Впечатления - Ирина Ярич

жилец». Но мне было жалко, ведь цыплятки тратили силёнки, чтобы перевернуться, а им не удавалось и казалось только помоги, и он встанет и пойдёт, но, к сожалению, такие случаи бывали редки.

Потом, проходя и осматривая цыплят, сливая загрязнённую воду и протирая поилки, находили с Аней уже мёртвых.

В обеденный перерыв решила развеяться, пройтись по территории, и пошла в столовую, несмотря на то, что в будни нам привозили обед на зону «А» в административное здание. Есть не хотелось, но надо, ведь впереди ещё много часов до окончания смены.

Одноэтажное небольшое вытянутое здание. Внутри всё более чем скромно. Большие окна идут по всей стене, вдоль которой несколько столов со стульями. Мне показалось, помещение мрачным и персонал не создавал впечатлением дружелюбия и доброжелательности. Мол, получил свою порцию и отваливай побыстрее. Возможно, «каторга» тяготила и здесь.

На обратном пути сделала крюк, решила пройтись по «свежему» воздуху, каким он тут не является. Вскоре услышала не то возмущённые крики, не то жалобные стоны — горланили птицы. Возле одного из «дворов» стояла машина, и мужчины туда заносили, почти забрасывали белых индюков и индюшек. В каждом «взрослом дворе» их помещалось по пять тысяч. И хотя они казались совсем не слабыми, слышала, что такие тоже умирают.

Утром, когда переодевалась, из соседней комнаты донеслась фраза: «У меня сегодня забой». Может быть, птиц перевозят с этой целью?

Я поспешила уйти. До окончания обеденного часа оставалось ещё пятнадцать минут, поэтому пошла дальше по территории. Увидела здание, похожее на то, в котором располагалась столовая и направилась туда, удивляясь, что опять подошла к ней. Приблизилась и услышала вопли! Это что? Вошла. Странно, а где столовая? Откуда-то из глубины доносятся гортанные вопли птиц. Пошла по проходу-коридору. Приоткрыла дверь. Из машины переносят куда-то больших индеек. Закрыла дверь и стала искать, как бы выйти оттуда. Крики птиц сопровождали, то усиливаясь, то смолкая. Еще дверь. Открыла.

Не обращая внимания на крики птиц и их сопротивления, мужчина ловко хватал каждую и за что-то цеплял. Индюшка повисала вниз головой. Орала, трепыхалась, но ноги, прочно удержанные приспособлением, несли её дальше. Голова индюшки проплывала между двумя пластинами. Короткий, почти невидимый голубоватый проблеск на доли секунды и птицу, уже молчаливую и недвижимую конвейер понёс дальше. На неё выливается кипяток, после чего выщипывают перья, а потом… Станут разделывать по частям и вынимать внутренности.

Лучше бы я на послеобеденную прогулку не ходила… Обед чуть не выскочил под впечатлением от увиденного.

Та смена, видимо, стала испытанием моей нервной системы, которая на протяжении рабочих суток пребывала в ошеломлённом, почти в шоковом состоянии.

После обеда я принялась отделять живых от мёртвых. Нехорошо, по моему мнению, когда живые и мёртвые цыплята лежат не только в одном загончике, но и друг на друге. Стала выбирать мёртвых и класть на бумажные упаковки, в которых обычно продаются яйца. Упаковки принесли, чтобы использовать как дополнительные кормушки. Упаковки мы клали по четыре штуки в каждый загончик и насыпали на них комбикорм. Так малышкам удобнее клевать, они забираются на них, усаживаются отдыхать, засыпают. Кроме того, в загончиках стоят и большие переносные кормушки.

На пять бумажных упаковок уложила по десять остывающих цыплят.

В ту смену опилок рассыпать не надо было, потому что весь пол заранее покрыли ими. Мы мыли поилки и сливали грязную воду. Досыпали дополнительные кормушки, для этого черпали из ёмкости комбикорм, куда он поступал с помощью автоматики, насыпали в вёдра и разносили.

Цыплята не столько съедали, сколько рассыпали вокруг и из поилок воду расплёскивали. Вечером пришлось опилки ворошить, перемещать внутри загончиков, досыпать вёдрами под поилки.

Спина ныла, уже хоть плачь, и хоть ползай, чтобы не наклоняться. Ещё до того, как мы с Аней начали мыть поилки, она сказала:

— Говорят, ты, стоя поилки моешь.

— У меня спина болит.

— А как же ты будешь работать одна?

— Что-нибудь придумаю, придётся дольше находиться среди цыплят.

— Надо идти между ними быстро и не обращать на них внимания.

— Хочется посмотреть на цыплят, на их реакцию.

— Не надо смотреть и останавливаться, а то они будут вокруг тебя.

— Они и так вокруг меня.

— Александра говорила, что они тебя любят, как входишь, все за тобой несутся.

— Ну, почему, за ней тоже ходят.

Время шло, слабых и умирающих прибавлялось, и мы вынимали их из загончиков и переносили в последние два перед выходом из птичника.

— Первые три дня, — сказала Аня, — падёж считается браком инкубатора. То есть, сколько подохнет, спрос не с нас, а вина инкубатора. С четвёртого по седьмой день (жизни цыплят) убыток делится пятьдесят на пятьдесят между «двором» и инкубатором. С восьмого дня весь падёж списывают со «двора», точнее с нас птицеводов.

— И что за это штрафы?

— Нет, но выговаривают, на нервы капают. А, если партия здоровая и падёж маленький, то могут выписать премию.

И я вспомнила, что говорила Александра в минуту словоохотливости, мол, чтобы кто не так сделал, чья бы ни случилась ошибка: слесаря ли, ветврачей, электрика или ещё кого, спрашивают «с нас», то есть с птицеводов.

Ближе к ночи Аня побросала в ведро мёртвых, их надо выставлять наутро в коридорчик (не отапливаемый), откуда их заберут и, конечно, количество надо записать. Но Аня в ведро положила ещё и живых. Когда она выходила за пределы «двора» покурить, то живых я вытащила и положила обратно в загончик. Но перед тем, как укладываться на ночной отдых Аня опять достала «доходяг» и переложила в то же ведро.

Остальные цыплята наелись, устали и отдыхали. Кричали в основном те, которые через несколько часов умрут, в том числе и из ведра.

— Аня, им же больно, они лежат, придавливая друг друга!

— Они всё равно сдохнут. Я их вынесу, а то остальным не дают спать.

Аня принесла ведро с цыплятами в «холл». Оттуда доносились истошные крики.

— Давай, отделим и оставим в птичнике живых, — предложила я.

Аня, поняла, что птичьи крики не дадут спать, со словами «так они быстрее околеют и не будут долго мучатся» вынесла ведро в коридорчик, где была минусовая температура. Цыплята так кричали от боли и холода, что было слышно через металлическую дверь.

В журнале, в графе «падёж» Аня записала цифру сто двадцать.

Я там всего лишь стажёр и не могла сделать по-своему. Даже если бы я ведро принесла обратно в птичник, то Аня его бы снова вынесла в коридор.

Эта смена стала для меня последней. Когда через двое суток