Планета, на которой убивают - Николай Гуданец

Никто меня не видел, никто не поднял тревоги. Обошлось.

Ласковая и душистая ночная темень льнула к лицу. Я был жив, свободен, свеж как малосольная улитка и шел к себе домой. В нагрудном кармане у меня имелся флакон с волшебным лекарством, а на плечах голова с новехонькими отличными мозгами. В полной целости, как ни странно.

3.

Много, невероятно много передумал я на долгом пути домой через ночной город. Голова человеку дана, конечно, не только для того, чтоб носить фуражку. Но прежде я и не подозревал, каким благом, каким огромным наслаждением могут быть раздумия.

Непривычно пустынная и тихая столица простиралась вокруг меня, она была темна и прекрасна, полна мерцания и трепета, нежных огоньков и густых теней. И я шел по выпуклому боку планеты, погруженному в космос, и у меня над головой переливалась бесконечная звездная бездна, которую я ощущал как часть моего собственного, крошечного естества. Был я ничтожной теплой пылинкой в громадном мироздании, дышал сочной прохладой ночи, шагал по своим микроскопическим делам, и в то же время вмещал всю глубину и ширь вселенского пространства, сливаясь с ним в неизъяснимо пронзительной полноте.

Ну не смешно ли, отставной солдафон, полунищий инвалид на пенсии, одинокий обломок человека, еще совсем недавно барахтавшийся в трясине наркомании, и вдруг его посещают возвышеннейшие мысли и чувства, достойные поэта или священника? Может, и смешно, только мне наплевать. Я толком не понимал, что творится в моих мозгах, но без сомнения, порошок из тайника произвел в них необычайный и важный переворот, после которого в определенном смысле я стал другим существом, которое ощущает и мыслит иначе, нежели прежде.

Целые реки мыслей привольно текли у меня в голове, одни пышные и цветистые, на возвышенный манер, другие четкие и сухие, как бухгалтерский отчет и косточки абака; всем им находилось место, ни одна не была лишней или зряшной. Изрядная доля раздумий вращалась вокруг нелепых и страшных обстоятельств гибели Лигуна. Чем дольше я над ней размышлял, тем запутаннее представлялась эта история.

Довольно быстро я понял, что поначалу дал маху, сочтя громилу из вездехода и паренька с фоторепортерским кофром членами одной шайки. Тут явно действовали две разнородные силы, причем независмо друг от друга. Те двое приехали и уехали порознь, один за другим. А на оранжевый ковер из пулевой раны натекла изрядная лужа крови. Картина получалась такая: первый убил и ушел, затем, позже, явился второй и перетащил труп в ванную, чтобы вскрыть череп и вырезать мозг. Оба они не доискались флакона с лекарственным порошком, который теперь лежал у меня за пазухой.

Сам Лигун незадолго до смерти чуял неладное. Он явно собирался дать мне какое-то поручение, наверняка важное и, скорей всего, связанное с причинами последовавшего убийства. Так или иначе, я оказался впутан в это дело, и оставалось лишь надеяться, что полиция ничего не разузнает и не доберется до меня. А пуще блюстителей закона мне следовало остерегаться лихих ребят, которые охотятся за мозгами. Если они заинтересуются моей скромной особой, у меня есть все шансы разделить судьбу Лигуна. С одним из них мы виделись нос к носу на лестничной площадке, и у него в кофре лежали свежевырезанные большие полушария убитого. Не то, чтобы я трусил, просто неохота гибнуть по-глупому и неведомо за что. А кстати, трусость принадлежит к числу необходимых качеств человеческой натуры. В цапровых болотах я навидался храбрецов, которым море по колено. Больше недели ни один из них на фронте не зажился. Толика трусости еще никому не повредила, зато спасла многих. Меня в том числе.

Еще одно удивительное свойство моих обновленных мозгов обнаружилось, когда я подумал о навестивших Лигуна типах. Мысли шли своим чередом, а параллельно память стала подбрасывать мне детальные, во всех мельчайших подробностях, картинки увиденного. Вспомнились не только лица, но и номера автомобилей, которые я вроде бы и не пытался запоминать. У вездехода - ТХ 8047, а у голубого полуфургона - КА 5332. Словно бы серия стоп-кадров прокрутилась у меня в голове, и я, разглядывая их заново, отмечал детали, на которые сперва не обратил внимания. Ну скажем, у парня, который хладнокровно назвался сестренкой Лигуна, были массивные часы какой-то заковыристой марки, со множеством всяких кнопочек, наверняка привозные, с южного континента. Или другая мелочь: тот мужик, что приехал на вездеходе, носил обувку не по погоде, высокие шнурованные ботинки на толстенной рубчатой подошве. Словом, память у меня стала невероятно цепкой.

Долго ли, коротко ли, добрался я до дому на утренней заре и, донельзя усталый, завалился вздремнуть, покуда солнца не взошли, не накалили крышу и не превратили мою каморку в духовую печь.

Впрочем, вскоре меня разбудили самым варварским и наглым образом. Причем не полиция и не бандиты, их я еще худо-бедно мог бы понять, а пресловутая сушеная стерва из жилкомендатуры, которая нажала кнопку дверного звонка и садистски не отпускала до тех пор, пока я, встрепанный, в наспех накинутом драном халате, не отворил ей дверь.

- Долгонько спите, - вместо приветствия заметила она с гаденькой улыбочкой.

- Как умею, - огрызнулся я.

- Гуляете где-то. Вчера вас ни утром, ни вечером дома не было, элегически продолжала она.

- Это никого не касается.

Стерва прямо-таки сияла от удовольствия, наверняка припасла для меня новую гадость.

- Гуляете, значит. А за жилье не плочено.

- Вот получу пенсию и рассчитаюсь, - я хотел было захлопнуть дверь, но сволочная сушеная баба многозначительно воздела палец в знак того, что разговор далеко не окончен.

- Эти песенки мы уже слышали. И перед прошлой пенсией, и перед позапрошлой. Долгу-то на вас уже сто восемьдесят с полтиной набежало.

Я промолчал. Выплатить долг мне и впрямь будет непросто.

- Ну вот что, дорогуша...

- Я вам не дорогуша, а боевой офицер, - оборвал я ее.

- Может, и так, только для нас вы злостный неплательщик. Подписывайте-ка бумагу, - она вытащила из папки листок и ткнула мне в руки вместе с грошовой авторучкой, обгрызанной и замусоленной так, словно стерва на ней вымещала всю свою женскую ущербность.

- Это еще что такое?

- А вы читайте. Там написано.

Бумага была напечатана от моего имени на хромой канцелярской машинке, дескать, обязуюсь погасить задолженность до конца сего месяца, в противном случае буду выселен с занимаемой жилплощади без предупреждения, о чем извещен официально. В общем, дожил защитник отечества до светлого праздничка.

- И число поставьте, - присовокупила стерва.

- Сегодня седьмое? - машинально спросил я, расчеркиваясь внизу бумажонки.