Охвен. Аунуксиста - Александр Бруссуев

Впрочем, особо печалиться не следовало: засунув одного косача в наплечный мешок, подвязав двух других по бокам, он почувствовал изрядную тяжесть трофеев. То-то матушка похвалит его за удачную охоту! Охвен пошел домой, нагруженный добычей, и лыжи его проваливались в снег несколько больше, чем по дороге сюда. Карай, пристроившийся сзади и сохраняющий равновесие путем энергичных взмахов хвостом, тоже заметил это. Он был несказанно рад возвращению домой, где можно болтаться, где вздумается, караулить жирных котов и метить свою территорию. Это ли не жизнь!

3

Лето пронеслось стремительно, как оно всегда проходит в краях, где на теплое время приходится мало снега. Удалось вдоволь накупаться, изрядно попотеть на сенокосе, покормить надоедливых оводов и комаров при сборе ягод, помокнуть под дождями на выпасе скотины. А еще каждодневные уроки ратного искусства, потому что каждый карел был воином. Мечи, изготавливаемые местными кузнецами, считались самыми крутыми даже за морями. Утром, с трудом продирая глаза, всегда была одна мечта — выспаться. Да и как этого не желать, если солнце зашло за горизонт совсем недавно, и ночь получалась в три раза короче, чем зимой. А вечером спать рано ложиться — невозможно, потому что еще хочется на рыбалку на вечернюю зорьку сгонять. Вот и незаметно подкрадывается осень. А всех летних дел, как оказывается, еще не успели сделать.

Охвен, когда был маленьким, иногда перед сном очень переживал, что скоро лето кончится. Тогда приходила бабушка Дуня, клала на голову руку и рассказывала волшебные сказки. А еще лучше было слушать про стародавние времена, когда бабушка была еще такой же маленькой, как он сейчас. «Не стоит грустить по поводу времени, внучок», — говорила баба Дуня. — «Его остановить все равно нельзя. Лето проходит, ты подрастаешь, родители твои расцветают, я и другие старики стареем. Все равно это лето останется навеки с тобой».

«Это как, бабушка?» — удивлялся Охвен.

«Память твоя сохранит его. Даже если ты забудешь что-то, твои переживания останутся. И когда-нибудь снова вернутся, заставив вспомнить, казалось бы, давно утерянные воспоминания. Поверь мне, внучок, уж я-то знаю».

Охвен навсегда запомнил эти слова уже умершей бабушки. И они его очень успокаивали, когда лето, показав свою макушку, медленно и верно скатывалось к нудной и дождливой осени. Но эта осень для него предполагала быть особенной: было обещано, что пока не облетела вся листва, Охвена возьмут с собой на большой торг у реки Волхов. К этому событию готовились каждый год, отстаивая брагу, собирая ягоды и грибы, вышивая чудесные накидки и рушники, выковывая непревзойденные мечи и ножи, тщательно перетряхивая добытую пушнину. Все интересовались предстоящей ярмаркой, придумывая рассказы про всякую невидаль, что можно найти на прилавках у специально съезжающихся купцов. Разве, что юргельские иконописцы ни к чему не готовились: к ним всегда приезжали сами.

Охвена брали с собой в качестве простой рабочей силы: поднести, унести, помочь. Народ, что говорил о ярмарке, сам на нее особенно не жаждал попасть: тут нужен был соответствующий склад характера. Купцы без зазрения совести могли втюхивать друг другу бросовые вещи, расхваливая их и превознося качество. К тому же Охвен, выделяющийся среди ровесников ростом, не карликовым, а наоборот, мог выполнять также роль охранника. Разогнать беспризорных собак, испепелить взглядом случившегося рядом попрошайку. Подвернувшись под серьезный разбой, все купцы брались за мечи и воодушевленно махали ими, пока не рубили в капусту нападавших, или им самим не выпускали столько крови, что они, свирепо скаля зубы, затихали, не выпуская оружия, на веки вечные. Но карелов старались не трогать, опасаясь их бешеного нрава. Поэтому предполагалось, что Охвен будет просто носильщиком. Его родители были не против. А ему самому предстоящий поход представлялся приключением, о чем можно будет на святках зимой рассказать местным озорным красавицам.

Сборы были недолги. Во всяком случае, для Охвена. Один день он помогал грузить на большую лодку весь подобранный по такому случаю товар. На второй они уже ушли по реке Олонке вниз, к Ладоге, чтобы повернуть на запад. Потом дойти до устья полноводного Волхова и подняться против течения до самого торжища. Охвен был на голову выше своих родителей, поэтому не заметил невольной слезы, которая скользнула по матушкиной щеке, когда они обнялись на дорогу. Отец же, наоборот, улыбался, как могут это делать только очень веселые люди: его глаза смеялись. И это успокаивало, потому что, в первый раз уезжая из дома так далеко, Охвен переживал. Он еще раз обернулся, пройдя несколько десятков шагов, и помахал рукой. Мать взмахнула рукой в ответ, отец только покивал головой.

Судьба распорядилась таким образом, что это был последний раз, когда он видел своих родителей. Но об этом никто не мог догадаться, потому что все плохое случается внезапно, когда к нему бываешь абсолютно не готов.

Оттолкнувшись от досок причала, лодка, управляемая твердой рукой кормщика, весело заскользила по холодной, вобравшей в себя все прошедшие дожди, воде Олонки. Постепенно скрылись за поворотом крепостные стены, лишь только по хуторам работали люди, лаяли собаки. Осень улыбалась Охвену теплом бабьего лета, а по воздуху плыли паутинки, застревая в волосах и смешно щекотя щеки и шею. Негромко переговаривались товарищи по походу, весело журчала вода за бортом. «В добрый путь!» — подумал Охвен. Он и не подозревал, что этот путь продлится не один десяток лет, которые разделят между собой Аунуксиста — из Олонца и Аунуксесса — в Олонец.

А Карай, подлец, скрылся где-то и не появлялся дома уже вот несколько дней. Словно почувствовал, что хозяин уезжает, и чем это чревато. У Охвена возникала мысль забрать с собой собаку, чтоб составил компанию: двоим товары стеречь-то сподручнее. Но в планы хитрого пса не входила попытка изменения собачьей жизни. Ну да и ладно, пес-то с ним!

К полудню вышли в Ладогу. Хоть погода стояла на редкость благоприятная, по глади озера ходили заметные волны. Охвен поежился от пробирающего до костей ветра. Купцы поставили парус, выполняя таинственные движения по установке мачты, закреплении веревок и натягивания большого полотнища. Помогать его никто не просил, хотя он и рвался быть задействованным. На самом деле толку от него не было в этом деле никакого, потому что он впервые сидел в лодке, где движение осуществлялось без помощи весел, зато при активном участии ветра.

Охвен пробрался на корму, чтоб не путаться под ногами, здесь же сидел только время от времени сменяющийся кормщик, держащий руль так, чтобы они все время двигались на запад. Ему тоже позволили подержать руль, но это было непривычно и тяжело, словно, обнимать доросшего до средней свиньи поросенка. Тот все время норовил вырваться из рук во все доступные стороны горизонта.