Колхоз. Назад в СССР 4 - Павел Барчук

— Как куда? На погост. Иди, посмотри, конкретно оцени объем работ. Что надо делать? Сколько людей потребуется? Я рассчитывал на этого… — Ефим Петрович кивнул в Андрюхину сторону. — Ну, и Матвей Егорыч, соответственно. Пусть лучше колхозу пользу приносят своим прямым участием в реставрации исторического памятника, чем очередную ерунду придумают от нечего делать… Вы же, как эти...Тараканы. Только отвернулся, уже разбежались по хате и где-то гадите...

— А Вы давно участковым тут? — Перебил я резко Ефима Петровича.

Внезапно появилась мысль, он же действительно мент. Чего туплю? Если у Виктора в прошлом имелось возможное уголовное дело, уж кому, как не Ефиму Петровичу, знать об этом.

— Давно. Двадцать лет в этом году… — В голосе участкового звучала гордость. Правда, он сразу же напрягся, ожидая очередной подвох. — А что?

— Да так. Любопытно просто. Вы за Зеленухи переживаете сильно. Прям сердце рвете. Вот и спросил.

— Ну, а как не рвать? Родина моя. Всю жизнь здесь. С рождения. — Ефим Петрович обвел взглядом пруд, деревья на противоположной стороне, соседские дома. — Посмотри, как у нас необыкновенно красиво. Удивительно. Это же…ничто не сравниться. Понимаешь?

— Ага. Понимаю. Особенно про необыкновенно и удивительно. С первого дня, как начал удивляться, до сих пор не могу остановиться. Вы скажите ещё… А прежнего председателя тоже застали? Когда она на пенсию ушла? Давно?

— Да лет пятнадцать назад. До последнего оставалась на посту. Женщина, конечно, особая… Железная воля. Она чего только не повидала. Кремень!

— Ну, это я заметил…

— Вот как… С Ниной Григорьевной успел познакомиться? Шустро ты.

— Да так совпало. Председатель просил гостинцы передать. А мы же в Воробьевку ездили, по вопросам подготовки матча. Ну вот и выпал случай.

Еле сдержался, чтоб не добавить "несчастный случай". Про себя подумал, таких случаев уже было бы достаточно. Хватит. Реально. Скоро нервный тик заработаю на почве знакомств с местным населением. То Лиходеев, то мать с отцом, то теперь вон матушка Николаича. Тоже каким-то боком оказалась замешана. Тут у них, как в романе классика. Все смешалось в доме Облонских…

Только в том же романе героиня хреново закончила. Хотя, думаю, даже если я захочу повторить ее подвиг и лечь на рельсы, в Зеленухах это закончится очередной хренью. Или поезд не придет, или явится какой-нибудь железнодорожник и выгонит меня взашей. А потом ещё дядька добавит, чтоб не позорил перед деревенскими.

— Нина Григорьевна, да…Это особенная женщина. Таких, как она на плакатах в виде Родины-матери рисуют. Как Николай на фронте оказался, она дом заперла и в областной центр отправилась, в город. На производство. Что ж это, сказала, сын за родину кровь проливает, а я буду отсиживаться в тылу. Непорядок. Нельзя так. Представляешь? Работала на заводе Коминтерна. Ты в курсе вообще, первые "Катюши" оттуда вышли. В августе — сентябре 1941 мы по десять — двенадцать штук их выпускали. Это уж потом завод на Урал эвакуировали, когда фашисты подошли. Так Нина Григорьевна все равно в городе оставалась. Бои там были, конечно, серьезные. Семь месяцев левый берег — наш, а правый — фашисты захватили. Бомбежки каждый день. Вместо зданий — руины. А дальше не пустили все равно. Да и потом отбили всю область. Ну, а когда уж победа, тогда она домой вернулась. Следом, через год, Николай пришел. Живой. А председателем Нина Григорьевна позже стала. Очень большим уважением пользовалась. Вопрос стоял: либо она, либо Матвей Егорыч. Но дед Мотя сразу заявил, мол, нечего людей смешить. Из него председатель, как из кобеля порося. Сам отказался, в общем. Ну, и правильно. Человек он хороший, а вот с ответственностью — беда…

Я слушал рассказ участкового, а в голове крутилась почему-то фраза, мимоходом брошеная матерью председателя. Она сказала, госпожа Милославская и Аристарх сто́ят друг друга. Что примечательно, по имени назвала нашего папочку, запросто. Будто соседа или хорошего знакомого.

Когда стоял перед домом Нины Григорьевны, не обратил на это внимания. Просто и без того был в шоке. А сейчас вдруг сообразил. С хрена ли обычному колхозному председателю, да ещё бывшему, называть человека, занимающего высокий пост, Аристархом? Не слишком ли круто? Более того, высказываться о его характере не в лучшем свете?

Только, если… Только если они не знакомы лично! Твою мать... Выходит, Нина Григорьевна кроме Светланочки Сергеевны знает и моего папеньку. Того, который Милославский. Получается, прежде она его встречала. Так, что ли? Да ещё и не просто встречала, скорее всего, в обстоятельствах, после которых он стал для нее Аристархом. Вот черт… Как я сразу не сообразил. Это какая-никакая, а ниточка.

Что я на одной Светланочке Сергеевне зациклился? Про папеньку, великого и ужасного, например, вообще ни черта не знаю. А судя по словам Нины Григорьевны, там тоже не все хорошо.

— Милославский! Заснул или что?! Распинают тут тебе, а ты глаза в пустоту вылупил.

Я вздрогнул от громкого окрика участкового, раздавшегося совсем рядом.

— Да нет. Задумался немного о Вашем рассказе. Трогательно очень… Волнительно. Представил все, как на яву.

Походу, выпал из реальности, пока размышлял о доставшейся мне в новой жизни семейке. Ефим Петрович посмотрел в мою сторону с сомнением. Не верилось ему в тонкую душевную организацию Жорика Милославского.

— Ты давай, мыслитель, бери своего одноногого и шуруйте к погосту, пока не стемнело. Я тебе ещё вчера об этом говорил, а ты мои слова проигнорировал. — Приказал Ефим Петрович. Тон у него был такой, сразу отметались любые попытки сопротивления или бунта.

— А куда я то пошурую? — Андрюха взял костыль, лежавший рядом и поднял его, демонстрируя участковому. Видимо, на всякий случай, если тот не понял назначение гипса и смысл слова "перелом".

— Слушай, я вижу хорошо. Ещё лучше слышу. А соображаю вообще на пять с плюсом. Что ты мне тычешь свои ходунки? Я тебе разве сказал, гопака танцевать? Идите и составьте план работ. Мне завтра утром надо его в Воробьевку передать. Вообще не своим делом занимаюсь, так-то. Двух часов вам за глаза. Потом уже прикинем, как всю работу организовать.

— Одноногий… И Вы туда же… — Андрюха, насупившись, упёрся костылем в землю и осторожно принял вертикальное положение. — Ладно Матвей Егорыч дразнит, но Вам должно быть стыдно. Между прочим, серьезная власть…

— Я вот тебе сейчас от лица серьезной власти так выпишу, что все переломы сразу заживут. И