Лишь пять дней - Джули Тиммер

Том называл ее «мисс Грязнуля».

Мара притянула Лакс еще ближе. Почувствовала ребра под рукой, ощутила стук сердца, отбивающего ритм. Она наклонилась и прижалась губами к пижаме, ткань оказалась грубой, когда губы коснулись ее. Мара вновь вдохнула запах дочери.

Том говорил, что у малышки нет утреннего запаха изо рта, что она пахнет вся. У них не было другого ребенка, чтобы сравнить, но их удивляло, что к концу ночи Лакс пахла чем-то кислым: сочетание пота и засохшей слюны. Если она не принимала ванну на ночь, то к этому добавлялся еще и запах еды, что она ела накануне. Тому не очень нравилось, но Мара считала, что это самый лучший запах на свете.

Женщина закрыла глаза и вдохнула вновь, прижимаясь как можно теснее к Лакс, пытаясь запечатлеть в памяти драгоценное ощущение тепла маленького тела, выпуклого позвоночника, небольшой головы. Запомнить, как она пахнет, как звучит ее дыхание во сне — маленький всхлип перед каждым выдохом. Как она выглядит — такая спокойная, тихая, маленькая…

Рыдания рвались наружу, ужасный всхлип заставил Мару инстинктивно обнять дочку сильнее. Лакс пошевелилась и попыталась повернуться, но с одной стороны мешало тело матери, а с другой — куча игрушек.

— Что, мама? — Лакс высвободилась из объятий и в смятении проснулась.

— Все в порядке, дорогая. — Мара встала. — Я пришла поправить одеяло, и мне показалось, что ты замерзла. Я легла рядом, чтобы согреть тебя, и уже ухожу, спи!

Она наклонилась, чтобы поцеловать Лакс в щечку, и почувствовала облегчение и одновременно грусть, увидев, как та мгновенно начала клевать носом.

Мара вышла в коридор, и у нее снова подкосились колени, она схватилась за стену, чтобы не упасть, и усилием воли удержалась. Она слышала тихое посапывание дочери и, в темноте прикрыв глаза, сразу же представила себе узенькое плечико, которое в такт дыханию опускается и поднимается. Вспомнила запах ее тела и остатков меда.

Изо рта вырвался тихий стон, прежде чем она заставила себя замолчать и приложила руку к животу. Отчаянное желание вновь ощутить подле себя маленькое тельце болью пронеслось по всему телу, и она вернулась в спальню дочери.

Услышав всхлип в конце выдоха дочери, она быстро приложила руки ко рту, но тяжелый стон, громче предыдущего, уже вырвался наружу. Лакс пошевелилась, и Мара отступила назад в коридор.

Нет, это слишком скоро!

Она не может этого сделать! Воскресенье слишком скоро!

А что, если бы у нее было еще двенадцать месяцев? Еще целый год упоительного собирания завтраков и купаний? Объятий, слез, смеха? Пижам и запаха утреннего тела?

Может, то, что произошло в магазине, было просто единичным случаем? Может, следовало проконсультироваться с доктором Тири или с одним из его помощников, прежде чем делать такие скоропалительные выводы и заключать, что это начало конца?

Болезнь Гентингтона развивается у каждого по-разному. Так они говорили ей почти каждый раз.

Единственный сбой может быть сигналом прогрессирования болезни и ухудшения для одного пациента, но для другого окажется лишь незначительным событием.

Наконец добравшись до кухни, Мара подошла к телефону, набрала номер клиники доктора Тири и оставила сообщение с просьбой принять ее завтра для краткой консультации. Ничего срочного, быстро добавила она, вопрос о незначительном происшествии. Скорее всего, дело не стоит выеденного яйца, и она уверена, что их ответы помогут ей не раздувать проблему из ничего.

Мара почувствовала, как пульс замедлился после того, как она повесила трубку. Может, у нее еще есть время до следующего дня рождения?

Глава 6 Скотт

Скотт откинулся на стуле и удовлетворенно похлопал себя по животу:

— Ты отлично готовишь, Лори! Это было просто потрясающе!

— Спасибо! — Жена отодвинула тарелку, она едва прикоснулась к блюду.

Скотт проглотил еще пару кусочков, прежде чем выдохнул:

— Все, больше не могу…

Лори повернулась к Куртису.

— Собираюсь приготовить завтра спагетти. Может, ты хочешь помочь мне печь печенье на десерт?

Мальчик с набитым ртом улыбнулся и поднял кверху большой палец.

