Расслышать умерших - Франсуа Брюн

Есть и еще одно объяснение равнодушия людей к этому вопросу: нужно честно признать, что содержание передаваемых из иного мира сообщений часто вызывает лишь недоумение или разочарование. Потому что они почти ничего не сообщают. Не то чтобы разочаровывал сам иной мир, нет. Но о нем почти ничего не говорится. Когда наши космонавты высадились на Луну, то они хотя бы все подробно описали. Они рассказали, как их взволновал вид на Землю с Луны, как было удивительно, чуть оттолкнувшись с поверхности, делать огромные прыжки. Наши же собеседники из-за пределов смерти вообще ничего конкретного не говорят о тех условиях, в каких проходит их новая жизнь. Видимо, это относится к знаменитой области запретных вопросов. Однако мы видим, что все-таки кое-что (и не так уж и мало) можно узнать, вот только другими путями. Менее надежными. Тогда как наикратчайший путь, наоборот, не дает почти ничего.

Отец Шмидт попытался систематизировать темы, которые поднимались иногда в таких сообщениях. Он заметил, что, бывало, интересные факты составляли до 60 % сообщения, но чаще всего они не превышали 15 %. Он вспоминает по этому поводу золотоискателей: те ради крупицы золота промывают огромные массы песка[28]. Но ведь мы здесь только зачинатели, это лишь начало. Сперва, похоже, наших собеседников волновало только одно: убедить нас в том, что общение и вправду возможно. При чтении записей сообщений создается впечатления, что больше всего они боятся, как бы мы ни махнули на все рукой. Затем они попытались получше наладить систему связи, давая нам технические советы. Но главной их заботой, по прежнему, оставалось: быть узнанными, доказать, что это именно они – рассказом о тех житейских мелочах и личных секретах, которые никому, кроме них, не известны.

Но, может быть, мы слишком многого хотим. Те, кому довелось потерять близкого человека и вдруг через несколько месяцев или даже лет снова услышать знакомый голос, только ему присущие выражения, голос того, кто очень дорог, – нужно ли им что-нибудь еще? Хильдегарда Шефер вспоминает, как Константин Раудив как-то поставил ей старую пленку с полным отчаяния голосом матери, еще живой, она по-итальянски звала своего умершего ребенка: и вдруг на этот зов с пленки ответил детский голос[29].

Жан Приёр также свидетельствует о той огромной радости, которая потрясла мадам Габриеллу Алвизи Джерозу, когда она впервые услышала снова голос дочери:

«Я была просто раздавлена горем, с ее уходом свет словно померк навсегда. Горе сделало меня совершенно бесчувственной, казалось, что уже ничто и никогда не вызовет во мне интереса. И вот однажды, все в том же состоянии оцепенения и самоуничтожения, я случайно заметила заголовок брошенного неподалеку журнала: “Кто-то зовет нас из мира иного”… Вот тогда-то я и решилась на эксперимент и, все с тем же горем в сердце, стала ждать ответа из иного мира».

Но и для нее все оказалось не так просто. Сначала она потратила месяцы на то, чтобы действительно решиться на первый эксперимент. После первого порыва она уже прекрасно отдавала себе отчет, в чем причина такого гнетущего страха: ведь если эксперимент не удастся, погаснет самая последняя надежда. Сначала она уловила несколько слов на немецком и английском, затем, наконец, одно слово по-французски: «балансировать», – но все это было совершенно бессмысленно. Но она делает все новые и новые попытки, днем и ночью, каждый день. Вдруг однажды какой-то серьезный голос произнес четко и по слогам латинскую фразу: «Opus hic, hic opus, hic opus…». Что можно перевести как «Здесь работа…», или «Надо потрудиться…». И, наконец, через несколько дней, любимый и долгожданный голос произнес первые слова: «Тебе что-то нужно?».

«Казалось, что голос никогда и не покидал этого дома, что он, как раньше, просто раздается из соседней комнаты… Роберта делала все, чтобы ее узнали. Она напоминала мне словечки и фразы из своего детства, фразы, известные только нам двоим. Называла вещи, прежде ей принадлежавшие. Даже насвистала мелодию, которой обычно, играя, будила свою сестру»[30].

Конечно, из этого не сделаешь сенсационный репортаж о мире мертвых. Но для родителей, супругов, друзей, у которых смерть отобрала любимых, есть ли что-то более потрясающее, чем возможность еще хотя бы раз, совсем близко, совсем рядом, услышать любимые голоса? убедиться, что они здесь, рядом с нами, что их жизнь продолжается, что с ними что-то происходит, и что однажды мы непременно встретимся?

