Симон маг - Алан Флауэр

– Ты научишь меня делать так же? – спросила Елена, осторожно протягивая руку к огню.

– Ты уже можешь так же, потому что ты изменилась.

Елена робко тронула руками черное пламя. Ей не было больно, но казалось, что ее руки стали невесомыми и летали, как крылья сильной птицы в воздухе. Бронзовые и серебряные браслеты в виде змей обуглились и покрылись копотью.

– Это еще не все, – начал обучение маг, – теперь ты можешь видеть то, что скрыто от других. Смотри в это черное пламя, как в зеркало, где отразится минувшее и то, чего не миновать. В этом зеркальном огне можно разглядеть даже мысли, чувства, мечты тех, кто жил очень давно, и тех, кто родится еще очень нескоро. Это особый огонь, не только мы видим его, но и он видит нас.

Отослав прислугу спать, Елена сняла с себя браслеты и серьги. Ничего этого она не возьмет с собой. Только одну вещь она не смогла оставить дома. Это была танагра, кукла из раскрашенной глины – волнистые волосы с медным отливом, большие темные глаза, струящаяся туника с пряжкой на плече, тонкие руки, поднятые в танце к небу. Одним словом, танагра была уменьшенной копией самой Елены, хотя подарили ей эту фигурку еще в детстве и, играя с ней, девочка хотела вырасти такой же изящной. В последний раз она обняла взглядом комнату, в которой росла, и, надев свои самые удобные сандалии, не оборачиваясь, пустилась вниз по лестнице. Симон ждал ее во дворе, под смоквой.

– Обычно меня носят по городу в паланкине, – засмеялась Елена, – но с тобой я пойду пешком куда угодно.

– Дорога дальше, чем горизонт, – улыбнулся маг, – но тебе будет легко по ней идти.

Он сорвал с ветки и протянул ей тяжелый сочный фиолетовый плод.

– Нам не нужно с собой больше никакой еды?

– Здесь, – Симон тронул небольшую сумку на своем плече, – у меня кувшин с вином, которое никогда не иссякнет. Достаточно просто выливать последние капли на землю, как дань растениям и богам, и кувшин вновь наполнится всякий раз, когда ты поднесешь его к губам. И еще я взял у брадобрея Квинта теплую лепешку. Всякий раз, когда съешь половину, нужно отдать крошки богам и птицам, чтобы лепешка выросла вновь и сохранила тепло той печи, из которой она родилась, как сохраняют тепло наши тела. Она будет такой же полной и через неделю, когда мы окажемся в Риме.

Лунной ночью Симон Маг и прекрасная Елена покинули город Тир навсегда. Привязанные лодки сонно покачивались в черной блестящей воде каналов. Почти все жители спали. Маг умел заглядывать в эти сны, как в калитки дворов. Охранник у городских ворот ловил корзиной во сне золотой дождь, а его напарник сражался с говорящим по-германски седым медведем. И только из дома молодого Квинта доносились громкие веселые звуки праздничных флейт, барабанов и кифар, а также совиный смех. Там играли свадьбу. Отец Алкмены не захотел ждать ни дня и настоял на срочной женитьбе Квинта и своей дочери.

– Почему, если ты умеешь летать, как перо, по воздуху или переноситься во сне, мы идем в Рим пешком, как нищие? – спрашивала Елена, когда уже не в первый раз дорогу им загородило блеющее стадо овец. Овцы подняли целое облако пыли. Спутница Симона отворачивалась от них и закрывала лицо волосами, чтобы не дышать.

– Мы идем так долго, чтобы ты успела узнать все то, без чего тебе не обойтись. Невозможно поделиться тем, что я знаю, за одну ночь. Если ты будешь внимательна и все пойдет так, как я думаю, то на восьмой день мы будем в Риме. А если ты поймешь не все и придется повторять снова, тогда Рим ты увидишь только через десять дней или позже.

Взяв красавицу за руку, Симон повел ее недолго отдохнуть под придорожной пальмой. Пальма цвела тяжелыми золотыми гирляндами, и вокруг ее сладких цветов высоко в синем слепящем небе гудели деловитые пчелы.

– Слышала ли ты, чтобы кто-либо добрался пешком от твоего города до Рима? Вряд ли это вообще возможно. Я умею сворачивать или разворачивать наш путь до столицы, ведь длина его связана только с твоим обучением. Если хочешь запомнить все быстрее, то задавай мне вопросы. Так учиться легче всего.

– Ты узнал магию в Египте?

– Да, но после я бывал и в землях мудрых эллинов и гостил у еврейских волшебников, моющих лицо в Иордане. Египет, о котором ты спросила, самая необычная земля. Даже лягушки там мудрее наших. Если нильскую квакушку поймает змея или кот, она хватает ртом прутик и держит его поперек так, что хищник не может съесть ее и уходит, устав ждать. А нильские собаки настолько боятся крокодилов, что даже пьют на бегу. Псы опускают морды в реку и быстро мчатся по берегу, чтобы зубастый хозяин Нила, бог Себек, а по-нашему – крокодил, не уволок их на дно, в свое подводное царство.

Елена звонко смеялась. Маг забавно и очень похоже изображал потешных египетских зверей, то рисуя их носком сандалии на песке, то показывая лицом, как промахнулся крокодил, не успев схватить собачий нос.

Пока Елена смеялась и хлопала в ладоши, она не заметила, как стадо овец исчезло за горизонтом вместе с пастухом, пыль улеглась и можно было снова идти. Симон встал, но продолжал говорить:

– В Александрии я два года служил переписчиком папирусов в библиотеке. Только королева морских каракатиц знает, сколько чернил я потратил, чтобы копировать древние сочинения о лечении болезней, капризах ветров и восточном колдовстве.

– При чем тут каракатицы?

– Они жили в стеклянных домиках на столах прямо в библиотеке. Когда каракатица пугается, то выпускает в воду отличную чернильную тучу. В море это помогает им спрятаться и уплыть, а в библиотеке это помогало нам сохранять древние секреты. Развернув перед собой старый дырявый папирус, переписчик тыкает каракатицу острой стороной стила, та выбрасывает защитную тучу, стил окрашивается, и можно писать копию. Если каракатица обессилеет и у нее больше не получается пугаться, ее вытряхивают обратно в море, а потом могут выловить опять. Я хорошо запоминал их морды и подтверждаю: одна и та же морская каракатица порою служит в городской библиотеке чернильницей по три, а то и по пять раз. Королевой же каракатиц я называл ту, которая возвращалась к нам восемь раз.

– А не жалко было колоть их стилом? От этого, конечно, не умирают, но и приятного мало…

– Я быстро придумал иной способ. Заметив, что каракатицы за стеклом всегда жмурятся – им было слишком светло у нас, на берегу, я стал просто близко подносить к стеклу факел и, желая сделать себе ночь и скрыться от света, они немедленно выбрасывали нужные чернила.

Елена вновь смеялась и не знала, верить в это или нет. Такова была манера мага – рассказав веселую небылицу или нелепицу, которую сразу не проверишь, и рассмешив слушателя, он незаметно подбирался к главному.