Одиночка - Вернер Тёльке

— Дело вкуса, — сухо ответил Вебер.

Они снова посмотрели друг другу в глаза и почувствовали, что между ними появилось нечто похожее на взаимную симпатию. Жаннет непринужденно произнесла:

— На эту ночь я могу предложить вам убежище. Конечно, если вы согласны.

— А у вас не будет неприятностей?

— Тогда бы я не предлагала.

— И все же должен предупредить вас, что меня разыскивает полиция. Если вы оставите меня у себя, то это будет называться оказанием помощи при побеге.

— А разве мною не была оказана помощь, когда я помогала вам выбраться из магазина?

— Ну да, — уступил Вебер.

— Так вот, не стоит мелочиться.

Он благодарно улыбнулся ей.

— После пробежки по крышам вы устали, — продолжала она. — Я приготовлю вам постель.

Жаннет направилась к двери, которая вела в спальню.

— Могу ли я тем временем воспользоваться вашим телефоном? — крикнул ей вслед Вебер. — Должен же я наконец задействовать в сражении свои войска!

— Пожалуйста, господин генерал! — Жаннет указала на телефон, стоявший на маленьком столике, и исчезла в спальне.

Вебер снял трубку, но остановился и нерешительно уставился на диск.

«Домой звонить нельзя, — подумал он. — По номеру машины, стоящей перед отелем, полиция, видимо, уже установила владельца и теперь, естественно, прослушивает его телефон».

Вебер взглянул на часы, они показывали около десяти часов вечера. Решившись, он набрал номер домашнего телефона Шоппенхауера.

— Герберт Геердтс мертв! — сообщил Вебер в трубку.

На несколько секунд возникла пауза. Затем послышался холодный и сдержанный голос комиссара:

— Убийство?

— Да!

— Рассказывайте!

— Согласно договоренности, в двадцать часов тридцать минут я прибыл в отель «Ландскнехт». Поднявшись в номер, я застал Геердтса мертвым. Он был заколот обычным, но остро заточенным ножом.

— Дальше, — донеслось с другого конца провода.

— Смерть наступила неожиданно. На его лице не было никаких следов испуга. Преступник скрылся через окно, спустившись по пожарной лестнице. Я обыскал номер, но ничего заслуживающего внимания не нашел.

Вебер прервал разговор и посмотрел на Жаннет Мессемер.

Выйдя из спальни, она стелила постель на кушетке, стоявшей рядом.

— Дальше! — послышался в трубке голос Шоппенхауера.

Вебер стал рассказывать дальше:

— Почти все время из соседнего номера доносились музыка и мужские голоса, а потом последовала ссора. При этом один сказал другому: «Еще одно слово, и я прибью тебя!» Две или три минуты спустя прибыла полиция, сразу две машины, как по заказу. Прибывшие окружили отель, а следом за ними пожаловали представители комиссии по убийствам.

— К кому могла относиться эта акция? К вам или к мужчинам из соседнего номера?

— Трудно сказать.

— И что же вы предприняли?

— Я смылся.

На мгновение воцарилось молчание, затем комиссар заорал так, что мембрана завибрировала:

— Вы что, сошли с ума?

— Нет, не сошел, — спокойно ответил Вебер.

— Черт побери! Этим побегом вы поставили себя под подозрение, и теперь ни один человек не поверит в вашу невиновность!

Вебер посмотрел на Жаннет Мессемер и улыбнулся.

— Порассуждайте-ка спокойнее, Шоппенхауер. Там все воняло западней. Позднее, заглянув в соседний номер, я обнаружил, что это вовсе не номер, а кладовая для метелок. А музыка и голоса исходили из магнитофона. Что вы теперь скажете?

— Магнитофон как раз и доказывает, что это заранее подготовленная акция. Вы дурак! — проворчал Шоппенхауер.

— Почему же, мой дорогой? — спросил Вебер любезным тоном. — Любой мог поставить магнитофон туда, в том числе и я.

— Почему же вы?

— Например, чтобы отвести от себя подозрение.

— Это же абсурд!

— Геердтс посеял во мне сомнения относительно полиции Рендсхагена.

Некоторое время трубка молчала, затем в ней снова раздался голос Шоппенхауера. Но теперь он звучал немного сочувственно:

— И что же делать?

— Я скажу совершенно определенно, — злорадно ответил Вебер. — Вам надлежит приехать сюда. Не забывайте, пожалуйста, что именно вы втянули меня в эту историю!

— Да, да, конечно.

— И прихватите с собой Фреезе.

— Адвоката?

— Да. Позвоните ему прямо сейчас. Втроем мы сможем повлиять на здешнего начальника уголовной полиции.

