Журнал «Вокруг Света» №07 за 1975 год - Вокруг Света

— Все меняется очень быстро, — говорит Ной, пока мы пробиваемся через запруженную толпой улочку, идущую вдоль реки. — Временами в своем собственном городе я чувствую себя чужаком. Вот, кстати, — он показывает на дорожный знак, висящий над перекрестком. Надпись по-таиландски и по-английски гласит: «Новая дорога». — Смех, да и только! Ведь это одна из самых старых улиц в Бангкоке. Она была уже тогда, когда не существовало ничего, кроме клонгов да троп, проложенных слонами. Ныне о слонах почти забыли, клонги исчезают на глазах, и старый город уходит в прошлое. А что приходит на смену? — Он помолчал. — Да, пусть все это прекрасно, но вряд ли это Бангкок.

Здесь Ной, пожалуй, погорячился. Допустим, это не тот город, который он знает с детства, однако все-таки Бангкок остается Бангкоком, и его благословенное прошлое живо на каждом углу. Ультрасовременные оффисы и отели для туристов высятся вдоль улиц рядами огромных светлых коробок, но большинство жителей продолжает ютиться в их тени точно так же, как и сотню лет назад, в древних постройках, пестро разукрашенных элементами различных азиатских культур — индийской, малайской, камбоджийской, бирманской, лаосской, китайской, индонезийской.

Когда я заметил, что, несмотря на кажущуюся общеизвестность культуры и искусства Бангкока, мало кто из иностранцев знает настоящее его имя — Крунг Теп, — Ной охотно согласился со мной и добавил, улыбаясь:

— Таиландцы тоже далеко не все знают. «Крунг Теп» — это, видите ли, всего-навсего начало. Произнести название полностью непросто. Ведь столица наша называется, — он вздохнул поглубже, — Великий Город Ангелов, Несравненный Клад Божественных Драгоценностей, Славная Непобедимая Земля, Мир Величия и Почитания, Восхитительная Королевская Столица, Усыпанная Жемчугами, Верховное Королевское Ложе и Великий Дворец, Божественный Приют и Убежище Духа Перевоплощения... — Ной тяжело отдышался.

— Для одного города этого, пожалуй, хватит, — пришлось мне остановить его. — Что будем делать дальше?

— Предлагаю пойти в храм, — сказал Ной.

Так мы начали экскурсию по бангкокским храмам — в Таиланде они носят название «ватов», — не преминув посетить в первую очередь самые прославленные из них: знаменитый Храм Утренней Зари с его массивной «пра пранг» — башней в камбоджийском стиле, возвышающейся над городом на 200 футов; Ват Тримит, где размещается огромная статуя Будды весом в пять с половиной тонн, больше чем на сорок процентов состоящая из золота; роскошный Храм Изумрудного Будды, в котором хранится самое почитаемое во всем . Таиланде двухфутовое изображение Будды. Сделано оно, правда, не из изумруда, а из самоцветного камня — зеленой яшмы.

Почти во всех таиландских храмах буддийские монахи содержат светские и религиозные школы — некогда единственный источник образования для таиландской молодежи. Даже сейчас, несмотря на существование развитой системы бангкокских средних школ и ряда известных университетов, городской храм все еще остается и образовательным центром, и убежищем для смиренного размышления о превратностях жизни.

— Почти каждый молодой таиландец несколько недель своей жизни отдает храму, — говорил мне старый монах в Ват Тримит. — Любой волен войти и выйти, когда пожелает, может сделаться монахом или, наоборот, вернуться к мирской жизни. Обычно всякий человек, будь он монах или простой смертный, всю свою жизнь верен только одному храму. На случай, если нужно охарактеризовать кого-то, кому нельзя доверять, у нас даже есть своя поговорка: «Человек с тремя храмами что женщина с тремя мужьями».

Таиландские буддисты беспрекословно соблюдают обычай снабжать монахов пищей, деньгами и всем необходимым для жизни. По древней традиции сам король Таиланда раз в году отправляется на роскошном королевском судне к Храму Утренней Зари, чтобы одарить его монахов новыми одеяниями шафранного цвета.

...В тот же день нам удалось попасть в маленькую мастерскую златокузнецов. Рабочие здесь, как заведенные механизмы, постукивают окованными медью молотками по кусочкам золота. Тридцать тысяч раз нужно точно ударить по горошине золота, чтобы в конце концов превратить ее в тончайший лист площадью что-то около квадратного метра.