Все изменилось в 1984, когда Радио Люксембург в ходе одной из немецких телепередач пригласило в свою студию профессора Ганса Отто Кёнига, предложив ему продемонстрировать радиослушателям работу его уже знаменитого генератора. Аппарат был доставлен и смонтирован под взыскательным взором технологов, проследивших, чтобы все было по-честному, без трюков и фокусов. Новизна прибора заключалась не только в том, что он записывал голоса лучше и четче, но и в том, что их можно было слышать через громкоговоритель одновременно с записью. Т. е. теперь можно было вести непосредственный диалог, а не перематывать пленку назад после каждого вопроса, как раньше. Прибор был, к тому же, довольно надежен и послушен воле экспериментатора. Сбылась мечта Джорджа Мика. Он также присутствовал на сеансе и был приятно удивлен, когда один из голосов окликнул его по имени. Каждый участник мог задавать вопросы. Ответы давались после очень короткой паузы, очень четко и ясно, как если бы голос звучал прямо в зале. Успех был огромный. Аудитория насчитывала до двух миллионов радиослушателей. Кёниг затем не раз выступая в этой же студии. После одной из передач, радиостанция получила около трех тысяч писем только за одну неделю. Лед тронулся: об этом стало можно говорить.

2. Люксембургский опыт: «нерушимая частица вечности»

Но даже полученные ответы были по-прежнему все еще слишком краткими, так что из них трудно было извлечь хоть какие-то подробности или объяснения. И все-таки с тех пор исследования значительно продвинулись вперед. Я сам, с замиранием сердца, смог в этом убедиться, побывав в гостях у своих новых друзей Х.Ф. в Люксембурге.

Их адрес мне дала мадам Шефер. Прежде, чем ответить на мое письмо, они, как обычно, проконсультировались со своими привычными собеседниками из иного мира: и прежде всего, с Константином Раудивом. Мы помним, что он все последние годы своей собственной жизни посвятил необычным записям голосов. Теперь он снова участник однажды начатого разговора – только уже с той стороны, из-за черты смерти. Он терпеливо продолжает все ту же работу, преследует тот же духовный замысел, полагая, что в результате такого общения с миром иным мы сможем постепенно менять наши сердца и души и тем самым менять нашу жизнь здесь. Поэтому он помогает многим исследователям по всем миру, и в частности, супружеской паре из Люксембурга и их другу инженеру Ж.П.С.

Довольно регулярно в разговор вмешивается и еще один собеседник: некто, утверждающий, что он вообще не жил на нашей планете, что вообще так и не воплотился. Когда однажды друзья попробовали все же заставить его представиться, то имя он назвать отказался, но зато поэтически объяснил им: «Я один из тех невидимок, что помогают ребенку перейти через мост» И добавил: «Можете звать меня техником, библиотекарем или архивистом. Для планеты Земля я как бы и то, и другое, и третье».

К слову сказать, «техник» как раз и посоветовал моим друзьям, как им технически усовершенствовать коммуникацию. С его помощью они создали целую серию приборов, которые могут издавать волны любой длины. Он также показал, где эти приборы лучше расставить. Иногда он уточняет, какое место в комнате лучше занять каждому участнику сеанса коммуникации. Сама комната сегодня стала маленькой лабораторией: здесь и ультрафиолетовые лампы, какими, бывало, пользовались филателисты, и мигалка, и прибор, издающий высокочастотные волны, черно-белый телевизор, соединенный с белым экраном, издающим фоновые шумы, и небольшой радиоприемник. Это радио особенно ценно, из него мы и услышим голоса умерших.

Итак, когда я обратился с просьбой принять участие в одном из сеансов, за разрешением хозяева обратились к Константину Раудиву и к «технику». Те дали зеленый свет, и вот мы уже в лаборатории, все четверо. Все приборы включены, издают странные звуки, вспышки света, сильный фоновый шум. Молодая женщина зовет в магнитофонный микрофон: «Дорогой техник, дорогой Константин Раудив, просим, поговорите с нами, если это возможно; lieber techniker, zwanzig Uhr und sechzehn Minuten, сейчас 22 июня 1987, вечер понедельника, двадцать часов шестнадцать минут, мы приветствуем вас… (в тишине раздается лишь шум разных приборов)». Наконец, постепенно, из фонового шума выделяется серьезный, довольно звонкий голос. Это Константин Раудив. Специально для меня он говорит по-французски: