Полкило смеха - Алексей Михайлович Домнин

Владик поднял кирпич — и петух важно зашагал в сторону.

— Я знаю, почему он такой клевачий, — сказал Владик. — Потому что заколдованный.

— Сам ты заколдованный, — вздохнула мамка.

Владик тоже вздохнул и пожалел себя. Почему-то всё у него получается не так.

Вчера Генка с соседней улицы порезал палец и хвастался этим. Владик прибежал домой к мамке — она чистила на кухне картошку — и тоже попросил порезать ему палец. И с готовностью протянул руку. Мамка назвала его невозможным ребёнком и прогнала.

Он нашёл синее стекло. Зажмурился и чиркнул по мизинцу.

Мамка отлупила его и поставила в угол.

Генке хорошо, он возможный. А Владик невозможный. А почему — он сам не знает. Такой уж есть. Пятый день он первоклассник, и пятый день учительница сердится на него больше всех.

В школу он чуть не опоздал.

Было рисование. Он разложил краски и нарисовал всадника с шашкой. Закрасил его зелёным цветом. Потом шапку — синим. Синяя краска растеклась по лицу и плечам всадника.

Анна Ивановна покачала своими кудрями.

— Испортил.

— Нет. Это он сам шапку выкрасил и мокрую надел. Когда шапка высохнет — он умоется.

Учительница рассмеялась. И ребята тоже.

А на другом уроке она спросила, кто может рассказать стихотворение. Владик думал о рыжем петухе. Надо ночью залезть в курятник и произнести заклинание:

Эна-ка, бена-ка, рена-ка рух, Ты расколдован, клевачий петух!

Петух завизжит и рассыплется в опилки.

Владик не заметил, как поднял руку.

— Ты расскажешь, Владик? — спросила Анна Ивановна.

— Нет, я в уборную хочу.

В классе засмеялись. Анна Ивановна почему-то покраснела.

Владик подумал, что смеются из-за нерассказанного стихотворения, и выпалил:

Катится яблочко — маковый цвет, Ты меня любишь — я тебя нет, Прочь, прочь, прочь, Ты — капитанская дочь.

Это была детская считалка.

Анна Ивановна сказала, что стихотворение глупое, и ещё больше покраснела.

В уборную расхотелось. Руки он больше не поднимал. Разве поймёшь этих взрослых? Расколдовать бы петуха — и сразу всё будет как надо.

Из школы он шёл один, пробираясь вдоль забора, высматривая бесхвостого врага. Его не было. Владик помчался к своей калитке и вдруг подпрыгнул — петух выскочил из подворотни и вцепился ему в штанину. Владик нырнул в открытое окно, и оттуда полетели книжки, чернильница и утюг. Петух победоносно прокукарекал и зашагал в сторону.

— Негодный мальчишка, — всплеснула руками мамка.

Утюг пробил учебник по арифметике, и растрёпанные листы валялись в пыли.

Она больно шлёпнула Владика по макушке и сказала, чтобы он не смел выходить на улицу.

Владик погрозил петуху кулаком. Из-за этого вражины жить становится невозможно.

Он решил свести с ним все счёты.

Разыскал в чулане новогоднюю носатую маску и приделал к ней мочальную бороду, чтобы стать неузнаваемым. Когда стемнело, притворился, что спит. Боялся, что мамка услышит, как колотится у него сердце. И старался не думать о тёмном соседском курятнике.

Больше всего на свете он боялся темноты.

Однажды у мамки были гости. Лохматый дядя Володя читал стихи:

У моря ночью, у моря ночью Темно и страшно. Хрустит песок. Мне очень больно у моря ночью, Есть где-то счастье, но путь далёк…

Голос у дяди Володи был испуганный и тихий.

В саду пряталась тишина, из тёмных акаций смотрели чьи-то глаза.

Когда мамка ушла провожать гостей, Владик укрылся с головой одеялом и слушал, как осторожно тикают часы. Ему казалось, что за стеной кто-то ходит. Он сжался в комок и не смел дышать.

Он стал бояться оставаться вечером один, а просыпаясь ночью, лежал зажмурившись и слушал настороженную тишину.

…Мамка долго, очень долго листала журнал. Так и задремала щекой на странице.

Владик уложил на постель пальто и портфель, накрыл одеялом и вылез в окно. Темнота неслышно ползла следом.

Владик прошёл в соседний двор.

Он вдруг замёрз, на лбу выступили холодные капельки.

В курятнике пахло сыростью. Владик почти ничего не видел — глазные дырки у маски были вырезаны далеко друг от друга.

Он стал повторять громче и громче, чтобы заглушить страх:

Эна-ка, бена-ка, рена-ка…

Голос был незнакомый.

У моря ночью, у моря ночью…

Его трясло, а ноги подгибались от слабости. Он слышал далёкие звуки ночи, а рядом никого не было. Только куры. Они сопели во сне.

— Владик! Владик! — услышал он голос мамы.

Шатаясь, вышел из курятника.

Она побежала ему навстречу, босая, в халате. Схватила его за руку и стала хлестать по заду. Он не сопротивлялся. Только вздрагивал при каждом ударе. Маска с мочальной бородой болталась у пояса. А в руке он сжимал последнее перо из петушиного хвоста.

Уснул он почти сразу. Слышал, как мамка укрыла его одеялом и осторожно погладила холодной рукой его стриженую голову.

Ему приснилось множество рыжих петухов. Они пришли к Владику и попросили превратить их снова в людей.

Когда на другой день он шёл из школы, издали увидел на крыльце мамку. Он помчался вприпрыжку, воображая себя скачущим на коне. За ним погнался бесхвостый петух и клюнул в ботинок. Владик отмахнулся от