Любовь и войны полов - Владимир Иванов

Я тоже был не в восторге от советской власти, особенно от её школ, и был не против, освободить народ ещё и от них. Хотя мои планы не простирались столь далеко, ограничиваясь побегом из ужасной страны на собственной подводной лодке, проект которой у меня имелся, и который я периодически обсуждал с преподавателем черчения. Маршрут был также давно известен – конечной его точкой являлся остров Пинос, где ещё с позапрошлых веков меня дожидалось запрятанное там пиратами золото. Я знал, что прятали они его в пушках, жерла которых, заклёпывали. Пару таких пушечек я и рассчитывал там раздобыть…

Теоретической основой его движения, являлась полная библиотека военных приключений. Точнее, героический ряд майоров от Пронина до Вихря, а практическую базу составляли все виды связи и вооружений, которые «когда-нибудь, могли и понадобиться».

Я горжусь, что внёс скромный вклад в дело окончательного разгрома марксизма-ленинизма на просторах нашей Родины. Я пожертвовал на общее дело:

а. свою, абсолютно новую военную рацию в УКВ диапазоне,

б. обойму с 10 патронами от любимого «Парабеллума»,

в. полную обойму от отцовского браунинга,

в. несколько пачек патронов калибра 5.6 мм.,

г. один из своих трёхгранных штыков

Думаю, что это и сыграло, в конце концов, решающую роль – режим держиморд, рухнул! Однако, необходимо признать, что с мужской частью населения этого славного места, мне, всё-таки, не очень везло…

Но, как, всё-таки, интересно устроена эта жизнь! Каким-то, чутьём взрослые ребята часто выбирали поверенным, именно меня, когда речь шла о их сердечных делах. Более опытного консультанта, нельзя было себе просто и представить – так как, я, можно сказать, постоянно, находился в состоянии перманентной влюблённости…

Время, когда я не был влюблён, я считаю напрасно прожитым в своей жизни. Пожалуй, я был влюблён всегда. И всегда со мною была рядом она – моя Принцесса. Впервые это случилось в детском саду, но это был мезальянс – она оказалась старше меня на 14 лет! Классическая роковая любовь – я был ещё в младшей группе, где мы сидели на горшках, а она уже работала там воспитателем. Здесь, видимо, и сыграло роль то, что я рос среди взрослых: меня и тянуло уже к взрослым, созревшим девушкам…

Перед сном (особенно если мама считала, что я простыл, делала мне горчичные ножные ванны и укладывала на стулья спиной к тёплой печи), я воображал в деталях все наши будущие с ней отношения. В основном это были мои самые изысканные и утончённые, интимные нежности и ласки. На практике же, наши отношения ограничивались тем, что только мне позволялось играть новым громадным конструктором, подходить к которому больше никому не разрешали. Мы даже не целовались!..

Следующая моя пассия была также намного старше меня. Она работала пионервожатой в летнем лагере на «Столбах», куда меня сдали в то лето. Она так мило краснела, когда мы спрашивали её, что такое «ягодицы», показывая пальчиком на свой низ спины, что мы спрашивали её об этом не раз. Наконец, во втором классе мне, по настоящему, повезло – меня перевели в другую школу и всё первое полугодие я ни разу не видел свою учительницу – так, до сих пор, и не знаю, кто бы это, мог там быть?! Всё это время я просидел спиной к доске, так как позади меня оказались две очаровательных девчушки…

Быстро расшифровав ситуацию, мама срочно перевела меня к себе, исполнив высказанное мной пожелание, посадить с девочкой, на которую я ей укажу. Однако, моя избранница оказалась столь образцовой, что мне стало с ней скучно. Не исключено, что бедняжка просто боялась ударить в грязь лицом перед сыном обожаемой учительницы…

И только, когда мы уже переехали в глубинку – к папиным папуасам, уже в третьем классе – я и встретил, наконец, свою несравненную красавицу. Это была Мальвина из «Золотого Ключика»! Она жила через дом и иногда оказывала мне мелкие знаки внимания, швыряя в наши ворота половинками кирпичей, когда ей случалось проходить мимо…

Я понял, что достал красавицу всерьёз – этакая зловредная и выпендрюжная, столичная штучка! Её большая ласковая мама относилась ко мне очень нежно и, как могла, старалась сгладить провинциальную невоспитанность дочери, усердно зазывая меня «поиграть» и «на чай». Но окончательно лёд сломан не был, несмотря на то, что однажды мы вместе провели целый день у нашей общей приятельницы в саду, где собирали цветы, плели венки, играли со щенком и слушали чтение вслух.

