Русская военная история в занимательных и поучительных примерах. 1700 —1917 - Николай Ковалевский

Адмирал Д. Н. Сенявин с удовольствием рассказывал историю о своем корабельном слесаре, который помог ему спасти флагманский корабль во время шторма. Было это в самом начале русско-турецкой войны 1787—1791 гг. Когда корабль швыряло как щепку и матросы обессилели, заделывая трещины в корпусе, этот слесарь на виду у всех уселся на пушку и, обрезая кость солонины, стал равнодушно есть. Сенявин накинулся на него: «Нашел время! Брось все и работай!» Но слесарь бодро отвечал: «Ваше превосходительство, теперь-то и поесть солененького, а то, может, доведется, пить много будем!» Матросы захохотали, крикнули: «Ура, слесарь!» — и в оживлении свою работу стали делать в два раза успешнее.

С началом русско-турецкой войны 1787—1791 гг. сын Екатерины II Павел четыре месяца уговаривал мать отпустить его к армии, но та ему отказывала, зная, что от этой поездки будет больше вреда, чем пользы. Наконец Павел использовал такой аргумент: «Что скажет Европа, когда узнает, что я не отпущен в армию вопреки моей воле?» «Европа скажет,— отрезала Екатерина,— что наследник престола умеет исполнять волю своей матери и государыни».

В начале 1790-х гг. Европа переживала беспокойные дни, вызванные революционными событиями во Франции. Читая газеты в кабинете матери, Павел вышел из себя: «Что они все там толкуют? Я бы тотчас все прекратил пушками!» Екатерина подняла глаза на сына, усмехнулась и ответила: «Не надо быть кровожадным, или ты не понимаешь, что пушки не могут воевать с идеями? Если ты так будешь царствовать, то не долго продлится твое царствование».

Незадолго до войны с Россией, которую намеревался начать шведский король Густав III, последний пригласил русского посла в Стокгольме графа А. Моркова осмотреть Дроттигамский дворец. При посещении оружейной палаты король подвел посла к стоявшим отдельно русским знаменам и сказал многозначительно: «Вот три русских флага, отбитых при Петре I и в последующих войнах». «Да, это три наших флага,— ответил без тени смущения Морков и улыбнулся: — Они стоили Швеции трех областей».

В 1788 г., когда Россия и Турция воевали за Крым, началась русско-шведская война. Фельдмаршал Потемкин, действовавший на юге, заколебался и предложил Екатерине пока уступить Турции Крым. На это императрица отвечала ему в письме: «На оставление Крыма согласиться не могу, об нем идет война, и если сие гнездо оставить, тогда и Севастополь, и все труды и заведения пропадут. Когда кто сидит на коне, тогда сойдет ли с оного, чтобы держаться за хвост? »

Интересной подробностью биографии адмирала С. К. Грейга, героя морских баталий с турками и шведами, была его принадлежность к масонам. В 1788 г. у Готланда русская эскадра Грейга сражалась с флотом шведского герцога К. Зюйдерманландского, который тоже был масоном и имел над Грейгом старшинство в масонской иерархии. Чувство воинского долга у Грейга взяло верх, и он победил шведов, но, как говорили некоторые, его масонские чувства были чрезмерно растревожены, и вскоре после сражения от нервной болезни он умер.

Полковник Кузьмин, потерявший в русско-турецкую войну руку, из уважения к его боевым заслугам был оставлен в армии и назначен комендантом одного из фортов на Балтийском море. Когда в 1788 г. шведский флот осадил форт, Кузьмин с горсткой храбрецов отбил все атаки, а на предложение сдаться с гордой усмешкой ответил: «Передайте шведскому адмиралу, что мне нечем ворота открывать: одна рука, да и та шпагой занята».

За победу над шведами в Ревельском морском сражении 1790 г. адмирал В. Чичагов был удостоен ордена Андрея Первозванного. Когда Екатерина посылала ему награду, канцлер Безбородко заметил императрице, что надо бы послать двойную меру орденской ленты. «Это почему же?» — удивилась Екатерина. Канцлер ответил: «Герой наш так честен и скромен, что, когда износит одну ленту, ему не на что будет купить другую».

Екатерина, улыбнувшись, оценила подсказку и велела прибавить к ордену солидное материальное вознаграждение.

В начале 1790 г. адмирала В. Я. Чичагова, находившегося со своей эскадрой в Ревельской гавани, предупреждали, что в поход против него собирается крупная и хорошо вооруженная шведская эскадра. Весьма спокойно восприняв весть о грозной военной опасности, Чичагов простодушно ответил: «Ну и что? Ведь не проглотят же они нас».

