Аннигиляция - Алексей Трофимов

явно не жалел и потому оба бедолаги замертво рухнули на землю и начали дёргаться в мучительных конвульсиях.

Остановившись рядом с ними увидел лицо одного. Это был рыжеволосый парень лет двадцати пяти. Кудрявые, короткие, грязные локоны хаотично топорщились в разные стороны напоминая выкрашенную баранью шерсть. Все лицо было испещрено яркими светящимися татуировками в виде каких-то иероглифов, вместо бровей были вживлены ряды из мелких металлических шипов, а из глаз и ушей тоненькой струйкой текла алая кровь.

Глядя на тех, кто с радостью наживается на чужом горе я стал горячей волной закипать из глубин моего сознания. Животная ярость просыпающаяся внутри меня требовала одного — убить. Тело автоматически стало напитываться энергией ядра для исполнения вынесенного мной приговора. Мир вокруг меня подернулся рябью, выставленная вперёд рука окутанная голубыми всполохами молний была готова пустить смертельный импульс, но я все никак не решался. Бьющая в голову кровь давила на своды черепной коробки, будто подталкивая к единственно верному действию, но вполне человеческие мысли противились этому, внося коррективы в выбор действия. И чем больше я медлил, тем сильнее над эмоциональным порывом доминировал разум. Он говорил, что не стоит этого делать. С трудом подавив бурю рвущуюся наружу я опустил руку, ощущая пустоту внутри себя. Пустоту от нереализуемой возможности…

Сделав пару глубоких вдохов, принял для себя решение. Убивать безоружных собственноручно было низко. Однако отпускать их безнаказанными тоже не хотелось. Им подобные и мое жилище могут обчистить. Нашел несколько метров тянущегося по земле порванного кабеля и просто связал двух неудачных грабителей. В лучшем случае они очнутся без своего добра, а в худшем с ними расправятся коллеги по цеху. Бросив на них последний взгляд отправился дальше.

Каждый следующий километр практически в точности повторял предыдущий. Редкие люди, бесцельно шатающиеся по темным улицам города, ещё более редкий свет в окнах. Зачастую в зданиях в пятьдесят-шестьдесят этажей блистала жизнью в лучшем случае десятая часть, но встречались и абсолютно мертвые, что черными проемами смотрели в такие же пустые глаза своих собратьев напротив.

Тот мир, с которым я знакомился несколько месяцев назад умер и опустел. Больше не было опасности встретиться с толпой вооруженных головорезов, не с кем было встретиться взглядом, некуда было пойти, если вдруг захотелось перекусить. Не было так же и тех, кто в хорошем настроении просто улыбался тебе в лицо. Их, конечно, и раньше было немного, но сейчас…

Единственной деталью, что меня несказанно радовала была чистота и свежесть. Улицы были вычищены от смрада и мусора, на месте ржавых развалившихся контейнеров появились новые блестящие идеально положенным слоем краски, а свежий воздух верхнего города появился даже здесь вместе с гулом очищающих его установок.

Много раз поднимая голову к небу, я не мог даже разглядеть вершины домов скрывающиеся под едким облаком из дыма и пыли, а теперь… Все преобразилось, стало лучше, но ощутив на себе ненавистный взгляд какой-то дряхлой старухи со светящимися зрачками понял главное — скоро всё вернётся на круги своя ведь люди то не изменились. На место одних отморозков придут другие и снова начнут качать права и делить то, что им не принадлежит в принципе.

И тут до меня дошло главное. Не Зилот является проклятьем этого мира. Истинным проклятьем являются люди: озлобленные, мелочные, жадные. Именно они развязали последнюю войну, не сумев поделить деньги, именно они не воспользовались возможностью разойтись мирно. И именно они погрузили весь мир в радиоактивный мрак. Они сами выбрали себе достойную судьбу.

Остановившись недалеко от места, где меня пытались убить неделю назад, был удивлен не меньше, чем чистотой нижнего города. Все, что осталось от этих событий это огромный ров глубиной метров десять и шириной метров в тридцать. Даже разрушенные фасады зданий вновь сияли своей целостностью.

Все это несколько не вписывалось в мое понимание происходящего. С моих последних приключений прошло меньше суток, а представшая предо мной картина города свидетельствовала о неделях, а скорее даже месяцах работы. Что-то тут сильно не клеилось.

Вновь взыгравшее ощущение нереального мира заставило меня осмотреться по сторонам, но заметив пару индивидов в пьяном угаре плетущихся в сторону одного из подъездов быстро осознал, что все в полном порядке. Просто я дома.

Щелчок запоров железной двери звонким эхом разошелся по лестничной клетке, отзываясь в пустоте нижних этажей. Мое последнее посещение родных апартаментов казалось было целую вечность назад. Шорох поворачивающейся дверной ручки, лёгкий, еле слышный скрип не смазанных петель и вот я дома.

Сделав шаг за порог, ощутил внутри приятный цветочный аромат с нотками свежесваренного кофе. Но полностью осознать происходящие не успел, тело застыло в движении, а квартира наполнилась тяжёлым густым туманом, что корёжил и пронизывал все пространство вокруг. Послышалось неторопливое цоканье каблучков и со стороны кухни появилась она — Лана.

Белые ботинки на высоком черном каблучке, изящно оплетающие ее стройные ножки до щиколотки, еле заметной границей плавно переходили в бархатистую светлую кожу. Значительно выше середины бедра, едва прикрывая округлости ягодичных мышц, были короткие облегающие кипельно белые шортики, сквозь которые просвечивались тоненькие линии нижнего белья. Заканчивали образ куртка из темной матовой однородной кожи, под которой скрывалась черная футболка со знаком биологической опасности, распущенные длинные волосы, ядовито-зеленые тени глаз, выразительные пышные ресницы и ярко-красные губы. Только сейчас, глядя на все это великолепие в шаге от меня, я понял насколько сильно соскучился. И никакие ее пространственные парадоксы не смогли бы справиться с поднимающимся внизу настроением.

А тем временем Лана подошла практически в упор и смотрела мне в глаза. Ее голубые огоньки пытались заглянуть, внедриться в саму душу, впитывая ее энергию и тепло от неё исходящее. Но в отличии от моих, светящихся безграничной радостью встречи, в ее тепла я не видел — только холод и гнев.

— Пять дней, пять долгих дней я ждала, пока ты наиграется в героя и вспомнишь обо мне. Ни звонка, ни даже короткого сообщения о том, что с тобой все хорошо. Скажи мне, Эдвард, мне убить тебя прямо сейчас или подождать, пока ты сам сдохнешь во имя своих убеждений?

Сделав небольшую паузу, она видимо ожидала услышать ответ, но на что Лана рассчитывала мне не понятно. Я ведь парализован и даже губами не могу шевелить. По крайней мере так должно быть. Так было раньше. Сейчас же я ощущал, что тело хоть и с усилием, но все же мне подчиняется. Пальцы двигаются, руки и ноги работают, а обычная в этом состоянии заторможенность мыслей отсутствует.