Но она так отчаянно стеснялась, так краснела, надувая свои губки, что капризничала и воображала, ещё даже и больше обычного. Хотя поводов для встреч хватало – наши братья учились в одном институте. Они вместе хохмили, рыбачили и вообще дружили, но из-за её невоспитанности, отношения с прекрасной дикаркой, никак не вытанцовывались. Она всё время краснела, дёргалась, злилась и надувалась пузырём, хотя и мама её, тоже от меня не отставала…

Но даже и при всей, так сказать, моей всегдашней любвеобильности, грубые проблемы пола меня тогда не интересовали – я удовлетворялся только духовными переживаниями. Тем, что всегда присутствовало в нашей семье – нежным обожанием, чуткой привязанностью и общей деликатностью чувств. Я хотел обожать и быть обожаемым! Но, как раз в то время, я впервые подвергся коллективному ухаживанию. Ни с того, ни с сего, две подружки из 3-го «Б» взяли за правило оставаться со мной после уроков(?!)

Мы довольно мило беседовали, но этим всё и ограничилось – что вместе, что врозь, они были мне абсолютно не интересны – ужасно примитивные. Хотя и чувственные…

Скоро эти встречи прекратились, но я так и не понял, что им, собственно, было от меня нужно. Позднее – класса с пятого – когда я стал получать уже более-менее постоянные предложения и заверения в дружбе (часто, почему-то, без обратного адреса), я, иногда, размышлял о том, что толкает людей на признания в любви, когда они не уверены в ответе. Особенно умных и симпатичных девочек. Хотя, лично мне, всегда больше нравились дуры…

Что любопытно – ко мне всегда тянулись ребята намного старше меня. Причём без малейших претензий на лидерство. Вот именно эти – самые грубые проблемы пола – и волновали тогда одного из моих приятелей, который уже водил мотоцикл отца, носил зимой галстук, а летом соломенную шляпу и ухаживал за девушками с помощью тщательно подобранных букетов цветов, условный язык которых, он хорошо знал.

Он прочёл «Декамерон», «Записки фрейлины», «Луку Мудищева» и массу другой полезной литературы, но так и не знал, как приступить к делу практически. Словом, жизнь вокруг меня бурлила, ещё как, я всё ещё не мог, не то, чтобы выбрать любимое занятие, а даже и найти себе друга по душе, чувствуя себя Робинзоном без Пятницы на обитаемом острове. Но одно я решил, уже определённо – я буду изучать всех этих, таких интересных мне человеков. И, конечно же, буду очень их любить. Во что бы-то, ни стало…

Глава 2. Лаборатория

«Мы смотрели вдаль потому, чтостояли на плечах гигантов!..»

Разумеется, моя любвеобильность и открытость любви, были не столько чертами характера, сколько фирменным знаком нашей семьи. Она была самым мощным генератором, который я когда-либо видел: генератором абсолютной и всепоглощающей, всеобщей – тотальной любви. Она-то, и стала моей первой лабораторией по изучению человеческих судеб, коллизий и отношений. В ней оказались сосредоточенными все виденные мною, когда-либо, семьи. В ней одной, заключался тогда для меня, весь этот огромный, манящий и блистающий мир…

Но, приступая к этой центральной, и обоюдоострой, для меня, теме, я испытываю гигантское затруднение. Где найти понятия, чтобы описать сам способ и нерв того нашего существования? Ибо то, какие мы были, и как жили, не укладывается в привычные представления о семье. Наверное, были и ещё, где-то, такие семьи. Даже, наверняка. Не знаю. Но только наша, наконец, получила и своего певца…

Очень рано я понял, что меня окружают, сплошь, лишь люди незаурядные. Каюсь, причину этого явления я не сразу и осознал – понадобились годы, чтобы уразуметь, что подобных семей нет потому, что и людей таких в природе, больше не существует. Выпуск их прекращён…

Но если я, иногда, и думаю об этом, то лишь, как их не существует – их не существует «уже», или их не существует «ещё»?! И ни о чём, в своей жизни, так не жалею, что не успел всласть насладиться тогда своими родными. Не сразу осмыслил их интеллект, таланты и уникальность. Тогда мне казалось, что и все остальные люди на Земле, точно такие же. Такие же, как и они. Что все люди одинаковы. Наверное, поэтому я всегда так поражался, сталкиваясь с чужой жадностью, мелочностью и хитростью. Они казались мне сродни инфекции – какой-нибудь, бубонной чуме.

Мне представлялось, что такими были лишь злодеи в сказках, да и те очень давно, а в жизни – я был в этом уверен – никто уже и не помнил этих отвратительных человеческих черт…