Сказки центральной Индии - Автор Неизвестен

Таким образом, предлагаемый читателю сборник содержит немногим более трети сказок из издания Боддинга и примерно такую же часть материала сборника Элвина. Он включает количественно небольшую, но достаточно репрезентативную долю центральноиндийского фольклора, поскольку отбирались для него в первую очередь те сказки, которые наиболее отчетливо отражают специфику духовной и материальной жизни санталов и гондов. Ввиду того что сборник предназначается для широкого круга читателей и охватывает уже известный специалистам по оригинальным публикациям и достаточно учтенный в фольклористике материал, составитель за редкими исключениями не вводил в него параллельных вариантов, а также тех сказок, которые в какой-либо из своих индийских разновидностей уже представлены на русском языке в ранее опубликованных переводах. По этой же причине, а также учитывая значительную типологическую близость сказок, принадлежащих перечисленным выше народностям Центральной Индии, они даются здесь единым корпусом, без членения по этническим группам носителей. Располагая их в сборнике, составитель в значительной мере следовал классификации сюжетов по Аарне. Данные об этнической принадлежности рассказчика и местности, где записана сказка, содержатся в примечаниях.

Нельзя сказать, чтобы центральноиндийские сказки резко противостояли сказкам из других частей Индии. В большинстве из них мы сталкиваемся с теми же сюжетами и мотивами, которые свойственны индийскому фольклору в целом. Вполне очевидно, что санталам и гондам издавна было знакомо устное творчество их индоарийских соседей, с которыми они живут в длительном и достаточно тесном контакте. Более того, некоторые из рассказываемых ими сказок имеют литературные параллели, зафиксированные в санскритских сказочных сборниках около тысячи лет тому назад. Примером тому служат две помещенные здесь сказки о незадачливом мечтателе, ищущем, как бы получше употребить еще не заработанные деньги (№№ 90 и 91), прототип сюжета которых нашел отражение еще в «Панчатантре» и «Катхасаритсагаре». Это, однако, достаточно редкое исключение. В основной своей массе индийское народное устное творчество весьма далеко отстоит от «классической» сказочной литературы, несмотря на общность целого ряда мотивов. Особенно это относится к фольклору малых неарийских народностей. И все же специфика последнего заключается не столько в своеобразии сюжетов и мотивов, сколько в характере их подачи — в том материальном и духовном фане, на котором они воплощаются и развертываются. Весьма показательно, что подлинной оригинальностью здесь обладают как раз наименее характерные, наименее «сказочные» (в узком смысле этого слова) жанры сказки — те, что ближе всего стоят, с одной стороны, к легенде, преданию или балладе, а с другой — к бытовой новелле, житейскому анекдоту. Образцами первых могут служить гондские сказания о Лохабандхе и Сингхи-сурве (№№ 46 и 47). Круг вторых значительно шире. Сюда относится, в частности, целый ряд сантальских сказок, опирающихся на реальные житейские ситуации, например сказки о пьяном хвастуне (№ 83), о продажных свидетелях (№ 84), о сироте, которого обобрала родня (№ 85), о недогадливом зяте (№ 86), об украденной козе (№ 87) и др. К ним примыкают и сказки муриев, в первую очередь те, которые посвящены выбору невесты (№№ 53, 54 и др.).

Среди более «типических» сказок выделяются определенным своеобразием цикл, связанный с поползновением брата жениться на родной сестре (№№ 56—58; ср. № 43), и цикл, касающийся браков с животными (№№ 29—36).

В числе сказок о животных центральное место принадлежит двум циклам — шакальему и тигриному. Не будучи особо специфичными — сказки этого типа широко распространены по всей Индии,— они содержат немало оригинальных деталей и поворотов сюжета. В то же время эти сказки показывают, насколько большое место в сознании людей, чья жизнь тесно связана с лесом, занимают два зверя: шакал, выступающий здесь в двух традиционно-индийских своих ипостасях — мудрый благожелательный советчик сочетается в нем с бессовестнейшим пройдохой,— и жестокий убийца-тигр, постоянно угрожающий человеческой жизни.

