном изоляторе или с ним случилось еще что-нибудь похуже?

И тут девушку осенило: а что, если позвонить с переговорного пункта? Тем более что на набережной их было несколько.

Звонок на мобильный Коли ничего нового не дал — «абонент временно недоступен». А вот в «Трастсанбанке» трубку стационарного телефона в кабинете брата подняли сразу.

Катя оживилась и торопливо произнесла прежде, чем ей успели ответить «алло»:

— Николай?

Из трубки донеслось удивленное покашливание.

— А кто его спрашивает? — донесся из наушника чужой голос.

— Нет, это вы мне скажите, что делаете в кабинете Николая, почему берете трубку? — возмутилась Екатерина Викторовна Шпаликова.

— Вы что, ничего не знаете? — прозвучал удивленно голос.

— А что, собственно говоря, я должна знать?

После небольшой, но выразительной паузы из трубки донеслись короткие гудки. Катя растерянно сняла очки, протерла их носовым платком… Было очевидно, что с братом что-то произошло. Но что?

Об этом наверняка уже должен был знать Лаша. Катя вышла из стеклянного павильона переговорного пункта, обессиленно уселась на лавочку. И, с трудом поборов желание тут же позвонить жениху, побежала к стоянке такси: все-таки о таких вещах лучше говорить не по телефону…

Лаша Лацужба стоял во дворе своего шикарного дома. На дощатом помосте лежала уже осмоленная туша кабана. Рядом, в эмалированной выварке, дымился свежий ливер. Теперь абхазец совершенно не походил на себя прежнего: забрызганный свежей кровью, с острым ножом в руках и с банданой на голове, он напоминал кровожадного кавказского боевика из сериала.

— Лаша… — Катя бросилась к жениху. — Что с Колей?

Кавказец воткнул нож в помост, прищурился.

— В Москву с «переговорки» звонила?

— Да…

Абхазец утер пот со лба, осторожно приобнял девушку, прошептал на ухо:

— Крепись, Катя. Я тоже час назад узнал. Не хотел, дорогая, тебя тревожить. Дело в том, что…

…Катю удалось успокоить лишь через час. Лаша накапал ей транквилизаторов, уложил в постель и даже присел рядом. Сестра убитого с отрешенным видом молчала. Наконец тихонько спросила:

— Лаша, кто это мог сделать?

— Не знаю, Катенька, — Лацужба осторожно прикоснулся к руке Шпаликовой. — Ничего пока не знаю. Известно мне лишь одно: нам с тобой сейчас в Москву ехать нельзя. Хорошо, что ты хоть не назвалась по телефону.

— Даже на похороны ехать нельзя? — Катя приподнялась на локте, обескураженно взглянула на Лацужбу.

— Ни в коем случае. Коле этим уже все равно не поможешь.

— И как же теперь… бедный Коля, его же в землю зароют, света Божьего больше не увидит! — Катя тихонько всхлипнула. — А я тут буду сидеть, даже не попрощавшись!

Лаша с силой сжал руку Кати.

— Нельзя, Катя. Там ведь, как выяснилось, не только Колю убили, но и людей, с которыми ты по медикаментам работала. А там люди очень серьезные!

— А когда можно будет?

— Не знаю. Зато в Абхазии тебя никто и искать не будет. У меня тут все завязки, если кто подозрительный появится — местные менты сразу свистнут. Главное для тебя теперь — сидеть очень тихо, никуда не звонить, никому не писать… И во всем слушаться меня. Договорились?

Катя хотела еще что-то спросить, но, едва взглянув на жениха, осеклась. В тусклом свете ночной лампы Лаша выглядел сурово и сосредоточенно, невольно напоминая себя давешнего, с окровавленным ножом в руках. Губы его были плотно сжаты, глаза прищурены.

Несомненно, абхазец прав: люди, убившие Колю, теперь вполне могли начать охоту и на его сестру. А потому здравый смысл подсказывал: лучше послушаться жениха. Ведь теперь Лаша оставался, по сути, единственным человеком, которому Катя могла доверять…