Основание скалы - Джордж Локхард

Плачущий Ньяма вернулся в пещеру, и повалился на холодный пол. Медленно подходили остатки племени, и собирались вокруг погасшего костра. Все молчали, хотя большинство зоргов тихо плакали.

– Он… Он всегда поддерживал костёр… – голос Дарьяки был пуст, как пещера без Тьясы.

– Он стал сво-бо-ден… – тихо сказала Ньяка, прижимаясь к своему новому центрию, Яякве.

– Что такое – «свободен»? – спросил Ньяма, подняв голову. Зорг дрожал, но впервые в жизни он чувствовал не страх. Нет, в глубине души Ньямы поднималось некое новое чувство, совершенно незнакомое зоргам ранее. Он не знал, как называется это чувство. Но оно было очень подходящим.

– Я не знаю… – Ньяка заплакала, и обняла Яякве. – Он говорил с богом, я слушала… Племя замерло, как от удара.

– Крылатый!

Его нашли в трещине. Молодой бог пытался вылезти, но запутался в клейкой паутине, и висел там, словно муха. Ньяма тихо завыл от ужаса, и бросился освобождать Крылатого. Через пять минут малыш лежал возле огня, и тяжело дышал, глядя в пламя.

– Я… Я не мог вылезти! – в голосе бога звучало недоумение, и неверие.

– Я звал Тьясу, звал, а он не шёл! Ньяма закрыл внешние веки.

– Ничего, Крылатый… Ничего. Теперь ты снова с нами… А значит, ещё есть надежда.

Странные слова сами вырвались у Ньямы, он никак не мог понять, откуда ему пришла эта фраза. Может, от Тьясы?..

– Ньяма… Где Тьяса? – тихо спросил Ветер, оглядывая поредевшие ряды зоргов.

– Его больше нет, Ветер. – ответил богу Дарьяка, мрачно глядя в костёр.

– Как – нет?… Как это?! Что это значит – нет?!

– Он мёртв. – и эти слова ворвались в холодную пещеру порывом северного ветра, заставив зоргов прижаться друг к другу, в тщетной надежде обрести тепло.

– Но… Но… Но он совсем недавно говорил со мной! И где Икьян? Где их сын?!

– Вместе с отцом. – ветер крепчал, предупреждая о приходе Зимы длиною в жизнь. Крылатый непонимающе смотрел на зоргов, и невольно хлестал себя хвостом.

– Я не понимаю… Объясните! Кто-нибудь, позовите Тьясу!

От боли Ньяма схватился за голову, и грудь его исторгла непонятный звук – то ли плач, то ли стон… то ли рычание?

– Ветер, пойми – Тьясы больше нет. Он умер, как… как мситри. На него поохотились большие хищники, как ты охотишься на мситри. – от несправедливости этих слов Ньяма качался, и не мог раскрыть внешние веки – он боялся. Боялся взглянуть в глаза бога.

– Умер… – Ветер опустился на пол, и потрясённо повторил:

– Умер… – голос бога странно задрожал, и Ньяма медленно поднял взгляд, не осмеливаясь поверить. Боги не плачут…

– Он умер…? Умер?! УМЕР?!!! – глаза Ветра начали медленно сужаться.

– КАК???!!!! – впервые в жизни голос Крылатого стал таким, каким должен был быть. Зорги скорчились от страха, и смотрели на словно выросшего в мгновение ока бога, который стоял в свете пламени, хлеща себя хвостом, и смотрел на них.

Смотрел на них… Глаза Ветра превратились в две пылающие рубиновые звезды, и сузились. Зрачки стали тонкими вертикальными щёлками, сквозь которые рвался наружу сокрушающий огонь, от которого некогда спасался Тьяса, и который всё равно настиг его ученика. Золотые когти выдвинулись на руках и ногах, Крылатый сжался, внезапно превратившись из ребёнка в смертоносную пружину, по виткам которой плясали огненные молнии ярости. Ярости!

И Ньяма понял, что за чувство родилось в нём этой ночью. Он понял это, посмотрев в глаза бога. Ярость.

– Его убили наши хозяева. – в голосе Ньямы более не было тоски, и племя со страхом посмотрело на него.

– Он… Он говорил мне, что не вернётся! А я не понял! Не понял!!! – крик Ветра завершился таким рычанием, что зорги завыли, и сбились в кучу, трепеща от вида разъяренного бога, чей вид вызвал их самые ужасные страхи на поверхность.

– Он знал, что идёт на смерть. Он сделал это ради всех нас, Ветер. Ради тебя. Он умер, потому что знал – останься он в пещере, и Господа нашли бы тебя. – голос Ньямы дрожал, зорг ничего не понимал. Никто из его племени никогда не ощущал ничего подобного. Слова «ненависть», «ярость» – были заимствованы из языка Господ. Зорги, никогда не знавшие вкуса крови, и азарта охоты на добычу, просто не имели этих понятий.

Но Ветер имел их в крови. Кровь богов бурлила в его жилах, наполняя сердца ненавистью – это слово зорги не знали совсем.