Наконец, своей формой привлекают внимание те гондские сказки, в которых большое место принадлежит песенному элементу. Крайне незамысловатые по сюжету, они покоряют таящейся в них поэтичностью. Таковы, например, сказка о девушке Дасмотин, похищенной змеем (№ 35), сказка о съеденной рыбе-девушке, завершающаяся весьма жестокой развязкой (№ 29), и особенно сказка о безответной невестке (№ 45).

Здесь мы ограничились самыми беглыми замечаниями о характере центральноиндийского фольклора. Тем же, кто захочет ознакомиться с ним более глубоко, можно порекомендовать обратиться к упоминавшейся выше книге В. Элвина. Читатель найдет в ней и специальные характеристики основных типов сказок, и очерк истории изучения индийского фольклора, и исчерпывающую библиографию вопроса.

Г. А. Зограф

СКАЗКИ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ИНДИИ

1. Птичий раджа

Давным-давно птицы решили сделать павлина своим раджей. Вот они и попросили его пойти и одеться во все самое лучшее, прежде чем воссесть на престол. Павлин удалился и возился так долго — свои перья раскладывал так и сяк, что птичий народ устал его ждать.

Среди птиц сидела сова, и все птицы дивились ее огромным глазам. Говорят все друг дружке:

— Надо нам ее сделать раджей.

Время идет, а павлина все нет — вот они и возвели сову на престол.

Все уже кончилось, тут выходит горделиво павлин.

— Ты такой щеголь — ну прямо ганда! — кричит ему воробей.— С нынешнего дня ты будешь наш ганда.

И они прогнали его из собрания, потому что гандам положено держаться отдельно.

2. Лягушка-неудачница

Пошла раз лягушка в гости к гонду. Прискакала к его дому и говорит:

— Рам-Рам, дядюшка.

— Рам-Рам, племянничек,— отвечает гонд.— Омыть тебе ноги теплой водой или холодной? 1

— Холодной,— говорит лягушка.

Гонд притащил горшок холодной воды и только хотел омыть лягушке ноги, она вдруг сама туда прыг, искупалась и назад вылезла.

— Умная ты лягушка,— говорит гонд,— мало воды расплескала.

Потом гонд усадил ее со всем почетом и спрашивает:

— Что я сегодня могу для тебя сделать?

— Дядюшка,— отвечает лягушка,— я иду навестить раджу. Почему бы тебе не послать свою дочку вместе со мной?

Гонду это пришлось по душе, и он послал свою дочку вместе с лягушкой. Лягушка скакала впереди, а девушка шла сзади. Скоро лягушка устала, вскочила на девушку и уселась у нее на груди. Девушка только рассмеялась, и они весело прошли всю дорогу до дворца раджи.

Увидела лягушка раджу и говорит:

— Рам-Рам, раджа-сахиб.

А радже очень понравилась девушка. Он и думает: «У этой лягушки жена милее, чем у меня». Ввел он девушку в дом, а лягушку оставил сидеть на веранде.

Потом раджа спрашивает:

— Омыть тебе ноги теплой водой или холодной?

— Холодной,— отвечает лягушка.

А раджа принес горшок кипятку. Лягушка-то думала — вода там холодная,— прыгнула прямо в горшок и сварилась. Тут раджа женился на девушке, а дохлую лягушку бросил в реку.

3. Шакал и кабан

Раз мучил шакала голод. Думает он: «Пойду-ка я к дядюшке тигру, чего-нибудь у него поесть раздобуду». А по дороге ему повстречался кабан. Шакал говорит:

— Братец, этот мой грязный дядюшка тигр сегодня тебя оскорбил.

— Ладно. Что он сказал?

— Он сказал: «Дай мне только встретить этого грязного кабана — от него и хвоста не останется. Не съем я его, так пусть кто угодно усы мне обрежет».

Вот что сказал шакал. А кабан говорит:

— Если я увижу этого грязного тигра, я его одной ногой укокошу.

Вот приходит шакал к своему дядюшке. Морду совсем скривил.

— Что это ты нынче морду кривишь, племянничек?

— Я встретил кабана по дороге. Он мне сказал: «Дай мне увидеть этого грязного тигра, я его одной ногой укокошу».