— Но он же дерьмо, — проворчал Шоппенхауер.

— Кому вы это говорите! И еще одно: поведайте Фреезе всю историю. Может быть, ему придет в голову какой-нибудь трюк, с помощью которого мы сумеем положить на лопатки местных парней.

— Где вы спрятались?

— У одной очаровательной молодой дамы.

— Не может быть!

— И все же это так! — Вебер прикрыл трубку рукой и обернулся к Жаннет. — Какой у вас адрес?

— Момзенвег, двадцать.

Вебер снова поднес трубку к уху:

— Я застрял на улице Момзенвег, двадцать. Утром ждите меня по этому адресу. Я спущусь. Спокойной ночи!

Вебер положил трубку на рычаг и посмотрел на Жаннет. Заметив на ее лице выражение озабоченности, он не сдержал улыбки.

— Дело, пожалуй, серьезнее, чем я полагала вначале, — произнесла она. — Вы сумеете пробиться?

— Мне не раз приходилось выпутываться из, казалось бы, безвыходных ситуаций, — успокоил ее Вебер. — Решающим в конце концов остается то, что ведь где-то находится настоящий убийца. Мне нужно только найти его, чтобы доказать свою невиновность.

— А вы самоуверенны!

— Ровно настолько, чтобы выжить в этом мире.

Жаннет скользнула по нему взглядом. Какие при этом были у нее мысли, он знать не мог. Затем, указав на кушетку, она сказала:

— Спокойной ночи и приятных сновидений! Завтра все уладится.

Неторопливым шагом она направилась в спальню и закрыла за собой дверь.

По сравнению с предыдущей ночью Вебер заснул довольно быстро.

Глава третья

В это утро советник уголовной полиции Драхвитц чувствовал себя неважно. Прежде всего в этом были повинны трое мужчин, сидевшие перед его письменным столом. О Шоппенхауере он был наслышан. Слышал он и о Вебере, но в данный момент никак не мог припомнить, с чем это связано. Но более всего ему был известен Фреезе, адвокат, имя которого в последнее время не сходило со страниц газет.

И с этой троицей ему предстояло справиться, что было совсем непросто.

Адвокат Фреезе слыл матерым, прошедшим огонь и воду, пройдохой. Он сидел на стуле для посетителей, откинувшись далеко назад, и не скрывал иронической улыбки.

В полночь Драхвитца подняли сотрудники отдела и сообщили предварительные данные о происшествии в отеле «Ландскнехт». Вначале он испытал глубокое удовлетворение, которое, однако, тут же улетучилось, как только до него дошло, что же должно последовать за всем этим. Геердтс мертв, но тот, кто убил его, оставил Драхвитцу нераскрытое убийство, а это влекло за собой неприятности.

Драхвитцу и теперь становилось дурно при мысли, что розыск убийцы ему придется начинать с нуля. Путь бегства преступника был известен, он вел через окно на крышу сарайчика и во двор, а оттуда через ворота в боковую улочку, примыкавшую к Рыночной площади. Но на подоконнике не было обнаружено никаких следов. В номере Геердтса сотрудники полиции выявили множество отпечатков пальцев, но все они принадлежали Геердтсу и горничной, которая прибиралась у него в номере. Преступник не оставил «визитной карточки». Поэтому Драхвитц не знал, радоваться ему или беспокоиться. Сама судьба послала Вебера в качестве подарка. Если удастся подкрепить улики против этого господина, можно состряпать веское обвинение по подозрению в убийстве. А потом пусть следователь и прокурор мучаются с этим малым, пока не надоест.

Подозрительных моментов, которые указывали на Вебера, было предостаточно. Он появился в отеле и справлялся о Геердтсе, с разрешения владельца отеля поднялся на второй этаж. Вскоре после этого горничная Анке, спускавшаяся с мансарды, слышала голоса ссорящихся мужчин. Главную улику представляло, конечно, бегство Вебера с места происшествия. Если он, как утверждает, не причастен к случившемуся, почему же не остался там? Оставалось загадкой, как Веберу удалось скрыться. Ведь сразу же после звонка владельца отеля обе патрульные машины прибыли туда, и полицейские тут же перекрыли близлежащие улицы.

И вот теперь этот Вебер неожиданно является, усаживается перед ним с невинным выражением ребенка и действует ему на нервы. В довершение всего он притащил с собой из Гамбурга подкрепление в виде двух уважаемых граждан: начальника комиссии по убийствам и пользовавшегося известностью адвоката.

Драхвитц подавил в себе злость. Он интуитивно чувствовал, что к этому делу следует подходить очень осторожно.