– Кто это сделал, Ньяма? – от спокойствия, с которым был задан вопрос, у всего племени остановилась кровь в жилах. Бог неподвижно стоял в пламени костра, но пещера словно светилась красным светом от пламени его глаз.

– Это сделали Господа. – не менее спокойно ответил Ньяма, калеча своими словами Историю, и вонзая в её израненное тело гарпун, призванный навсегда там остаться.

– Я убью их всех. – ответил Ветер, и История в агонии свернулась кольцом, заливая будущее кровью, и стремительно забывая отмирающее прошлое.

– Нет. МЫ убьём их всех. – спокойно уточнил Ньяма, добивая издыхающую змею Времени ударом в висок.

– Да будет так. – Под смертный вопль агонизирующей Истории взгляды бога и вождя встретились, и было в них – одно. Смерть.

И в этот миг племя поняло, почему Крылатые были богами. Они боготворили их, молились им, да – но не понимали, почему. Теперь поняли.

И Ньяма тоже понял. Молодой зорг стоял в отблесках пламени, и тень его плясала на своде пещеры, словно исполняя некий танец смерти, словно готовясь… К чему? Он не знал. Он не отдавал себе отчёта, что стал настоящим вождём. В этот миг он просто ощутил, как на нём скрестились все надежды умирающего племени, и новые чувства бушевали в груди Ньямы, заставляя два его сердца биться удар в удар, разгоняя кровь, наполняя жизнь новым, жутким смыслом.

Некогда, миллионы миллионов дней назад, в другом мире, другие живые существа стояли вот так, вокруг костра, и вздымали руки к небу, крича в бешенной ярости хищника, жаждущего крови. Ньяма не знал, что ступил на тропу войны. Он вообще не знал этого слова. Но если бы некто смог сравнить чувства молодого вождя-зорга, и воина того, канувшего во тьму веков, племени

– то он был бы поражён. Ибо Ньяма познал ярость, став хищником. Он присоединился к миллионам тех, кто жил за счет смерти других. Но, конечно, зорг это не осознавал. Он просто был в ярости. Первый зорг на мрачной планете Мортар за миллионы Циклов.

Напротив Ньямы стоял тот, кто испокон веков жил, убивая других. Напротив Ньямы стоял самый совершенный хищник во Вселенной – дракон. Его бог. Его идеал. То, к чему стремились зорги. То, что осознал перед смертью Тьяса – и от чего отказался. И умер, защищая идеал от превращения в реальность, защищая бога от превращения в убийцу. Тьяса не понимал, да и не смог бы понять, что именно его смерть возродила Кровь Дракона в Ветре, ибо Крылатый НЕ БЫЛ Драконом, пока жил рядом со стариком-учителем! Дракон спал, и молодой бог мог стать первым в истории хищником, не жаждущим крови жертв, а просто питающим своё тело их жизнями…

Но были другие. Был тот, кто превзошёл даже хищников в своей кровожадности – и поднялся на ступень выше. Тьяса был не прав, говоря, что на вершине Скалы Жизни стоял Крылатый. Нет, Крылатый был просто наиболее совершенным хищником. Не более.

На вершине стоял Человек. Он был единственным, кто мог убить просто так, не желая крови своей жертвы, не желая обратить смерть одного во благо других. То был уже не хищник. То была высшая ступень смерти – Убийца. Тот, кто убивает для достижения цели, не имеющей отношения к жизни других. Тот кто может убить ВООБЩЕ не имея цели – просто решив, что ему больше нравится мёртвое животное, чем живое. Наконец, тот, кто убивает из РАЗВЛЕЧЕНИЯ, доставляя себе радость наблюдая смерть других. Он стоял на вершине скалы, сжимая меч, и смеясь в лицо Солнцу, которое не могло отвернутся, ибо даже Солнце не всесильно.

…Той ночью, в жалкой, промёрзшей пещере, в душе Ветра, сына Диктатора Ская, проснулся тот же самый демон, что пожрал и его отца, и Человека. И взревел пробудившийся Дракон, вонзив когти в нежное тело сотканной Тьясой личности Крылатого, разорвав её на части, и НАСЛАДИВШИСЬ этой смертью. И открыв пылающие глаза, Дракон поднял голову, и увидел на Вершине Скалы Человека. И в тот миг хищник с воем испустил дух, упав к ногам Убийцы, который расхохотался, и столкнул тело в пропасть, ибо не видел никакой пользы от его смерти!

В тот миг Дракон стал Человеком – и превзошёл его во всём. Ибо он был – Дракон. И взлетел Дракон на Вершину Скалы, где смеялся Человек, и посмотрел ему в глаза. И под взглядом его, остановился Человек, познав сначала неуверенность, потом страх, потом ужас – а потом СЕБЯ. И убил Дракон Человека, и РАССМЕЯЛСЯ, столкнув тело бывшего Повелителя Вселенной в пропасть, к Основанию, куда никогда не могло достать Солнце – ибо дул Вечный Ветер, гоня по небу кровавые тучи, обтекавшие Скалу, и окрашивавшие её в цвет жидкости, несущей жизнь всегда – и в жилах жертвы, и в пасти хищника.