Открытый научный семинар:Феномен человека в его эволюции и динамике. 2005-2011 - Сергей Хоружий

Почему появляются такие вольные параллели между философским дискурсом и богословским языком? И наоборот — появляются такие смелые введения сугубо философской терминологии в богословский язык? Здесь мы должны говорить, конечно, не только о внешних обстоятельствах, но и о сложной личности самого Флоренского. Он, конечно, получил мощную подпитку из философии Лейбница. У Лейбница уже присутствуют те понятия и термины, «живые точки зрения», которыми Лейбниц оперирует как монадами, субстанциями, правда, не выходя за рамки философского дискурса. Развивая рационализм, тем не менее он строит пространственный континуумом, подчиняя его законам монадологии. У отца Павла, конечно, были весьма продуктивные попытки создать некий мостик к двум противоположным областям — философии и богословию, которые он переживал и в себе. И это в данном случае были отголоски философского знания Лейбница. И в то же время, здесь проявился недостаток теории пространства, к которой он подходил, пытаясь втащить туда философский дискурс.

Действительно, чтобы быть адекватно понятыми, мы должны разграничивать (и я здесь полностью солидарен с Олегом Игоревичем) свой методологический аппарат. Говоря о ноуменальности, мы должны определиться, в каком контексте мы будем ее определять. Поскольку все-таки основным предметом стало творчество Флоренского, который совместил в себе такие две такие позиции, две системы, то мы должны были их проанализировать. Мы должны были показать pro и contra в данном подходе, который, на мой взгляд, вполне может развиваться. Почему? Посмотрите, мы с вами увидели удивительные точки соприкосновения в совершенно разных культурных традициях. Они действительно умопостигаемы, но нельзя их представить воочию. Они, безусловно, нуждаются в дедукции. Пока для нас это остается трудноразрешимой проблемой. Сама постановка проблемы таких сопоставлений была неожиданной для многих, были неожиданны и точки соприкосновения. Тем не менее, они существуют. Определяется ли это близостью традиций? Можно и так трактовать: вот Русь под татарами — вот вам и мусульманство, и восприятие мусульманского искусства. Но я подчеркиваю, что все-таки мы имеем дело с такими особенностями человеческого мозга, как его способность репродуцировать определенные явления. Не случайно Флоренский обращается к Гете или к платоновскому миру идей. Эти явления присущи человеческому мозгу, их интуитивно воспроизводит ребенок, как образ пространственности.

Генисаретский О.И.: Т. е. Вы соглашаетесь с моим скрытым упреком. Раз это естественное свойство мозга, т. е. нашей человеческой природы, то этот тип дискурса принадлежит естественной теологии. Богословие тоже сложно устроенная реальность, и там есть такой раздел «естественной теологии», когда объясняется нечто относящееся к духовной жизни в терминах соприродности. И Ваши параллели очень убедительны, они проблематизируют ситуацию. Этот жанр работ — толковать и дальше природу символизма в прямой и обратной перспективе, он будет продолжаться. И по мере того, как эти сопоставления будут накапливаться, это будет длиться и длиться как отдельная естественно-теологическая линия толкования символизма прямой и обратной перспективы. Эта работа очень интересная, и она обещает выявление этого визуального языка, как совершенно самостоятельного наряду с математическим, с естественным языком и т. д. Это одна часть того, что мы можем здесь обсуждать. Спасибо за ответ.

Уважаемые коллеги, какие-то вопросы в обозначившейся рамке у кого-то образовались?

Макеев Ю.К.: Я работал с Борисом Викторовичем Раушенбахом в Совете по мировой культуре. Я хотел бы отметить, что прямолинейность распространения света — это не более чем аксиома, принятая в физике достаточно давно. Аксиома — вещь конвенциональная, принятая по договоренности. Косвенным доказательством того, что это возможно не так, является волновая модель распространения хромотипных излучений, где векторы магнитной и электрической напряженности идут по спирали. Это первый момент.

Второй момент. Я хотел бы также отметить, что картина мира, которую мы «наблюдаем», конвенциональна и конструктивна. Мы ее сами конструируем в соответствии с жизненным опытом и социально обусловленным сознанием, я отличаю его от бессознательного. Мы в свое время с Борисом Викторовичем делали такие краткие эксперименты…

Генисаретский О.И.:: Сначала, пожалуйста, вопросы.

