Лживый язык - Эндрю Уилсон

Крейс устремил на меня напряженный взгляд. Что это — своего рода экзамен? На пару секунд я растерялся. Потом все же решил принять правила игры старика.

— Думаю, ответ здесь может быть только один, — сказал я, так же серьезно глядя на него. — Запретить столовые приборы. Другого пути нет.

Крейс захохотал, хватаясь за живот; дряблая кожа на его шее заколыхалась из стороны в сторону. Я рассмеялся вместе с ним: мой ответ попал в самую точку. И тут мне вдруг нестерпимо захотелось в туалет. Чтобы отвлечься, я попытался думать о чем-то другом, стал рассматривать восхитительные полотна на стенах. Не помогло. Я прокашлялся.

— Простите, мистер Крейс, мне жутко неудобно, но нельзя ли воспользоваться вашим туалетом?

— Конечно, конечно. Ох, безмозглый я болван. — Он покачал головой. — Так ведь и не показал вам дом. Позор на мои седины. Пойдемте.

Он повел меня из гостиной в портего, где мы почти сразу свернули в еще один узкий коридор, противоположный тому, что вел в кухню и мою комнату.

— Эта дверь, — Крейс показал на дверь слева от него, — ведет в мою спальню и кабинет, а вот эта — в санузел. Когда закончите свои дела, приходите в мою комнату. Я буду там.

Я толкнул дверь и ступил в большое белое помещение, где стоял сильный запах нечистот. На полу валялись волосы и обрывки туалетной бумаги; на некоторых из них, как мне показалось, была кровь. Я прошел мимо ванны с пожелтевшей от времени эмалью, в которую глубоко въелась грязь, к унитазу с опущенной крышкой. С опаской, одним лишь кончиком указательного пальца, я поднял крышку и сиденье. Вся фаянсовая поверхность была сплошь покрыта слоем черно-коричневой грязи. Этим я займусь в первую очередь, сказал я себе. Не глядя в унитаз, я быстро спустил воду и подошел к раковине, чтобы вымыть руки, но мыло, некогда молочно-белое, было таким грязным, что я просто сполоснул пальцы. До отдающего затхлостью полотенца, что висело рядом на вешалке, я даже дотрагиваться не стал.

Посещение ванной комнаты оставило у меня ощущение гадливости, будто я сам измарался в нечистотах. Когда я вышел в коридор, у меня в голове уже созрел подробный план по наведению порядка в палаццо. Я знал, что и в какой последовательности нужно сделать. Ребята в университете, даже Элайза, всегда расценивали как странность мою любовь к чистоте и порядку. Говорили, что я помешан на уборке. Хотя, по сути, они должны были благодарить меня. Я никогда не мог понять, как можно жить в бардаке. Каждый обязан содержать в чистоте то место, которое служит ему домом.

Я был уверен, что Крейс будет признателен мне за ту помощь, что я могу ему оказать. В конце концов, вряд ли ему нравится жить в грязи. Сначала нужно заняться ванной комнатой — вычистить унитаз, ванну и раковину — и кухней. Потом я вытру везде пыль, избавлюсь от паутины, опутавшей картины и рисунки из коллекции Крейса, подмету пол, натру полиролью мебель, постригу растения во дворе. Интересно, сколько времени уйдет на то, чтобы навести в палаццо некое подобие порядка? И потом, как быть с верхним этажом, который Крейс, по его словам, давно уже не использует? Там тоже убираться? Мне даже страшно было думать о том, что я могу там увидеть.

Я постучал в дверь спальни Крейса, и тот пригласил меня войти. Я ступил в большую комнату с окнами, выходящими на канал. По всему полу была разбросана одежда: пиджаки, брюки, носки, трусы, рубашки. Крейса нигде видно не было. Я прошел по терраццио[7] в центральной части комнаты и шагнул на темно-красный паркет, которым был выстелен ряд ниш, шедших по одной стороне помещения. В одном из альковов, расположенном между колоннами цвета пахты со сложным декором, стояла кровать с изголовьем, украшенным резьбой из слоновой кости и исполненной в технике темперы картиной с изображением Девы Марии, младенца Иисуса и двух святых. Над кроватью Крейс повесил еще одну прекрасную Мадонну. Кто автор произведения, я не мог определить, но это была высококлассная работа. Стены алькова были обиты богатой тканью с узором из разбитых колонн и капителей. Сама кровать была завешена тяжелым бордовым пологом. Проходя мимо, я случайно задел занавеси, и у моих колен поднялось облако пыли.

— Вот вы где, — раздался голос у меня за спиной.

Я обернулся. Крейс выходил из комнаты, которая, очевидно, служила ему кабинетом.

— Пожалуй, я уже мог бы приступить… к уборке, — сказал я.

