Отпуск - A. D.

*может, встать?*

*пожалуй, рановато*

–А вы не потрудитесь объяснить, какого чёрта я здесь делаю?

Алиса пыталась показаться грозной и рассерженной, даже выпрямила спину и постаралась подобрать под себя ноги. Меньше обычного понимая, что происходит, она пока не торопилась пугаться; если это была буйная фантазия, то ничего плохого всё равно не случится, а если нет, то уже всё равно ничего не поможет. Ко всему прочему, внутри начинало просыпаться жадное, всепоглощающее, прямо-таки ненасытное любопытство. Реальность чувствовалась как никогда остро, и чувство безразличия к ней постепенно пропадало.

–Позже. Вы опоздали, так что говорить придётся в моём кабинете.

Он мягко повернулся на каблуках и пошёл в сторону лестниц, даже не потрудившись помочь Алисе встать. Она неуклюже встала и, на ходу оглядываясь на перепачканные штаны и стараясь хоть как-то исправить положение, напряжённо-пружинистой походкой шла следом.

*блин, да как же его зовут?*

–Как тебе больше нравится.

*ЧТОБ?*

–Можешь называть так, как тебе больше нравится.

*мысли читает??? Нет, это точно голодные галюны*

–Читаю только те, которые относятся непосредственно ко мне. Занятная способность.

*Лю…*

–Да, наверное, это самое подходящее, хотя я его не очень люблю.

*…циус*

–Очень смешно.

У Алисы будто упал с плеч мешок с мукой, и всё содержимое в подвешенном состоянии оказалось в желудке. Это, похоже, и правда был Дьявол – только не совсем такой, каким его рисовали в Библии для детей, и совсем не такой, каким его придумал Данте. Он был таким, каким его представляла сама Алиса.

Всем известно, что девочкам втайне всегда нравятся плохие мальчики, которые, как им кажется, будут хорошими только для них. Алиса пошла немного дальше. Она начала думать о дьяволе как о несправедливо обиженном…

–Это меня и зацепило.

Алиса забыла, что он слышал всю эту бурду в её голове, и слегка покраснела. Тем временем они подошли к лестнице, но начали не подниматься, а спускаться. Алиса знала, что там внизу, через полпролёта, находится пожарный выход, но вопросов не задавала. Некогда было рассуждать о мелочах вроде окружающего мира и о том, что происходит в реальности.

–С кем ты там меня сравнивала?

–С Прометеем. Просто… я не знаю, меня всегда это как-то задевало, что ли. Никто не соблазняется, если не хочет этого, так что, я думаю, вы всего лишь раскрыли то, к чему она сама стремилась, но боялась, что не на кого потом будет свалить вину. Да и где бы мы были без знаний? Вымерли бы от ожирения через четыре поколения в этом райском саду, да ещё и с единственной целью в жизни – бегать голышом по траве и воздавать хвалу невидимому бородачу, который наблюдает за нами буквально каждую секунду. Не было бы ничего – только эти деревья, трава и ручьи, да ангелы, бесконечно поющие одни и те же гимны. На мой взгляд, человечество должно быть вам благодарно, а не списывать на ваш счёт все свои жалкие извращённые мыслишки.

Они поравнялись. Сразу стала заметна разница в росте: Алиса была почти на две головы ниже своего спутника. Он молча улыбался и слушал эти возмущённые речи с нескрываемым удовлетворением. Лестница между тем становилась уже и незаметно превращалась в винтовую, с коваными перилами, чёрными и матовыми; было видно, что пользуются ею очень редко, и перила тут скорее для красоты, нежели для безопасности.

Стало теплее. Из воздуха исчезла уличная хрустящая морозистость, и появилась тяжеловатая, сухая духота. Вокруг замелькали оттенки чёрного и красного, начала играть музыка – тягучая, упоительная и неизвестная, она из звенящего джаза легко переходила в трескучие аккорды бас-гитары, сопровождаемые хором хрипловатых бархатистых голосов. Язык был мелодичный, но резкий, с неожиданными сочетаниями звуков. Наверху на таком уже не говорили пару тысяч лет.

Алиса уже давно прислушивалась, и, казалось, различала давно ушедшие голоса, так узнаваемо сыгранные ноты и ни с чьей не сравнимую беготню барабанных палочек по натянутой коже. Пахло свежими булочками с корицей и тёплым чистым морем. Лестница кончилась.

–Ну, добро пожаловать! Я не хотел производить впечатление, так что оставил всё так, как мне нравится.

Алиса огляделась. Музыка играла чуть тише и доносилась будто с другого конца длинного коридора, в начале которого начиналась лестница. Пол и стены были гладкие, но неровные, из плотного тёмного камня, отчего всё вокруг казалось погружённым в густой полумрак. Коридор петлял, но по обе стороны на равном расстоянии друг от друга находились двери – все абсолютно одинаковые, тяжёлые, деревянные, без ручек и замочных скважин. Сам Люк тоже изменился: костюм стал полностью чёрным, вернулся пиджак; рубашка тоже стала чёрной, а вот галстук из красного стал сапфирово-синим. Черты лица остались почти теми же, только скулы стали чётче и глубже, а волосы слегка потемнели. Стало даже лучше, чем было.

Алиса посмотрела и на себя. Не поменялось ничего – даже подошва кед, со временем из белой ставшая сероватой, не изменила оттенка, а на почти чёрном полу стала будто ещё грязнее. Алису это задело.

–Пойдём.

Шаги в коридоре были почти не слышны.

Они прошли уже, казалось, несколько сотен метров, но коридор всё не кончался. Алиса с нарастающим любопытством глядела на одинаковые двери и даже незаметно попыталась толкнуть одну из них. Но незаметно не вышло – почувствовав на месте двери прозрачный липкий туман, Алиса запнулась о собственные ноги и ободрала ладонь о стену, пытаясь не упасть. Грохот был адский.

Люк медленно обернулся. Алиса попыталась изобразить непринуждённое безразличие, но в позе собаки мордой вниз это было не совсем естественно. Он опять насмешливо улыбался. Алиса встала, отряхнулась и с ноткой капризной детской требовательности в голосе спросила:

–Что за этими дверями? Ад?

–А как ты себе его представляешь?

–Рисовать я, конечно, не умею, но… мне кажется, это бесконечный бар с дешёвыми напитками и заплёванными туалетами, погружённый в полумрак и почти полную тишину. Нет музыки или оживлённых разговоров, только иногда кашель и звяканье бутылок. Все будто ждали здесь чего-то, но уже давно разочаровались и потеряли интерес ко всему, что происходит вокруг. Они просто сидят за столиками, за барной стойкой, на полу – никто даже не пытается подняться и поменять пустую бутылку на полную. Бармен молча наблюдает за всем этим из тёмного угла и механически протирает один и тот же стакан. Из-за входной двери не пробивается свет – она плотно затворена – но с той стороны идёт лёгкое тепло. Никто не пытается открыть её и посмотреть, что там – все