КГБ в смокинге. Книга 1 - Валентина Мальцева

— В распоряжении господина Андропова имеются неопровержимые факты, способные дискредитировать вас как политика и гражданина, — Тополев переводил монотонно, без всякого выражения, словно зачитывал стенограмму совещания. — В случае, если эти факты будут преданы огласке, вам угрожает обвинение по статье 41-прим уголовного кодекса вашей страны — «пособничество иностранной разведке и деятельность, направленная во вред интересам государства». Другими словами, господин Кошта, вас ожидает лишение парламентской неприкосновенности и тюремное заключение сроком от семи до двенадцати лет. Зная содержание и характер этих документов, могу гарантировать, что срок будет максимальным. Учитывая вышеизложенное, господин Андропов предлагает вам подписать документ о добровольном сотрудничестве с КГБ СССР на условиях, которые будут обговорены сразу после принятия вами принципиального решения…

Со стороны могло показаться, что короткий монолог Андропова, звучавший в переводе Тополева как приговор, не произвел на колумбийца ни малейшего впечатления: Кошта продолжал смотреть в одну точку между Андроповым и его помощником.

Пауза затягивалась. Матвей перехватил короткий взгляд своего шефа и резко повернулся к колумбийцу.

— Господин Кошта, — испанский Тополева лился легко и естественно, как горный ручей. — Господин Андропов сказал все, что хотел сказать. Для принятия решения у вас есть пятнадцать минут.

— Немного.

— Увы, этот срок определяем не мы, а авиакомпания «Иберия».

— У меня вопрос к господину Андропову, — Кошта наконец перевел взгляд на Тополева. — Спросите его, молодой человек, отдает ли себе отчет лицо со столь высокими государственными полномочиями, что методы, к которым оно прибегает, недостойны даже вождя африканского племени, не говоря уж об одном из руководителей великой державы?

— Я не буду переводить это.

— Боитесь рассердить босса?

— Нет, просто жаль времени. Все это слова. А мой босс встретился с вами по делу. Такая прекрасная возможность решить наши проблемы представится не скоро. Эта встреча планировалась давно, так что, господин Кошта, сосредоточьтесь на сути. Поверьте, это в ваших интересах.

— О каких компрометирующих документах идет речь? — Кошта спросил очень быстро. Так ведут себя интеллигентные люди, которых вынуждают прибегнуть к площадной брани.

— Ваш младший брат Иларио…

— Мой брат погиб в авиакатастрофе в 1967 году, — резко оборвал переводчика Кошта. — Как вы…

— Ваш младший брат Иларио, — бесстрастно продолжал Тополев, — является майором государственной безопасности республики Куба. На службу в кубинскую разведку он был принят в 1969 году. Участвовал в серии диверсионных операций в Анголе, Мозамбике, Западной Германии… Впоследствии был переведен в аналитический отдел, где разрабатывал оперативные методы проникновения в ряд стран Латинской Америки, в частности в Чили и Колумбию…

— Это бред! — впервые с начала разговора Кошта потерял самообладание. — Мой брат похоронен в Боготе, его останки…

— Вы похоронили мусор, господин Кошта, — отрезал Тополев. — Две горсти земли, которые сотрудники кубинской спецслужбы отправили в запаянном гробу вашим безутешным родителям. А ваш брат и еще четыре пассажира того рейса живы-здоровы и прекрасно чувствуют себя в Гаване. Вы должны быть благодарны нам за столь радостную весть. Полюбуйтесь — уж кому, как не вам, узнать повзрослевшего Иларио Кошту…

Тополев вытащил из папки несколько фотографий и протянул их потрясенному колумбийцу.

Сколько-то времени прошло в молчании. Андропов не сводил с Кошты тяжелого взгляда и, казалось, испытывал физическое наслаждение от того, как статный красавец на глазах превращался в немощного старика с поникшими плечами и тусклым взглядом. Пальцы Кошты, державшие фотографии, дрожали.

— У вас осталось десять минут, — бесстрастно напомнил Тополев.

— Что вы хотите от меня?

— Подпишите эту бумагу, — Тополев вытащил из папки мелованный лист с тисненым золотым грифом КГБ СССР и протянул его Коште. — Документ составлен на испанском, так что разобраться в нем для вас не составит труда.

Несколько секунд Кошта читал, потом перевел мутный взгляд на Андропова и, явно забыв, что с этих восковых губ в жизни не слетало ни одного испанского слова, воскликнул:

— Но это же катастрофа! Это мой смертный приговор!

— Ничуть не меньшая, чем если документы о деятельности вашего брата против Республики Колумбия будут переданы куда надо, — вставил Тополев.

