Карлики - Гарольд Пинтер

– А чем тебе комната-то не нравится?

– Чем не нравится? Она не существует! Ни черта ты не понимаешь, ты не просекаешь даже то, что с меня требуют выкуп. Если кто-нибудь в ближайшее время со мной не рассчитается, я не смогу погасить долги, и тогда мне конец.

– И много с тебя требуют?

– Им просто деньги не нужны. Не устраивают их деньги, они даже слышать про них не хотят. Им подавай то, чего никто не может им предоставить. А я тоже не могу, потому что у меня самого этого нет. А, да какая разница. Все это неважно. Всему в конце концов свое место и время. Нужно принимать вещи такими, каковы они есть.

– Никогда не слышал от тебя более мудрых слов.

– Tы о чем? Что ты имеешь в виду?

– Всему свое время и место. Нужно принимать вещи такими, каковы они есть.

– Никогда не слышал от тебя более мудрых слов.

Марк прокашлялся и сплюнул в камин.

– Согласись, умеем мы польстить друг другу, – сказал Марк, вытирая рот.

– Готов с тобой согласиться, – сказал Лен, – хотя это не дает ответа на мой вопрос.

– А какой вопрос?

– Что ты здесь делаешь? Что тебе здесь нужно?

– Я думал, что ты сможешь дать мне кусок хлеба с медом.

Лен подошел к окну и поправил занавеску.

– Я знаю, что ты боишься, даже не пытайся скрывать.

– Ну да? – сказал Марк. – Чего это?

– Tы боишься, что я в любой момент могу засунуть тебе в рот кусок горячего угля. Да. Но когда настанет время, увидишь, я набью горячими угольями свой собственный рот.

– Почему это?

– Почему? Это же очевидно. Пит сможет тебе все объяснить. Он будет рядом.

– Tы так думаешь?

– Он обязательно окажется рядом, – сказал Лен, садясь на угол стола. – Но все-таки кое-что о нем я тебе скажу. Раз уж ты пришел. Как ты понимаешь, я прекрасно разбираюсь ни в чем. Ни в чем я знаю толк. Я понимаю, что такое пустота и удушье. А для Пита даже ничто является чем-то позитивным. Ничто Пита пожирает все, оно – хищник, оно – злокачественная опухоль. Но при этом, веришь или нет, он готов горло перегрызть за свою пустоту, он будет насмерть стоять за свое ничто. Он боец. Мое ничто и не подумает действовать таким образом. Оно сидит и облизывает лапы, пока я усыхаю. Это настоящее ничто – полный паралич. Ни конфликта, ни борьбы. Я – это оно. Я и есть мое собственное ничто. Это единственное, что меня обнадеживает, больше мне радоваться нечему.

– Дерьмо собачье, – сказал Марк.

– Зачем ты так говоришь?

– Моча кошачья.

– Ладно, ладно. Пусть будет по-твоему, только позволь задать тебе еще один вопрос.

– Валяй.

– Что ты имеешь против Иисуса Христа?

– Хитрый ход.

– Будешь играть?

– А в какой фирме он работает?

– Он внештатник.

– Ах вот как, – сказал Марк, – и все, что за ним числится, известно каждой собаке, так ведь?

– Все, что записано, дорогого стоит.

– Вот, значит, он какой парень, – сказал Марк. – Ну и что? Помог он тебе хоть в чем-нибудь в последнее время?

– Могу тебе сказать, что он дал мне несколько очень дельных советов, – сказал Лен и пожал плечами. – Но ведь у каждого, наверное, свое слабое место.

Он заходил по комнате, сжимая кулаки и снова расслабляя пальцы.

– Да, кстати, – сказал Марк, – до меня дошли слухи, что ты повышаешь тарифы.

Лен остановился и обернулся.

– Я повышаю? Кто тебе это сказал?

– Надеюсь, ты не собираешься урезать бюджет. Лен сел у камина лицом к Марку и улыбнулся.

– Я ждал, что ты об этом заговоришь, – сказал он.

– Мог бы и намекнуть мне заранее, а еще лучше – набросал бы график повышения. Глядишь, я бы пару пенни сэкономил.

– Послушай. Я признаю, что мои цены понемногу растут, есть такая тенденция, но, если ты почувствуешь, что не в состоянии оплачивать мои расходы хотя бы по себестоимости, я всегда смогу договориться, чтобы тебя посадили рядом с водителем или, на худой конец, в багажное отделение. Но если уж говорить начистоту, я бы предпочел, чтобы ты сам назначил справедливую цену. Сколько ты хочешь? И как ты узнал, что я поднимаю цены?

– Пит мне сказал.

– Ну ясно.

– Почему? У него что, деньги в это дело вложены?

