Призрак (ЛП) - Заварелли А.

Я хочу, чтобы вообще ничего не было. Никогда больше. Никакой боли. Никакой печали.

Просто ничего.

Это единственный путь. И я не оставлю эту мысль. Я не сдамся. Это единственная надежда, которая живет на просторах моей бесплодной души. Единственная настоящая свобода, которая у меня когда-либо будет. Курс был определен, и отклонение от него для меня не вариант.

Это мысль, которая несет меня через все. Единственное, что меня поддерживает.

***

Прошла неделя с момента, когда Арман уехал. Я не выхожу из своей комнаты и вижу другого живого человека только тогда, когда Каролина подходит к моей двери. Она использует отпуск Армана как возможность выместить свою ненависть на мне. Я редко ем, когда он в отъезде, и она пользуется моим и без того разбитым лицом, ударяя меня каждый раз, когда наносит визит. Даже если бы я не была прикована к стене, я сомневаюсь, что смогла бы найти в себе силы сопротивляться. Мое тело худое и слабое. Мне не нужно зеркало, чтобы понять это.

И оно слабеет с каждым днем. Я приветствую эту слабость. И кулаки тоже. Всегда есть шанс, что она зайдет слишком далеко.

Но этого никогда не происходит.

На четвертый день я слышу, как она спорит с кем-то за моей дверью. Делает это она по-русски, так что слов я не понимаю, но голос знакомый. Голос принадлежит человеку, которого я теперь знаю как Алексея Николаева. Дверь приоткрывается, и я могу различить только искаженные очертания его фигуры из-под моих опухших век. Его шаги мягки, когда они приближаются, но слова из его рта резки.

Я не знаю, что он говорит Каролине. Но она не отвечает.

Он опускается передо мной на колени, его пальцы снова нежно касаются моей щеки.

— Она сделала это с тобой? — спрашивает он.

Не знаю почему, но я хочу ему ответить. Ненавижу его. Но доброта его прикосновения растворяет на секунду мою броню. Мои губы приоткрываются, но они слишком потрескались, чтобы говорить. Я весь день не пила. Мне требуется несколько попыток, чтобы выговорить это слово.

— И то и другое.

Он кивает: А потом поднимается на ноги. Он приближается к Каролине и прижимает ее к стене, схватив за горло. Я могу только слушать резкий тон его слов, не понимая их.

Каролина кивает, и звук ее рыданий приносит мне никогда не испытываемое ранее удовлетворение.

А потом он исчезает.

Следующие три дня Каролина кормит меня три раза в день и больше ко мне не прикасается.

Когда Арман возвращается домой, его настроение хуже, чем обычно, и я даже не замечаю этого. Он врывается в мою комнату, изрыгая что-то о том, что я сболтнула что-то Николаеву, и как я об этом пожалею. Он бьет меня снова и снова, а потом душит, пока я не теряю сознание.

Когда я прихожу в сознание, я вся покрыта сгустками кровавого месива, а Каролина склонилась надо мной, протирает меня губкой с ухмылкой на лице.

— Это для твоего же блага, — говорит она с сильным акцентом. — Скоро ты выберешься отсюда и осчастливишь нас обеих.

Я пытаюсь осмыслить ее слова, но моя голова все еще кружится, и все кажется бессмысленным. Мои веки слишком тяжелые. И я больше не могу держать их открытыми.

Когда я снова очухиваюсь, то получаю жгучую пощечину по больному лицу. Я резко втягиваю воздух, только чтобы понять, что теперь стою в вертикальном положении, прислонившись к стене. Арман стоит передо мной, а за ним еще один мужчина. Мне требуется секунда, чтобы узнать Алексея. Его губы плотно сжаты, эти стальные голубые глаза сверлят меня.

— Ты меня слышишь, пизда? — рычит Арман, снова поднимая руку.

Алексей отрывисто чеканит несколько слов, которые обжигают Армана и заставляют его остановиться. Арман никому не прислуживает. Но все же он подчиняется приказам этого человека. Так что, возможно, то, что говорили эти рабы, правда. Возможно, он безжалостен. Человек, которому нельзя перечить.

