Трое шведских горных мужчин (ЛП) - Голд Лили

Я поднимаюсь, и он кладет руки на другое плечо.

— Знаешь, — небрежно говорит он, разминая мышцу. — Массаж сработал бы намного лучше, если бы ты сняла рубашку.

Мой рот приоткрывается. Я вскакиваю с дивана, отшатываясь назад.

— Боже мой! Ты просто пытаешься раздеть меня!

У него хватает изящества выглядеть застенчивым.

— Ривен попросил меня об этом. Он беспокоится, что ты скрываешь травму.

Ярость кипит в моей крови.

— Не смей делать это! Найди что-нибудь еще, на что можно подрочить!

Он выглядит озадаченным.

— Это не то, что я планировал…

Я прерываю его.

— Послушай меня. Я не хочу этого. Что с тобой не так? Не пытайся обманом заставить меня снять одежду! Если я говорю «нет», я говорю серьезно!

Он поднимает руки вверх.

— Слушай, мне жаль. Прости. Мы просто хотим знать, не пострадала ли ты. Это все.

— Я действительно выгляжу такой хрупкой? Ты бы стал вот так нависать над Коулом?

Он пожимает плечами.

— Мы знаем, с чем можем справиться. Но ты не отсюда. И ты такая маленькая. Мы не знаем, что ты можешь выдержать.

— Ну, это дерьмовое, мать его, поведение, — огрызаюсь я. — Не делай этого.

Он прикусывает губу. Рыжеватый локон падает ему на лицо.

— Мне жаль, — снова говорит он. — Невероятно сильно.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Внезапно до меня доходит, насколько я уязвима. Я застряла здесь, и мне не к кому обратиться за помощью. Волна паники, поднимается во мне и захлестывает меня.

— Я… у вас есть ванная?

— Нет. Обычно мы просто мочимся в снег. — Он неуверенно улыбается мне. Я тупо смотрю на него, и он вздыхает, вставая. — Я покажу.

Я попятилась назад.

— Нет. Оставайся на месте. Не ходи со мной.

Он тихо ругается и садится обратно.

— Тот коридор. — Он указывает. — Вторая дверь налево.

Я следую его указаниям и спотыкаясь в темном коридоре, практически падаю в ванную. Я запираю за собой дверь, опускаю сиденье унитаза и плюхаюсь на него, пытаясь успокоиться.

Нет никаких причин для паники. Ребята спасли меня от снежной бури, отнесли мой багаж, осмотрели и накормили. Они даже отбуксировали мою машину. Если бы они хотели причинить мне боль, они бы уже сделали это. Они достаточно сильны, чтобы заставить меня делать все, что они захотят, и у них было много возможностей для этого.

Мне нужно успокоиться.

Раздается легкий стук в дверь.

— Ты в порядке? — говорит Илай. — Пытаешься сбежать через окно? Защелка немного неудобная, ее приходится покачивать со стороны в сторону.

Я встаю, пошатываясь, и открываю дверь. Меня сразу же окутывает аппетитный аромат теплого сахара и корицы. Илай делает шаг назад, давая мне пространство, и предлагает мне тарелку.

— Я испек тебе булочку с корицей, в качестве извинений.

Я опускаю взгляд на выпечку. Выглядит восхитительно.

— Ты сделал это сам?

— Ладно. Я поставил его в микроволновку. Но я вложил в это все свое раскаяние. — Он одаривает меня обнадеживающей улыбкой. — Слушай, мне действительно жаль. Я не хотел тебя напугать. Я обещаю, что наши с Ривом намерения были благородными, но ты права, ситуация оказалась дерьмовой. — Он проводит рукой по волосам. — Если хочешь побыть одна, ты можешь провести ночь в моей комнате, а я займу диван, или… — Он хмурится. — Может быть… это тоже жутко? Хм. У нас есть свободная комната, я могу перетащить гостевую кровать, если ты не против подождать в гостиной? У нас не часто бывают гости, мы вроде как не готовы.

Он выглядит таким серьезным и так искренне расстроенным, что напугал меня, что меня охватывает смущение.

Я ненавижу, что стала такой чувствительной. Несколько месяцев назад, если бы такой горячий мужчина потребовал, чтобы я сняла рубашку, чтобы проверить меня на наличие травм, я бы сорвала ее в считанные секунды и, вероятно, мурлыкала, пока он это делал. Я ненавижу, что я стала так бояться людей. Я ненавижу это. Это не я. Я чувствую себя маленьким кроликом, подпрыгивающим при каждом внезапном шуме, смотрящим на всех так, словно они потенциальный хищник.

