Девушка «амальфи» - Ребекка Уинтерз

Ворвавшись к беззащитной женщине среди ночи, он мог испугать ее до полусмерти. Вместо этого она поменялась с ним ролями и чуть не побила палкой. Она достойна восхищения. Но он продолжал задавать себе вопрос: что она ожидает получить за то, что уступила его желанию к уединению. Может, она рассчитывает получить при его содействии продвижение по службе у отца? Какие-нибудь привилегии?

А какую игру затеял отец? Он позволяет своей предполагаемой служащей поступать так, как ей хочется, поселяет ее в доме Лукки. Не означает ли это, что она им крутит? Какую такую рекламу она делает для отца?

Отцу поздновато переживать кризис среднего возраста. Ему вполне хватает второй жены Марии. Она вышла за него спустя всего полгода после смерти матери Лукки. В том, что отец очень изменился, Лукка много лет винил ее. Но когда Лукка вырос, то понял – никакая сила не заставила бы Гвилио жениться на привлекательной вдове с двумя сыновьями, если бы он этого не захотел. Теперь эта американка – медсестра к тому же – вошла в жизнь Гвилио, и это сбивало Лукку с толка. Он нахмурился. Девять месяцев назад, когда он прилетал в Милан в краткий отпуск, чтобы повидать отца, о синьорине Марш и слышно ничего не было. Это означает, что она – недавнее приобретение в компании. Она явно пользуется доверием отца, и это ставит Лукку в невыгодное положение. Ему не нравилось, что она узнает о нем больше, чем он того хотел, но пока выбора у него нет. К тому же он чувствовал себя немного виноватым.

Лукка уселся в резное, ручной работы кресло и вытянул длинные ноги, стараясь принять удобное положение, что оказалось практически невозможно. Как она и сказала. Он вдруг поймал себя на том, что смотрит на маргаритки, которые девушка поставила в старый кувшин.

Лукка почувствовал, что надвигается сон, встал и отправился в спальню. Выдаст его синьорина Марш или нет, он больше не один в собственном доме и не может полностью расслабиться.

Надо бы позвонить отцу прямо сейчас, но боль после ночного падения становилась непереносимой. Как только таблетки подействуют, он на несколько часов отключится. А когда проснется, то – дай-то бог – боль утихнет настолько, что он сможет позвонить.

Аннабел вышла из фургончика, где с ней работали стилисты.

–  Perfetto[5] , синьорина. Именно то, чего я хочу. Вы похожи на margheritina.

– Что это?

– Цветок. – Фотограф Джованни положил одну ладонь на другую и растопырил пальцы.

– А! На котором гадают: любит, не любит?

Он заулыбался:

–  Si, si.

Аннабел не возражала, чтобы ее сравнили с маргариткой. Красивые цветы, она их нарвала рано утром, но при воспоминании о темноволосом хозяине итальянце она вздрогнула.

Встреча с ним среди ночи изменила ее представление о мужественном герое – он не совсем соответствовал той картине, которую нарисовал ей его отец. Но, очевидно, не ее вина, что она наделила сына качествами, достойными восхищения. Возможно, в нем много хорошего, но это хорошее искажено войной, откуда никто никогда не возвращается прежним.

Ее встревожила его нежелание сообщать отцу, что он уже вернулся. Хотя это не ее дело, как сказал Лукка, она не могла остаться безучастной.

– Аннабел?

– Да? – Она повернула голову.

Толстяк Базилио, один из помощников Гвилио, который привез ее сегодня утром, начал объяснять, какую позу ей следует принять.

– Мы хотим, чтобы вы сели на место водителя и откинулись назад, а руку положили вот сюда. Светит яркое солнце, вы в хорошем настроении. Потом вы увидели внизу кусочек моря. Забудьте о камере и ведите себя естественно.

Легко ему говорить – естественно. Но она ведь согласилась на эту авантюру, так что ничего другого ей не остается.

Аннабел села в черный автомобиль с откидным верхом. Она почти представила, что это машина миссис Джеймс Бонд. Черные кожаные сиденья были идеальным фоном для белой одежды. На безукоризненный вкус Марчеллы можно было положиться.

Аннабел до сих пор не решила, какой спортивный автомобиль «амальфи» ей нравится больше всего. Предыдущий в Риме, припаркованный около истребителя, был белый со светлыми, жемчужно-серыми кожаными сиденьями. Лукка оценил бы любой из них, но его восторг, наверное, не будет таким сильным после тех лет, что он летал над облаками со сверхзвуковой скоростью.

Как только она вошла в роль, Джованни надел на нее соломенную шляпу, с минуту изучал наклон полей, поправил волосы и лишь после этого начал делать снимок за снимком.

Шоссе круто спускалось к курортному городку Позитано. Когда она посмотрела вниз, то у нее дух захватило от отвесного спуска к воде. Этот великолепный, фантастический вид не поддавался словесному описанию. Здесь человек соединяется с природой.

При помощи полиции сотням машин пришлось выстроиться в один ряд из-за съемки. Хотя раздавались и сердитые крики, и гудки, но большинство туристов свистели и кричали «squisita!»[6] и «bellissima!»[7] и посылали воздушные поцелуи.

Она едва обращала внимание на происходящее на дороге – настолько ее захватил пейзаж. Но если сказать по правде, то из головы не выходил образ раненого итальянского летчика, который вчера ночью, когда наконец уснул, продолжал сжимать ей кисть.

Джованни объявил, что сделал все необходимые снимки, и Аннабел поспешила в фургон, чтобы снять грим и переодеться в джинсы и блузку.

Помимо спортивного автомобиля и автофургона была еще третья машина, в которой Базилио привез ее с фермы. Это – более ранняя модель синего седана «амальфи». Он отдал ей ключ, сказав, что теперь это ее машина и она может пользоваться ею, пока будет в Италии. Договорившись, что она присоединится к съемочной группе завтра утром прямо в городе Амальфи, Аннабел села в машину и последовала за полицейским мотоциклом, который помог ей занять место в потоке транспорта, направлявшегося в сторону Равелло. В заднем зеркале она увидела, как полицейский послал ей воздушный поцелуй. Аннабел улыбнулась – итальянские мужчины верны себе, они всегда открыто показывают свое восхищение женщинами. Они веселые. Исключение составляет лишь Лукка Каведзали. Она сдвинула брови – ей нужно заранее подготовиться к суровому приему, который ее ждет по возвращении.

Она видела его пузырек с таблетками – он почти пуст. Это лекарство – очень сильное болеутоляющее, его назначают после операции. То, что он упал прошлой ночью, вдвойне для него опасно.

По пути на ферму Аннабел сделала две остановки. Одну – в пиццерии, а другую – в gelateria[8] , в двух шагах от уютной на вид гостиницы, где оказался свободный номер. Ее все там устроило: близко от основного шоссе, за комнату на две недели можно расплатиться кредитной карточкой.