– В каком-то смысле, наверное, да, но насчет этого я не в курсе. Не хочу я брать с тебя полную цену, мне совсем не нравится так себя вести. Но и ты пойми: я нахожусь в полной зависимости от бухгалтерии и состояния рынка. Если рынок развивается или, наоборот, сокращается, что я могу сделать? Пойми ты, Марк, это абсолютная правда. Мой ревизор, мой эксперт-аудитор прячется сейчас за какой-нибудь здоровенной книгой. Врать не буду. Он там, ну там, рядом с радио.

Марк повернулся в кресле и оглянулся через плечо.

– Черная книга?

– Да.

– Толстая черная книга?

– Да.

– Что-то знакомое.

– Ну.

– А страниц-то в этой книге – считать не пересчитать.

– Да. Вот он там прячется, но я-то его вижу, это я могу тебе точно сказать. По крайней мере я могу его увидеть.

– Ну и как он там? – сказал Марк.

– Ничего. У него-то как раз все нормально. Но в любом случае, как только я получу какие-то результаты наблюдений и исследований, ты об этом узнаешь.

– Договорились.

– Но учти, Марк, ты должен будешь сделать мне одно одолжение: перестань плеваться. Ты просто обязан перестать плеваться. Я понимаю, что ты имеешь Право, но и я имею. У тебя должны быть хоть какие-то манеры, даже если у тебя больше вообще ничего нет. Будь сдержанным, вот все, о чем я тебя прошу.

– Постой минуточку. Я что-то не понял, кто из нас цены поднимает, я или ты?

– Я тебе сейчас объясню, – сказал Лен. – Понимаешь, одна из моих проблем состоит в том, что я склонен принимать отражения дворцов и луны за них самих. Мои предки неоднократно объясняли мне, что представляют собой реальные объекты, и я уважаю старших. Но настало время научиться самому в этом разбираться. Я должен попытаться научиться смотреть сквозь отражения и видеть за ними сами предметы. Что я теряю? Конечно, у тебя есть Право, но, с твоего позволения, и я воспользуюсь своим Правом, тогда и ты сможешь пользоваться своим Правом сколько влезет!

– Это как?

– Видимо, никак.

– А как насчет Пита? У него ведь тоже есть свое Право.

– Пит будет иметь свое Право, – сказал Лен, – даже когда нас с тобой уже в живых не будет. Он-то всех нас переживет. Пит своим Правом все равно воспользуется, нравится тебе это или нет.

Марк закурил сигарету и задул спичку.

– Слушай, Лен, – сказал он, – в конце концов от тебя требуется только одно: взять и написать объявление «Плеваться запрещено». Кто с этим станет спорить? Билеты вон и так сколько стоят. Платить плюс к этому еще и штраф – никаких денег не хватит.

– Да, это неплохая мысль. Так я и сделаю. Но если ты вдруг все-таки случайно плюнешь и не сможешь заплатить штраф, я за последствия не отвечаю.

– Вопросов нет.

– И все-таки ты не понимаешь. Неужели ты не видишь, что поднимать цены я просто вынужден, и, может быть, мне самому придется сесть на переднее сиденье, чтобы не ехать в собственном багажнике. Сам понимаешь, оттуда я ничего не увижу, а когда сидишь за рулем, нужно все-таки на дорогу поглядывать. Места у меня будет предостаточно, вряд ли кто-нибудь сможет покупать такие дорогие билеты. Но и в этом есть свои преимущества: я по крайней мере смогу выбирать маршрут по своему усмотрению и не буду стоять в пробках. Все, решено, так я и сделаю.

Глава пятая

Пит посмотрел поверх ее тела на горбатые тени, заполняющие комнату, а потом, собрав рукой ее волосы, раскидал их снова по подушке. За оконным переплетом была видна полоска луны. Она прижала его к себе. Он положил голову ей на грудь. Над ними, проникая через открытое окно, веял легкий ветерок. Она смотрела поверх его головы на стены. Ей не были видны в темноте места, где стены сходились. Они казались одновременно далекими и близкими. Она посмотрела на сводчатый потолок. Неясный силуэт, свисающий с потолка, постепенно растворялся в окружающей темноте, превращаясь в выпуклую тень. Вдоль стены вытянулась еще одна тень, пересеченная отражением лунного света, падающего из окна. Под ее взглядом темнота, нацеленная на их тела, стала рассеиваться и отступать.

– Я стерла темноту с лица земли, – сказала она.

Пит вытянул руки и, сцепив ладони в замок, потянулся.

– И как же ты это сделала?

– Нет, опять темно, – сказала она. – Еще темнее, чем раньше, из-за того, что ты пошевелился.

– Это все жара. Не было бы так жарко, не было бы и так темно.

– Но летом, – сказала Вирджиния, – день не становится ночью. День – это день. А зимой ночь проникает в день. Летом…

– Я не совсем уверен, – сказал Пит, – что согласен с тобой.

Он зевнул и потянулся, упершись ногами в каминную решетку.

– Но ведь сейчас темно. Еще темнее оттого, что мы такие белые, – сказала она.

– Да.

Он притянул ее к себе и поцеловал, потом повернул обратно на подушку и пристально посмотрел в лицо.