За каждый час такой непрестанной, выматывающей работы причитается десять батов — около пятидесяти американских центов. При десятичасовом рабочем дне и шестидневной рабочей неделе опытный мастер может «выколотить» 120 долларов в месяц — почти в четыре раза больше, чем получает неквалифицированный рабочий, и в три раза больше зарплаты учителя начальной школы. Проблема здесь одна — откуда взять силы?

— Когда человеку за сорок,— сказал мне инструктор, — у него уже не выдерживает спина. Ему ничего больше не остается, только бросить это занятие и подыскивать что-нибудь полегче.

Жители Бангкока, хотя они достаточно крепки и выносливы, зачастую вообще не могут найти никакого заработка. Город растет с каждым днем, и экономика не в силах поглотить прибывающую рабочую силу. Ныне каждый десятый таиландец — житель Бангкока, и столица не способна приютить всех желающих. Результаты этой миграции порой оказываются неожиданными и трагическими.

Несколькими днями позже я побывал в Дин Данге — квартале Бангкока, где соседствуют жилые дома и коммерческие заведения. Здесь я видел недорогой жилой дом, воздвигаемый за счет государства. Стройка близилась к завершению. В лучах яркого солнца трехэтажное здание блистало белизной, сверкало широкими окнами, и не хватало разве что оконных штор да кое-какого декорума на площадке вокруг дома, чтобы создать атмосферу комфорта, почти граничащего с роскошью. И только потом я заметил лачуги...

Они приземисто сгрудились рядом с постройкой и занимали почти четверть квартала. Честное слово, мне сперва показалось, что все это кучи заброшенного строительного материала. И только потом я заметил старуху, возникшую, словно привидение, из проема, который должен был, вероятно, обозначать дверь.

Трудно себе представить, какие ужасные картины нищеты можно увидеть в таких районах. Мое первое впечатление оказалось верным: хибарки почти целиком были сотворены из бросового материала — обломков досок, кусков поржавелой жести, покоробившихся полосок фанеры, наспех скрепленных там и сям обрывками холстины или картона.

Все это несчастное поселение почти целиком отступило в болото: прогнившие планки переходных мостиков были облеплены зелеными водорослями и жижей нечистот, стекающих от бесчисленных кухонь и отхожих мест. В тени вдоль мостиков сидели группки полуголых ребятишек. Они беззаботно играли, доставая упавшие игрушки прямо из этой жижи под ногами.

Большинство взрослых обитателей были на работе или бродили в ее поисках. Я остановился на минуту около молодой хорошенькой матери, нянчившей ребенка в тени дверного навеса. Несмотря на ужасное окружение, этой молодой женщине, как и всем таиландкам, удавалось выглядеть чистой и аккуратной. Ее семья, рассказывала она, уже три года живет в этой общине, которая вообще-то существует лет десять. Муж, строительный рабочий, зарабатывает ежедневно до 20 батов (около 1 доллара), да и то в те периоды, когда находится работа. Деньги в основном тратятся на пищу, с одеждой забот меньше, поскольку в Бангкоке круглый год тепло.

В потолке одна-единственная лампочка. Я поинтересовался, как обстоят дела с электричеством и водой.

— Мы их «заимствуем» у наших соседей. Разве городские власти станут думать о таком доме, как наш? Делается просто: кто-то проводит к себе в дом электричество, а все остальные подключаются к его линии. Семье, которая провела линию, мы отдаем один бат в день за каждую лампочку, зато они сами платят по счету.

То же самое устраивают с водой. Я обратил внимание на кусок зеленого пластмассового шланга, полузатопленного в грязи под мостиками. Наполнить одну бочку на сто пятьдесят литров стоит полтора бата.

В разговоре выяснилось, что соседнее строительство будет расширено, и хибарки придется снести. Я спросил, может, какую-нибудь семью из общины вселят в новое здание? Женщина отрицательно замотала головой:

— Такой дом надо ждать много-много лет, а мы даже не отмечены в городских списках. Чтобы записаться, надо жить по постоянному адресу, у дома должен быть свой номер. Где уж нам... А без записи нашим детям нельзя будет ходить в школу...

Куда тогда переберется община? Женщина снова замотала головой.

— За других не могу сказать. Я с мужем, наверное, уеду за город, там и места больше, и регистрацию, может быть, удастся пройти. — Она взглянула на дочку. — Когда придет время, ей надо будет идти в школу.

— А что станет с вашей хижиной?

Собеседница удивленно посмотрела на меня.