После победы Чичагова Екатерина, смеясь, вспоминала эти слова и решила увековечить их: для Эрмитажа был сделан бюст адмирала и на нем вырезана надпись, составленная самой Екатериной:

С тройною силою шли шведы на него;

Узнав, он рек: Бог защитник мой,

Не проглотят они нас;

Отразив, пленил и победу получил.

Эта же надпись была вырезана впоследствии и на надгробном памятнике Чичагова.

Когда адмирал Чичагов после своих морских побед над шведами в 1789—1790 гг. прибыл в Петербург, Екатерина изъявила желание встретиться с ним, чтобы он ей рассказал о своих впечатлениях. Адмирал редко бывал в хороших обществах и опасался при встрече с императрицей выказать свою привычку употреблять неприличные слова. Придя к Екатерине, он вначале робел, но, все больше увлекаясь рассказом, разгорячился. Дойдя до кульминации описания своего сражения со шведами, он стал кричать: «Они меня...! А я их...!» Тут он вдруг опомнился и в ужасе повалился на колени: «Виноват, ваше величество...» «Ничего,— кротко сказала Екатерина, сдерживая улыбку,— ничего, Василий Яковлевич, продолжайте, я ваших морских терминов не разумею».

Петербургское дворянство предложило Екатерине II принять на себя титул «Великой Премудрой Матери отечества». На это императрица разъяснила: «О званиях, кои вы желаете, чтобы я приняла, ответствую: „Великая" — о моих делах оставлю судить потомкам и времени; „Премудрая" — никак себя такою назвать не могу, ибо премудр один Бог; „Матерь отечества" — любить Богом врученных мне подданных почитаю за долг моего звания, быть ими любимою есть мое желание».

Царствование

Павла I

1796-1801

Павел, еще великим князем, проводил учение с конным полком в Гатчине. Недовольный действиями одного офицера, он вызвал его к себе и встретил такими словами, что тот вдруг свалился, как сноп, на землю в обмороке. Когда офицер оправился, Павел пригласил его к себе и, усадив рядом, спросил его: «Человек ли я?» На утвердительный ответ Павел продолжал: «И вы человек?» — «Человек, ваше высочество».— «Тогда вы, конечно, умеете прощать».

Взойдя в 1796 г. на престол, Павел I обнаружил твердое намерение покончить с традициями своей матери — Екатерины II и стал преобразовывать Россию по-своему. Но из его замыслов ничего хорошего не выходило. Характеристику начала царствования Павла дал его сын, цесаревич Александр (будущий император) в следующих словах: «Все сразу перевернуто вверх дном. Военные почти все свое время теряют исключительно на парадах. Во всем прочем решительно нет никакого строго определенного плана».

Император Павел в 1797 г. посетил Балтийский флот и проплыл с ним от Кронштадта до Красной Горки. На память об этом событии эскадр-майор при особе императора А. Шишкин преподнес ему «Журнал кампании 1797 года», где сделал такую надпись: «Краткое пребывание Вашего Императорского Величества на флоте останется на долгие века в умах и сердцах российских мореплавателей». Взяв книгу, Павел прочитал надпись, сделался хмурым, положил книгу на стол и молча вышел. Присутствующие, обсудив происшествие, догадались: императору не понравилось, что его поход с флотом назван в надписи «кратким пребыванием». Вечером, встретив Шишкина, Павел строго заметил: «Вы там написали много лишнего».

Павел I выше всего ставил порядок и послушание и не терпел, когда ему пытались противоречить. Однажды старый фельдмаршал Н. В. Репнин выразил свое несогласие с одним из поспешных решений императора. Павел нервно поморщился и, указав на то, что Репнин вышел на полшага вперед более положенного, сказал: «Фельдмаршал! Знайте, что в России вельможи только те, с которыми я разговариваю и только пока я с ними разговариваю».

Однажды утром дежурный адъютант в звании поручика рапортовал императору Павлу о состоянии одной воинской части. Согласно строевой записке, он докладывал: «в карауле столько-то», «дежурных столько-то», «больных столько-то», произнес: «под арестом» и вдруг осекся, видя, что в этой графе никого нет. «Кто под арестом?» — спросил император. Растерявшийся поручик молчал. «Кто под арестом?» — гневаясь, переспросил Павел. «Я, государь!» — промолвил офицер, преклоняя колени. Смягчась и раскаявшись в своей строгости, император сказал: «Поручик, нет — капитан, встаньте!»