Ты умрешь следующей - Лама Диана

Суббота, с 07.00 и позже. Дэда

В тот день Дэда проснулась рано.

Она оставила ставни спальни распахнутыми, чтобы можно было посмотреть на занимающийся рассвет.

Дэде нравилось рассказывать всем, что она спала как ребенок.

Ложилась она рано, тут же засыпала, с раннего утра уже на ногах, тело и мозги готовы работать в полном ритме. Она предпочитала считать это врожденной способностью и не вспоминать утренние часы своего детства, когда радом у кровати уже стояла мать со стаканом молока, а за окном все еще было серо. Семейство Понтрелли не валяется в постели — было девизом ее мамы, а еще раньше девизом бабушки.

Дэда послушно выбиралась из постели, потому что уже с ранних лет знала, что плакать бесполезно и что плач может даже привести к обратному, нежелательному, результату. В юности она была, как и все из рода Понтрелли, настоящей трудягой, которая не будет попусту тратить время, то есть долго спать.

Это дало ей возможность самой присматривать за своими близнецами, когда они еще были грудными младенцами и позже, потому что они просыпались с рассветом и забирались к ней в ее огромную кровать. Ей нравилось отпускать их няню, которая появлялась в дверях с затуманенными глазами и изможденным лицом после бессонной ночи.

Дэда была хорошей мамой. Прежде чем встать с постели, принять душ и начать новый день, она, смеясь, каталась кубарем по постели с Риккардо и Родольфо.

А вот тот факт, что Лука, напротив, любил просыпаться поздно, совсем не заслуживал внимания.

Ассистенты никогда не ждали его появления в операционном отделении раньше десяти часов утра. Компенсируя это, Лука работал по вечерам и в ночное время и был почти бессменным дежурным врачом. Очень часто, когда муж возвращался домой, Дэда уже спала, а первое, что она видела по утрам, так это, как он, бедняжка, жутко проклиная ее, накрывает голову подушкой, сворачивается в позу зародыша, чтобы еще чуточку поспать. А тут еще близнецы впрыгивают на кровать.

Теперь, когда дети выросли, Дэда скучала по тем моментам. Она хотела бы, чтобы они опять были маленькие-маленькие.

Прекрасные были времена. Теперь дети переняли привычку отца, а она на рассвете разгуливала по еще спящему дому одна-одинешенька.

Ей нравилось готовить себе кофе, выходить с ним на террасу, где ее врасплох заставала домработница-сингалка которая смотрела на нее сонными припухшими глазами, мрачно и с упреком. Пернанда, казалось, считала неприличным, что хозяйка вставала раньше нее. Дэда сожалела об этом и как-то постаралась вежливо объяснить ей, что это неважно, но Пернанда пробормотала что-то, покачала головой и зашаркала прочь.

В безукоризненном во всех отношениях доме Дэды сингалка казалась единственной деталью, лишенной совершенства. Она была низкорослая, толстая, чернокожая, внешне напоминала индийского буйвола, а по характеру наполовину вышеупомянутое животное, наполовину Мамушку из фильма «Унесенные ветром». Пернанда была той осью, вокруг которой крутилась вся семья. Сингалка Дэде нравилась. А вот с украинкой у нее почти никакого контакта не получилось, поскольку она была немой. Украинка помогала по дому еще с одним сингальцем, очень худым и нервным, занимающимся тяжелыми работами. Этот сингалец каким-то мистическим образом доводился Пернанде родственником, а может, любовником. Очень часто Дэда застигала их врасплох, увлеченными яростными перепалками на их родном языке, в поединках сингалец оставался, как правило, побежденным.

Пернанда не одобрила этот уик-энд вдали от семьи. Казалось, она думала, что мужья постоянно должны быть под наблюдением, особенно ночью, и поэтому всякий раз делала недовольное выражение лица, если Дэда уходила из дома одна.