— Нет. Нет. Все в порядке. Спасибо. Я… не хочу оставаться в одиночестве. — Я беру тарелку и направляюсь обратно в гостиную. — Извини, что сорвалась. Наверное, для меня это довольно щекотливая тема. — Я сворачиваюсь калачиком обратно на свое место на диване, зарываясь в подушки.

Он плюхается рядом со мной, на его лице появляется беспокойство.

— Что? Почему? — Когда я ничего не говорю, его челюсть сжимается. — Почему? — Он говорит вновь, его голос становится резче. — Кто-то причинил тебе боль?

Я открываю рот, но не могу произнести ни слова.

Он выпрямляется. Все ленивое очарование спадает с него, и внезапно он уже не выглядит таким безобидным. Я не сомневаюсь, этот человек мог бы надрать кому-нибудь задницу.

— Нет, — говорю я поспешно. — Нет. Ничего подобного… о чем бы ты мог подумать. Мне не следовало этого говорить. — Я тру глаза. — Я просто устала. Слишком много говорю.

Он изучает меня несколько секунд, его лицо серьезное. Я заставляю себя улыбнуться ему. На секунду мне кажется, что он собирается снова повторить свой вопрос, но вместо этого выражение его лица смягчается. Он раскрывает объятия.

— Хочешь обнимашек?

Я удивленно моргаю. Я не знаю, чего я ожидала, но точно не этого. Я чувствую странное напряжение в груди. Я понимаю, что действительно хочу, чтобы меня обняли. Мне вроде как очень, очень сильно это нужно. У меня только что была самая адская неделя в моей жизни. Я ставлю свою тарелку.

— Я… да. Хорошо.

Он поддается вперед и обнимает меня своими сильными руками. Я даже не думаю, прежде чем утыкаюсь лицом в его плечо, вдыхая аромат корицы, сахара и сосен. Его футболка мягкая и теплая, и я чувствую, как его сердце ровно бьется у моей щеки. Я растворяюсь в нем.

Я не помню, когда в последний раз меня обнимали. Все, кто раньше заботился обо мне, теперь ненавидят меня. Даже мои собственные родители не тронули бы меня и пальцем.

Слезы внезапно наворачиваются на мои глаза. Я пытаюсь остановить их, но не могу. Одна слеза стекает по моему носу, потом другая. Вскоре я тихо плачу в его рубашку. Я не могу остановиться.

Илай издает печальный звук.

— Ох, милая. — Он притягивает меня ближе. — Шшш. Все в порядке. Все в порядке. — Он начинает успокаивающе поглаживать мою спину. — Ты в порядке.

Я не знаю, как долго я плачу. Кажется, что проходит вечность. Он все это время обнимает меня, что-то тихо бормоча мне в волосы. В конце концов, у меня заканчиваются слезы, и я отстраняясь, икаю.

— Б-боже. — Я смущенно вытираю лицо. — Прости. Я не знаю, откуда это взялось.

Он на самом деле смеется, убирая прядь волос с моей мокрой щеки.

— Господи, что бы тебе обычно понадобилось для этого? Смерть родственника?

— Что?

— Ты заблудилась в чужой стране, попала в автомобильную аварию, ты ранена и едва не замерзла насмерть во время шторма, и теперь ты заперта в незнакомом месте без возможности связаться с внешним миром. Поверь мне. Большинство людей заплакали бы от любой из этих вещей. — Он сжимает меня. — Ты просто измотана, детка. Не переживай из-за этого.

— Спасибо. — Я шмыгаю носом. — Это чушь собачья, но я ценю твою заботу.

— Это не ерунда. — Он вытирает слезу с моей щеки большим пальцем. — Я знаю, что у тебя нет причин доверять мне, — искренне говорит он. — Но здесь ты дейстивтельно в безопасности. Я обещаю.

Я встречаюсь с ним взглядом. Отблески камина мерцают в его зеленых глазах. Его лицо совершенно открыто и серьезно. Я не могу не доверять ему. Я медленно киваю.

Он смахивает еще одну дорожку от слез, и я понимаю, что он не отпускает моего лица. На самом деле я не возражаю. Приятно чувствовать на себе его теплые руки. Его большие пальцы поднимаются к моим вискам, и он начинает круговыми движениями растирать их, облегчая мою головную боль.