Макеев Ю.К.: Тогда первый мой вопрос касается прямолинейности и конвенциальности.

Ульянов О.Г.: Наше представление условно настолько, насколько условна та или иная научная терминология. И я очень рад, что здесь есть последователи Бориса Викторовича, потому что последней его разработкой было применение понятия векторности в триадологии. Здесь можно показать, насколько продуктивным или непродуктивным является обращение к данным направлениям математического моделирования. С одной стороны, мы говорим о модели мироздания, — мы вынуждены об этом говорить. С другой, — мы должны эту модель мироздания представить для себя достаточно осязаемо и зрительно, чтобы она была воспринята… Здесь есть определенная степень условности и в рамках традиции, тем не менее, мы все-таки находим себя в определенной традиции на том этапе развития, на котором она находится. Я говорю о современном этапе в развитии картины мироздания. Здесь важны критерии, которые мы применяем к картине мироздания. Мне показался продуктивным подход отца Павла Флоренского, который смог развить Борис Викторович Раушенбых. Проштудировав Лейбница, Флоренский прекрасно осознавал, что ноуменальный мир многомерен…

Генисаретский О.И.: Но тогда это было общим местом, и в этом нет никакого интеллектуального подвига Флоренского.

Ульянов О.Г.: Но здесь есть конфликт. Если берется одна часть представлений о некой пространственной движущейся точке, о субстанции, то это представление должно оставаться в рамках этих категорий. Монады не имеют ни входа, ни выхода. Флоренский взял эту параллель монады — точки зрения и применил это представление к пространственно-временному континууму. Здесь буквально получился парафраз из Лейбница про точку в движении. Своим языком Флоренский фактически повторил то же самое, хотя у Лейбница речь идет о том, что эта точка движения остается сама по себе недоступной, замкнутой, и не имеет ни входа, ни выхода.

Генисаретский О.И.: Спасибо, ответ на вопрос получен. Я только бы напомнил вам, уважаемые господа, замечательную статью Сергея Сергеевича Хоружего под названием «История света». Что очень характерно, — он говорил не об истории воззрений на свет, а, по-моему, вопреки самому себе, он впервые радикально онтологически поставил этот сюжет. У света у самого как такового есть своя история. И мы в данном случае имеем дело с определенной фазой в трактовке этой истории. Недаром Гуссерль говорил, что вся геометрия Евклида — это не более чем традиция. Есть такая традиция под названием «геометрия Евклида». А есть традиция визуально-геометрической трактовки художественных произведений и она полнокровна, полноценна и будет развиваться. Но не стоит, мне кажется, сейчас так сразу на теоретико-познавательные сюжеты сползать, потому что явно невозможно в условиях трактования одного-двух-пяти образов разрешить проблематику пространственно-временного устройства мира.

Реплика: У меня одно замечание. Интерес авангарда к работам Флоренского и к обратной перспективе связан с тем, что авангард отказался от прямой перспективы. Есть статьи о сопоставлении живописи и иконописи и т. д. Но сам Флоренский не авангардист…

Генисаретский О.И.: Преподавая во ВХУТЕМАСе, он был в прямом контакте с производственниками, с конструктивистами, со всеми прочими, и в своих работах он трактует эти явления. У него есть яркие страницы про кубизм, про супрематизм и т. д.

Реплика: Но авангард был такой, что он не мог его терпеть.

Генисаретский О.И.: Нет. Интеллектуал не может чего-то терпеть или не терпеть, он его описывает.

Реплика: Обстановка во ВХУТЕМАСе, простите, была такова, что Флоренского травили. Эту травлю продолжали в ЛЕФе, Маяковский…

Генисаретский О.И.: Ну да, а некоторые травили, а некоторые — как Хлебников, — ездили к нему в гости. Это — жизнь, с Вашего позволения.

Реплика: Ну, да. А вопрос такой: Вы обрисовали типы культур: западноевропейская, православная, китайская, индийская. Что означает для всей культуры господство той или иной перспективы, скажем, для духовной жизни? Меня особенно интересуют китайская и индийская культура.

Генисаретский О.И.: Другими словами, что нам дает для синтетического видения природы искусства факт наличия разных перспектив в разных культурах?