Album Romanum: коллекция переводов - Гай Валерий Катулл

Примечания

1

См.: Алексеев В. В. Французское стихотворение как объект перевода (на материале поэзии П. Верлена, Ш. Бодлера и С. Малларме): дисс. … канд. филол. наук. Киев, 1988.

2

См.: Валери П. Об искусстве. М.: Искусство, 1976. С. 214.

3

См.: Валери П. Об искусстве. М.: Искусство, 1976. С. 519.

Комментарии

1

Несс — кентавр, перевозивший на своей спине путников через Эвен. Эту услугу он предложил и Гераклу, который возвращался со своей женой Деянирой из Калидона. Переправив жену героя на другой берег, Несс задумал похитить ее, но был остановлен стрелой Геракла.

2

Существует много истолкований этого сонета. Одни видят в нем отклик на пифагорейское учение о переселении душ, другие, например, Н. И. Балашов, прочитывают сонет как «отход поэта от поверхностных моментов прошлого этапа романтизма». В моем понимании (ни в коем случае не исключающем другие) Бодлер здесь перевыражает высказанную впервые Августином мысль о том, что всякое знание есть воспоминание. Эта версия подтверждается прочтением скрытой метафоры (восьмой стих), где глаза неявно сравниваются с зеркалами. Так, в оригинале оборот refletes par mes yeux можно перевести как (Цвета заката), отраженные в моих глазах и как (…), отраженные моими глазами. В переводе эта амфиболия передана двойным управлением глагола «зажгли». В сонете, таким образом, описывается «отражающее порождение» предсуществующей реальности.

3

Попав в Аид, коринфский царь Сизиф упросил Плутона отпустить его назад к людям, чтобы навестить жену, не воздавшую умершему посмертные почести. Но Сизиф не сдержал слова и не возвратился в царство мертвых, за что, после того как он прожил вторую жизнь и снова попал в Аид, Плутон наказал обманщика вечным тяжким и безрадостным трудом: едва Сизиф вкатывал на вершину скалы огромный камень, как глыба скатывалась к подножью — и все повторялось сначала.

Тема скалы и отколовшегося от нее камня, звучащая в сонете, имеет параллели в библейской мифологии. Когда Моисей вел свой народ через пустыню, кончилась вода. Общество, возроптав, стало укорять предводителя за то, что он увел соплеменников из Египта. И тогда Моисей услышал глас Господен, чтобы он попросил скалу, и скала даст из себя воду. Пророк ударил жезлом о скалу — и потекло много воды, и все напились (Числа 20:2). Камень, который откололся при этом от скалы, в христианстве символизирует Иисуса Христа и Новый Завет. Так, в «Литургическом богословии» поется: «Камень нерукосечный от несекомыя горы, Тебе, Дево, краеугольный отсечеся, Христос, совокупивый расстоящаяся естества, тем, веселяся, Тя, Богородицу, величаем» (Октоих, Канон, 4 глас, 9 песнь).

Миф о Сизифе в контексте мифа о Моисее приобретает неожиданный символический смысл: камень, который Сизиф вкатывает на вершину скалы, из символа веры превращается в орудие пытки.

Сравнивая творческий акт с сизифовым трудом, Бодлер как бы полагает, что всякое произведение искусства заведомо несовершенно. В этом смысле несовершенно и само стихотворение «Неудача». Однако явные изъяны — композиционная невыстроенность, алогичность образных переходов — как раз подтверждает концептуальный смысл сонета: если эти «изъяны» допущены поэтом намеренно, то является ли «Неудача» неудачей?

Кстати, Брюсов назвал этот сонет «самым заносчивым» стихотворением Бодлера.

4

Во французском языке обращение, начинающееся со слова mere («Мать»), скорее всего будет молитвой к Богоматери. В интонацию молитвы окрашено все стихотворение. Однако французы лишь в исключительных случаях допускают употребление оборота Mere De Dieu («Матерь Божья»), так как он паронимически ассоциируется со словом merde (груб. — «испражнение»). Бодлер намеренно употребляет в начале стихотворения именно этот оборот, соединяя низменное и возвышенное, ненависть и любовь.

5

В ритмических рядах оригинала закодировано числовое отношение, основанное на пропорции «золотое сечение»: 5:8:13:21.