Но какой у него интерес ко мне? Его глаза скользят по мне расчетливым взглядом, отмечая за каждый синяк и царапину. Арман воспринимает это как намек, чтобы начать тыкать в мое тело. Он, кажется, указывает на все, что он считает моими недостатками, и он не слишком мягок в этом. Но Алексей не смотрит, куда указывает Арман. Он не сводит глаз с Армана, пристально вглядываясь в его лицо. Ядовитый стук моего сердца говорит мне, что это не закончится хорошо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Алексей делает шаг вперед, рассеянно пропуская сквозь пальцы прядь моих волос. Я вздрагиваю от боли в голове, и он хмурится.

— Она американка, не так ли? — спрашивает он.

Я с любопытством смотрю на него. Он уже знает, что я американка, так как говорил со мной по-английски на прошлой неделе. Так почему же он делает вид, что не в курсе?

Арман отвечает, но Алексей, кажется, его не слышит. Его взгляд все еще сосредоточен на мне, а мой — на нем. Только после того, как я прерываю контакт, он поворачивается к Арману.

В комнате на несколько неловких мгновений воцаряется тишина, прежде чем Алексей повторяет свой вопрос.

— Американка?

Арман оценивающе смотрит на него и кивает.

— Да. Американская жемчужина. Так что вы должны понять мои терзания при расставании с ней, пусть даже на время. Она стоит больших денег, и она очень ценна для меня.

— И правда ценна, — отвечает Алексей. — Как и груз, который я ожидал.

При этих словах лицо Армана мрачнеет, и впервые за все время, что я его знаю, он действительно теряет дар речи. И тут я понимаю, что если Арман боится этого парня, то и я, наверное, должна его опасаться. Но они говорят о том, чтобы заложить меня этому человеку, который уже испортил все мои планы. И за что?

— Ты нас подставил, — констатирует Алексей. — Ты можешь либо расстаться с ней в качестве залога, либо я сообщу Виктору, что ты полностью разорвал сделку…

Арман недовольно рычит и вскидывает руки.

— Поверь мне, когда я говорю это, я делаю тебе одолжение. Эту девушку невозможно обучить. В этом отношении она ничего не стоит. Я перепробовал все. Я думаю, что этой шалаве действительно нравятся побои, которыми я ее одариваю. Но у меня есть еще одна рабыня, которая…

— Нет, — возражает Алексей. — Меня не интересуют другие рабыни, Арман. Идея залога состоит в том, чтобы расстаться с чем-то ценным. Ни одна из твоих других рабынь не подойдет. Это должна быть она или никто.

— Да, да, — Арман послушно кивает. — Я понимаю. Мы все здесь друзья… нет нужды в угрозах. Ты можешь забрать девушку.

В комнате становится тихо, Алексей еще раз оглядывает меня. Арман все еще нервничает, это видно по его вспотевшему лбу, и я тоже нервничаю. Но потом я думаю о возможностях за пределами этой комнаты. Этот человек не знает меня. Возможно, он нашел мои таблетки, но он не может предсказать все мысли, которые вертятся у меня в голове. Уход отсюда означает больше возможностей. Больше возможностей найти другое средство.

— Я возьму ее, — прерывает молчание Алексей. — До тех пор, пока ты не выполнишь заказ на потерянный груз, плюс еще три…

— Три дополнительных груза? — Арман выпучивает глаза. — Но это может занять…

— Такова плата за ведение дел со мной, — отвечает Алексей. — Ты доставил мне неудобства, и я уже начинаю уставать от тебя. Так мы договорились или нет?

— Очень хорошо, — говорит Арман. — Я могу прислать ее сегодня днем.

— Нет. — Алексей качает головой. — Я возьму ее прямо сейчас.

Арман угрюмо расстегивает мои кандалы и привязывает поводок к ошейнику. Он рывком поднимает меня на ноги и заставляет выйти на улицу без одежды. Он протягивает Алексею поводок и в последний раз гладит меня по лицу. Я вздрагиваю, отказываясь смотреть на него.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

На улице пасмурно, мои глаза слезятся от дневного света. Это первый раз за год, когда я нахожусь на улице. Это настолько ошеломляет, что мне приходится бороться с желанием прикрыть глаза. Спрятаться в темноте, как животное, которым я являюсь. Алексей провожает меня к машине, где на страже стоит еще один мужчина. Он открывает дверь, и я проскальзываю на заднее сиденье, Алексей следует за мной. Как только Арман возвращается в дом, он снимает поводок с моего ошейника. Затем он хмурится и, сняв пиджак, протягивает его мне.