— Но я даже не знал, что Иларио жив!

— Приберегите свои объяснения для комиссии конгресса по расследованию антигосударственной деятельности. Если там, конечно, поверят вам. Но ведь вы и сами не верите в это, господин Кошта. У вас слишком много врагов и вы достаточно опасный конкурент, чтобы они не использовали против вас такие прекрасные материалы.

— Вы ставите меня в безвыходное положение, — Кошта терял лицо. Вся его надменность таяла, словно кусок льда в натопленной комнате. — Ваше предложение слишком ответственно и серьезно, чтобы принимать решение вот так, на ходу. Дайте мне время все обдумать, дайте шанс…

— Немедленно прекратите истерику! — реплика Андропова прозвучала, как резкий удар бича. — Будьте мужчиной и ведите себя соответственно!..

Тополев за спиной Андропова переводил, шевеля губами, как мальчик-министрант, эхом повторяющий проповеди падре. До Кошты все доходило смутно, приглушенно, невнятно, словно сквозь толстую подушку.

… — Вам ничего не угрожает…

… — Наши интересы в вашем регионе…

… — Ваша фотография всегда на столе Иларио…

… — Несчастная мать, которая может потерять и второго сына…

… — Будущий президент страны…

Наконец подушку убрали.

— Господин Андропов спрашивает вас, Кошта: вы все поняли?

— Да… То есть не знаю… Все это слишком неожиданно. Что мне надо делать?

— Только подписать эту бумагу, — Тополев подвинул плотный лист ближе к колумбийцу. — Ваша подпись будет означать принципиальное согласие работать с нами. Затем…

— Работать с вами, — задумчиво повторил Кошта. — Во имя чего, господа?

— А во имя чего вы занимаетесь политикой? — спросил Андропов.

— Это моя страна… Я хочу быть полезным ей. Неужели это непонятно?

— Достойная цель, господин Кошта, — улыбнулся Андропов. — Мы с вами совершенно одинаково понимаем истинное предназначение политика. Так что можете и дальше жить с этой философией, мы ничего не намерены в ней менять.

— Но тогда зачем все это? — Кошта взял лист в руки и снова бросил его на стол.

— Подписывайте, Кошта, — мягко, словно обращаясь к капризному ребенку, сказал Тополев. — До посадки осталось три минуты. Вам нельзя задерживаться: у кого-нибудь из пассажиров могут возникнуть подозрения. Поторопитесь и не осложняйте себе жизнь…

Продолжая, как зачарованный, смотреть в глаза Андропову, конгрессмен вытащил из внутреннего кармана пиджака дорогой «Пеликан» с золотым пером, зачем-то пощелкал ногтем по корпусу ручки и быстро расписался.

— Attention, please… — проворковал в динамике женский голос.

— Прощайте, господин Кошта! — Андропов как-то старомодно кивнул и, резко повернувшись, вышел из комнаты.

— Я… Я могу идти? — осторожно спросил колумбиец у Тополева.

— Разумеется, — улыбнулся аналитик. — Но не раньше чем на прощанье я назовусь вам.

— Что? — в глазах Кошты застыло затравленное недоумение.

— Меня зовут Матвей, — как ни в чем не бывало продолжал Тополев.

— Зачем мне это знать?

— О, это чрезвычайно важно! Человек, который назовет вам мое имя, будет представлять нас, то есть людей, с которыми вас связывает бессрочный контракт. В любой точке земного шара. И при любых обстоятельствах. Запомните это, пожалуйста.

— Вы не боитесь совпадения? — впервые с начала этого разговора лицо Кошты немного ожило. — Имя, правда, довольно редкое, но все же…

— Не боюсь, поскольку единственный человек, который его назовет, хорошо вам знаком.

— Вот как? Кто же это?

— Ваш брат Иларио Кошта…

6

Москва. Редакция комсомольской газеты

25 ноября 1977 года

Возможно, я несколько преувеличиваю свои коммуникативные возможности, однако люди, знающие меня достаточно близко, могли бы подтвердить, что некоторая беспринципность и податливость в отношениях с теми, кто мне нравится, всегда сочетались в моем непоправимо холостяцком характере с редким упрямством и настырностью.

Конечно, я совершила фантастическую глупость, ни с кем не поделившись своим сумасбродным планом. Но, с другой стороны, с кем было советоваться? С моим драгоценным шефом, который проявлял легкомыслие только в постели, да и то не всегда? С сослуживицами по редакции — злостными вязальщицами мохеровых шапочек? Или с моим папенькой-ветераном, который после развода с матерью имел только одну подругу в жизни — газету «Правда», у которой и находил все ответы на любые вопросы?