В оригинале ритмическое варьирование осуществляется за счет выпадения в четырнадцатом и двадцать первом стихах немого «е», что укорачивает их на один слог. В своем переводе я постарался воссоздать именно ритмическое своеобразие этого стихотворения.

6

В поэме есть прямая образная цитата из Откровения святого Иоанна Богослова, где в 21-й главе описывается Новый Иерусалим: «И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец».

7

Сюжет стихотворения связан со старинным гаданием с помощью двух свечей и двух зеркал. На аналогичную тему написано несколько стихотворений и в русской поэзии, например, «Зеркало к зеркалу, с трепетным лепетом…» А. Фета.

8

Образ крылья без перьев в заключительной строфе поэмы отсылает читателя к мифу об Икаре. Но возможно и другое прочтение, основанное на прямом натуралистическом восприятии того образа. В истории философии известен анекдот о Платоне, который однажды так определил понятие «человек»: «Это двуногое с плоскими когтями (ногтями) и без перьев». Платона тут же высмеял киник Диоген, который продемонстрировал ученикам философа ощипанного петуха со словами: «Смотрите, вот человек Платона!» Наконец, крылья без перьев — это иносказание, подразумевающее творческое бессилие, которое постоянно преследовало Малларме.

9

Я допускаю, что «Звонарь» Малларме является поэтическим откликом на «Неудачу» Бодлера. Если предположить, что шахта рудокопов в «Неудаче» есть своего рода философская антитеза колокольни в «Звонаре», то между образами обоих сонетов устанавливается смысловой параллелизм. Можно указать на фрагмент из Библии, общий для обоих текстов: «Человек полагает предел тьме, и тщательно разыскивает камень во мраке и тени смертной. Вырывают рудокопный колодезь в местах, забытых ногой, опускаются вглубь, висят и зыблются вдали от людей» (Иов 3–4). Что означает камень в символической системе Малларме?

Камень Малларме, как и камень Бодлера нельзя положить в основание храма. Из символа веры он превращается в символ сомнения, в философский камень поэзии.

Важно, однако, указать, что в «Звонаре» речь идет о православном колоколе (в католических колоколах ходит не язык, а чаша колокола, поэтому к ним не привешивают камня). Загадка «православия» Малларме объясняется тем, что во французском слове orthodoxie («православие») присутствует тот же корень, что и в слове orthographe (см. примечание 6 к статье «Кризис стиха»). Таким образом, поэт предлагает читателю скрытый неологизм, который можно перевести на русский язык как «орфославие».

Одиннадцатый стих сонета в дословном переводе звучит так: «Холодными грехами трепещет мое верное оперение». Если сравнить его с одиннадцатым стихом сонета «Лебедь» — «Но не ужас почвы, где схвачено его оперение», то смысл обоих темных речений полностью проясняется: перья лебедя, вмерзшие в лед, противопоставляются перу поэта, которое «застыло» в «холодных грехах» его поэтических экспериментов.

10

Малларме в экстравагантной форме перевыражает известный еще со времен античности анекдот. Однажды великому геометру Евклиду был задан вопрос, зачем нужна геометрия, если она не приносит никакой выгоды? Евклид приказал выдать вопрошающему обол, «ибо он ищет пользы».

11

Стихотворение входит в цикл из четырех сонетов (мною переведено три), считающихся наиболее возвышенными произведениями Малларме, хотя поначалу они и отпугивают читателя герметизмом и вычурностью.

При рифмовке катренов поэт использует четыре (из пяти возможных во французском языке) рифмы: vertebres («позвонки») — funebres («траурные») — celebres («знаменитые») — tenebres («потемки»). За текстом осталась лишь одна нереализованная рифма — algebres («алгебры»). Слово «алгебра», возведенное во множественное число, есть троп мощного образного воздействия. Почему Малларме отверг его? Мы лучше поймем выбор поэта, если обратимся к часто цитируемому высказыванию Малларме: «Назвать предмет — значит на три четверти уничтожить прелесть, которая заключается в постепенном угадывании, внушить его — вот мечта».

Стихотворение прочитывается как признание поэта в творческом бессилии. Всего пять рифм оригинала предполагают некое загаданное содержание будущего сонета, идеально подходящее для этих рифмующихся слов и ими же порождаемое. Но поэт не может найти идеальное содержание для этой рифменной рамки, хотя и верит в его «предсуществование» в языке.