И все же этот уик-энд был замечательной идеей, подумала Дэда сейчас, потягиваясь в постели. Она чувствовала себя отдохнувшей, в хорошем настроении, а перспектива опять пообщаться с подругами вызывала еще больший интерес. Они все изменились и тем не менее каким-то образом оставались теми же, какими были 20 лет назад.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пол под босыми ногами был приятно прохладным. Вдруг где-то между камином и огромным платяным двустворчатым шкафом что-то скрипнуло: возможно, кирпичная кладка в этом месте была с дефектом. Дэда нахмурила брови: в своем доме она бы не потерпела недоделки такого рода, это бы вызывало у нее почти физическое отвращение.

Во всем остальном ее мнение о комнате осталось неизменно хорошим. Комната милая — это действительно так.

Утренние солнечные лучи освещали номер, позолоченные мельчайшие пылинки плясали в воздухе. Сейчас ей требовалась чашечка кофе — черного, крепкого и горького.

Дэда вздохнула. Как было бы хорошо, если бы его принесли сюда.

А может, Мария-Луиза? Кто знает?

Да нет, она наверняка еще спала.

Кофе. Оставался только один вариант: спуститься на кухню и сделать себе кофе самой.

Вдруг вспомнилось завершение вчерашнего вечера. После того как, насмеявшись вдоволь, они допили всё из своих бокалов до последней капельки, подруги, обнявшись, как девчонки, поднялись в свои комнаты. Дэда шла рядом с Тутти и Лючией. Но основным в этом воспоминании была кухня или, лучше сказать, то, в каком состоянии они ее оставили.

Она помнила о царящем там беспорядке очень четко.

Ряды грязных тарелок, бокалы из-под вина, нагроможденные один на другой, готовые упасть, скомканные и испачканные губной помадой салфетки, столовые приборы, сваленные кое-как на большие подносы вместе с недоеденными кусочками хлеба.

Остатки от еды…

Дэду бросило в дрожь.

Любая, кто первой вошла бы в кухню, попала бы в ловушку без всякой жалости.

Она могла потихоньку сделать себе кофе и незаметно вновь поднять наверх…

Лучше не пытаться. Риск с кем-нибудь встретиться был очень велик.

Мария-Луиза — копуша, Джованна тоже, Аманда слишком воспитана, чтобы оставаться наедине с этим кавардаком, у Тутти на лице было напечатано слово «обязанности». Разве что Лючия… да, ей нравилось мыть посуду, она за ужином хвасталась этим, кретинка, вот она-то и не отделается от этого и просто так с кухни не уйдет.

Лучше спуститься попозже.

Дэда вдохнула прохладный воздух. За деревьями виднелась голубая вода бассейна. Наверное, в столь ранний час вода еще ледяная. Великолепно! Еще с детства она была приучена к целительным купаниям в холодной воде.

Дэда быстро умылась, надела раздельный купальник черного цвета и парео. Сунула ноги в дорогие черные шлепанцы. Потом выбрала полотенце в тон с парео, не стала краситься, волосы собрала в хвост.

Замок второго входа не был закрыт. Дэда нахмурила лоб: неужели сломан?

Она спустилась по крутой лесенке, прошла через небольшой участок, усыпанный гравием, и оказалась на лужайке, оставив позади молчаливый дом.

Кухня в полумраке. Свет просачивается сквозь проем винтовой лестницы. На кухне грязно, полный беспорядок, именно так, как Дэда и помнила. Неизвестно откуда прилетевшие мухи кружат по кухне, время от времени садятся на какие-нибудь понравившиеся им объедки. А так все тихо, разве что нет-нет да упадет очередная капелька из подтекающего крана.

На выбеленных стенах развешаны медные сковородки разных размеров. Сковородки с вмятинами, предназначение некоторых даже не понятно. Самые красивые висят в столовой. А вот этими сковородками пользуются как формочками при приготовлении бутербродного масла с разными приправами, они сделаны из древесины твердых пород, выемки у них в виде различных цветов.

Кофемолки же стоят скорее для красоты. Их здесь штук десять, может, больше. Они расставлены на полке, ими явно давно уже не пользовались. Две сушилки для посуды висят одна напротив другой, одна полностью заставлена сверкающими чистотой бокалами, на другой аккуратно в ряд стоят тарелки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Несколько кафельных плиток отвалились. Дэда точно ужаснулась бы, но она этого не видит, ее здесь нет. Она плавает в бассейне, доплывает до бортика, поворачивается и опять плывет.