— И это не потому, что мисс Келлер в дневнике поставила тебе хорошую отметку, а просто так. — Лори накрыла ладошку Куртиса своей рукой, и Скотт увидел, как малыш подозрительно уставился на нее, предполагая, что последует за этой фразой. — Не стоит делать событие из того, что ты просто хорошо вел себя в классе. — Голос ее был строг и одновременно снисходителен. — Ты и сам это знаешь: так ты должен вести себя постоянно, просто потому, что это правильно.

Куртис, жуя, кивнул.

— Однажды тебе придется действовать по правилам, несмотря на то что рядом не будет дневника, где ставят хорошие отметки или пишут замечания, и никто не станет готовить поощрительный обед или показывать кино. И ни я, ни Скотт не будем постоянно стоять над тобой и подсказывать, как поступить. Ты делаешь, что должен, потому что так надо, правильно?

Мальчик закивал.

— Потому что всеми поступками повелевает…

Он указал на голову.

— Правильно, а что еще?

Он указал на сердце.

— Вот и умница! — Она потрепала его по руке. — Ты это усвоил, значит, у тебя все получится. Тебе не нужны ни я, ни Скотт, ни даже мисс Келлер. Все, что тебе нужно, — вот здесь и здесь, правильно? — Она указала на голову и сердце.

— Правильно.

Он наконец прожевал.

— Как, например, сегодня, я все делал правильно, — сказал он, посмотрев на них, прежде чем опустить взгляд в тарелку.

Скотт скосил глаза на жену, умоляя ее не раскрывать истинное положение дел.

— Да, и именно поэтому ты получил хорошую отметку, — Лори повернулась и с победным видом уставилась на мужа.

Скотт наклонился и, поцеловав ее, добавил:

— Твой характер становится более покладистым: к тому времени, как родится ребенок, станешь такой же мягкой, как и я. — Лори положила руку ему на колено, и он накрыл ее своей. — Давай, дорогая, мы с малышом помоем посуду, а ты тем временем будешь заниматься какими-нибудь своими делами.

Она ушла переодеваться для похода в книжный клуб, Скотт и Куртис принялись собирать со стола посуду. Куртис, балансируя тарелками, спросил:

— А что бы ты предпочел: чтобы я тебе помог, даже если я разобью посуду, или сделать все самому, и посуда останется целой? А я пока посижу за столом, очень аккуратно, ни к чему не прикасаясь, и расскажу тебе тем временем пару новых шуток.

— А что бы ты предпочел: отправиться в гараж и бродить из угла в угол, заплетенные большими и страшными пауками, или спуститься в подвал и взглянуть, не попалось ли что-нибудь крупное в мышеловки?

— Фуууууу… — Малыш картинно вздрогнул и продолжил помогать с тарелками.

Минут через пятнадцать, когда Скотт насыпал моющее средство в посудомоечную машину, он услышал, как спускается жена.

Он посмотрел на нее и тихо присвистнул. Длинные волнистые волосы Лори рассыпались по плечам. Цвет платья — корица, так она его называла, — подчеркивал их. Ее глаза сияли, лицо завораживало. Правильно подобранное платье преобразило жену. И, наверное, ее красила беременность. Лори действительно стала более покладистой, не только в ее отношениях с Куртисом, но и вообще. У нее даже разгладились жесткие складки у рта и висков, по которым раньше можно было определить разочарование, недовольство или обиду жены. Временами эти эмоции еще проскальзывали в звуке ее голоса, но больше не оставляли след на лице.

Скотт был рад, что она предпочла консервативным маленьким сережкам, которые всегда носила на работу, другие — крупные, в форме слезы, купленные год назад на ювелирной выставке. Эти сережки были длинные, даже драматичные. Ему казалось, что в них Лори выглядит необычно, модно и сексуально.

Женщина знала, как муж относится к серьгам, поэтому надевала их на каждое вечернее свидание и оставляла, даже когда они занимались любовью. Правда, в последнее время, когда она их надевала, все обычно заканчивалось поцелуем в щеку и они оба отворачивались к стенке. Но сейчас его сердце екнуло.

— Ух ты! — Скотт подошел к жене и убрал прядь волос, упавшую ей на лицо. — А в этот ваш книжный клуб мужчин пускают? Просто так, посидеть, посмотреть.

Лори засмеялась и повернулась с Куртису, который стоял у мойки и драил кастрюлю, в которой готовилась лазанья.

— Пять страниц сегодня, хорошо?

Куртис поднял голову и кивнул безо всякого энтузиазма.

— И математика. А потом душ!

Куртис открыл было рот в рвущемся протесте…

— Да, я все знаю, это жутко несправедливо!

Лори подошла, обняла малыша и поцеловала его, быстро скользнула губами по щеке мужа и пошла к выходу.

— Увидимся позже, мои два дорогих мужчины! И одному из вас лучше спать к тому времени, как я вернусь!