— Да, да, хорошая мысль. Надеюсь, мое жилище не показалось вам склепом. Боюсь, тут все так запущено.

— С чего мне начать? Я подумал, что сначала можно было бы убрать ванную и кухню, а потом заняться всем остальным.

— Вы уверены? А я хотел, чтоб мы с вами выпили.

— Я быстро управлюсь, — пообещал я.

— Как вам будет угодно. Хотя это как-то не по-людски, ведь вы мой гость.

— Чем скорее я приведу в порядок дом, тем лучше будет для нас обоих, — твердо сказал я.

— Что ж, если вы настаиваете…

Мы покинули спальню, прошли по коридору и вновь оказались в портего.

— Те окна я тоже помою, впущу сюда свет. — Я показал на окна в конце холла, выходящие на канал. — А потом, когда закончу здесь, вы скажете, что нужно сделать на верхнем этаже.

— О нет, даже не думайте. Я сто лет туда не поднимался. Думаю, там настолько грязно, что убирать бесполезно.

Улыбаясь, он повел меня через двустворчатые двери, которые вели прямо на кухню, и показал на шкафчик под раковиной, где, как он думал, я мог бы найти инвентарь и средства для уборки. Я нагнулся, достал старое зеленое ведро, полное сухих тряпок, и грязные бутылки — все пустые — от отбеливающих, чистящих и дезинфицирующих жидкостей и порошков.

— Значит, вопрос решен, не так ли? — произнес Крейс, лукаво глядя на меня.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, убирать вам нечем, а я не могу позволить, чтобы вы покинули меня. В конце концов, вы ведь только что пришли. Это было бы неприлично.

— Но… это займет…

— Не спорьте. Мы выпьем, а потом все обсудим. Что вам налить?

После двух бокалов темного тошнотворно приторного хереса — на этот раз я успел быстро сполоснуть посуду — я наконец сумел отпроситься у Крейса и отправился на поиски хозяйственного магазина. Крейс потребовал, чтобы я отсутствовал не дольше пятнадцати минут. Я знал, что он не любит оставаться один, но не думал, что он говорит серьезно, отводя мне на покупки всего четверть часа. Когда я вернулся в палаццо с двумя пластиковыми пакетами, плотно наполненными бутылками с разведенной хлоркой, дезинфицирующим средством, жидкостью для удаления известкового налета, полиролью, резиновыми перчатками, новой щеткой для унитаза и двумя упаковками металлических мочалок и ветошей, Крейс стоял на верхней площадке лестницы во дворе и с выражением муки на лице смотрел на часы.

— Еще минута, и, боюсь, все было бы кончено, — тихо произнес он.

— Простите? — сказал я, бегом поднимаясь к нему по лестнице.

— Не обращайте внимания, — со вздохом ответил он. — Пустяки.

Я удостоверился, что Крейс, удобно устроившись в кресле гостиной, сидит и читает и под рукой у него полный бокал хереса, после чего принялся за уборку. Открыл окно в ванной, чтобы проветрить помещение, и поднял жалюзи, выбив облако пыли. Потом надел резиновые перчатки и первым делом взялся за унитаз. Залил его хлоркой и, оставив отмокать, почистил раковину. Затем снял занавеску для душа, отметив про себя, что надо будет купить другую, поскольку эта была сплошь поражена грибком, и принялся скоблить ванну. Основную грязь мне удалось отчистить, но по верхнему краю так и осталась темная полоса, повторяющая овал ванны. С помощью гибкого душа я смыл грязные разводы, вытащил из слива горсть желтовато-седых волос и еще раз протер эмалированную поверхность. Потом смел с пола волосы и обрывки туалетной бумаги, опорожнил мусорное ведро, заполненное использованной туалетной бумагой, старым пластырем и обрывками зубной нити. Вытер до блеска зеркало на дверце шкафчика над ванной, перебрал содержимое его полочек (огромное количество пластыря и снотворное) и отмыл сам шкафчик. Перед тем как поднять крышку унитаза, я пару раз спустил воду, опять налил хлорки и начал усердно тереть и скрести, отскабливая грязь.

Выбросив перчатки, в которых я работал в ванной, я надел новые и принялся убирать на кухне. В раковине высилась башня из грязной посуды, которую я осторожно разобрал, стараясь ничего не разбить. Когда на рабочем столе не осталось места, я стал ставить оставшиеся тарелки, чашки и миски на пол, застелив часть его старыми газетами. На дне раковины скопились остатки пищи: кусочки непрожеванного мяса, сгнившие овощи, несколько косточек и масса склизких зеленых волокон — все это источало жуткую вонь. Пальцем я провел по ободку слива, собрал мусор, спрессовал его в комок и бросил в черный мусорный мешок, потом начал мыть тарелки.