Расхождение - Чарльз Шеффилд

Но вопрос Ханса Ребки все равно требовал ответа. Неужели она настолько увлеклась Строителями и всем, с ними связанным, что ей везде мерещится их влияние? Нет ничего необычного в том, что излюбленная теория ученого в конце концов обретает власть над всеми его поступками. Он бессознательно отбирает только те результаты экспериментов и наблюдений, которые подтверждают теорию, а все остальное отбрасывает или игнорирует. Дари не стала бы утверждать, что подобная ситуация ей абсолютно чужда.

– Я знаю только то, что видела собственными глазами, Ханс. В моем распоряжении сейчас кроме этих данных (как бы ты их ни расценивал) – только собственные умозаключения (опять же, возможно, не слишком надежные). Ты можешь получить изображение Гаргантюа через внешние сенсоры?

– Пожалуй. – Он огляделся по сторонам. – Мы сможем смотреть прямо отсюда – проектор направлен в нашу сторону. Не двигайся. Через минуту будет готово.

Это заняло совсем мало времени. Ребке потребовалось всего двадцать секунд, чтобы вывести над койками трехмерное изображение космического пространства. Он перетащил пульт поближе к Дари, чтобы та могла наводить сенсоры и выбирать увеличение по своему желанию.

Планета находилась в центре проекционной сферы. Как все переменилось с тех пор, как Дари видела ее в последний раз! Тогда свечение Гаргантюа затемнялось защитными фильтрами иллюминатора «Летнего сна». Планета действительно была гигантской, занимая почти половину неба, но выглядела тогда она призрачной и туманной. Сейчас Гаргантюа был не больше ногтя Дари, но сиял, словно драгоценный камень ярко-оранжевого цвета, лежащий на черном бархате, испещренном слабыми звездочками. На диске виднелись едва различимые полосы, позволявшие определить положение оси вращения планеты, а совсем рядом с ним – четыре яркие точки света, лежавшие строго в плоскости экватора и являвшиеся главными спутниками Гаргантюа. Дари знала, что вокруг планеты вращаются тысячи более мелких фрагментов, невидимых с такого расстояния. Их орбиты наверняка претерпели в периастроне чудовищные возмущения.

Не гармония небесных сфер, но какофония, хаос завязанных немыслимым узлом орбит. Пробираться между ними будет нелегко.

Она изучила картинку, а затем с помощью дистанционного маркера обозначила точку в четверти радиуса от терминатора планеты.

– Первый луч исходил именно отсюда. – На мгновение она закрыла глаза, вспоминая увиденное. – Он был необычный, ведь свет в пустоте не виден, а я видела его целиком и проследила его вплоть до этой точки.

– А может, он пришел из гораздо более удаленной области, за Гаргантюа?

– Нет. За то время, пока серебристая сфера превратилась в пространственную дыру, заглотила корабль Луиса Ненды и исчезла, двигаясь вдоль этого светового луча, точка, из которой шел луч, переместилась. Она как раз вплотную приблизилась к Гаргантюа, когда я потеряла ее из виду. Единственное объяснение в том, что луч выходил откуда-то с орбиты Гаргантюа.

Дари опять прикрыла глаза. Голова у нее слегка побаливала, а воспоминания о последних минутах перед наступлением Летнего Прилива почему-то вызывали легкое головокружение. В глазах двоилось. Возможно, она слишком долго разглядывала изображение. Она снова взглянула на Гаргантюа. Гигантская планета быстро удалялась от Мэндела по сложной траектории, ведомая одновременно и Мэнделом, и его карликовым звездным собратом, но «Летний сон» летел быстрее. Его движение было видно невооруженным глазом.

– Еще несколько часов, Ханс. – Внезапно она почувствовала слабость и лень. – Всего лишь несколько часов, и мы увидим все мелкие спутники. Начинай подумывать, куда нам лететь. Ладно? – Ее озадачили ее собственные слова и странное звучание голоса. – Куда нам лететь? Не знаю я, куда нам лететь.

Он не ответил. Она кое-как повернулась к нему, чтобы узнать, смотрит ли он на нее вообще. Ребка уставился на Ж'мерлию и Каллик.

– Все еще спят, – произнес он.

– Ага. Спят. – Дари улыбнулась. – Не бойся, Ханс, я не собираюсь нападать на тебя.

Но он уже соскочил с койки. Лицо его было краснее обычного, а полоска шрама, бегущая от левого виска к скуле, обозначилась четче.

– Что-то здесь не так. Каллик никогда не спала больше получаса. Оставайся на месте.

Ребка торопливо перебрался к центральному пульту управления, осмотрел его и, громко выругавшись, принялся нажимать на кнопки; завыли кондиционеры, и Дари, почувствовав холодное дуновение, протестующе забормотала. Не обращая на нее внимания, Ханс склонился над неподвижными телами Ж'мерлии и Каллик, а затем внезапно снова оказался у нее под боком.

– Как ты себя чувствуешь? Лучше сядь.

Дари ощутила, что ее поднимают и сажают прямо. Холодный сухой воздух привел ее в сознание, и она поежилась.

– Со мной все в порядке. Что случилось?

– Атмосфера. Когда мы поднимались с Тектона, корабль получил приличный удар, от которого что-то испортилось в воздушном генераторе. Я временно перевел его на максимум, и, пока мы не выясним, в чем дело, нам придется управлять им вручную.

Тут его настойчивость наконец-то дошла до нее.

– С нами все в порядке? А Каллик и Ж'мерлия?

– Не беспокойся. Мы в безопасности. Сейчас. Возможно, Каллик и Ж'мерлия смогли бы дышать тем, что поступало несколько минут назад – у них высокая адаптивность к плохому воздуху, но мы с тобой – нет. Слишком много окиси углерода. Еще полчаса, и мы бы погибли.

Погибли! Дари почувствовала, как холодная волна, не имевшая никакого отношения к прохладному ветерку кондиционера, прокатилась по телу. Когда они смотрели смерти в лицо во время Летнего Прилива, все опасности были очевидны. Но смерть подстерегала везде, не выказывая признаков своего присутствия, подкрадывалась, чтобы забрать ее жизнь, когда она меньше всего этого ожидает…

Она никак не могла расслабиться. Ханс Ребка опять вытянулся на койке рядом с Дари. Она придвинулась к нему, желая почувствовать тепло человеческого тела. Он прижался к ней всем телом. Дари почувствовала, как он дрожит, но тут же поняла, что дрожат его руки, гладящие ее лицо и грудь. Его возбуждение передалось ей.

Они поняли друг друга без лишних слов. Дари лишь приподняла голову, чтобы взглянуть на спящих Ж'мерлию и Каллик.

А что, если они проснулись? Она чуть было не ляпнула это, но вовремя спохватилась. Заткнись, дура! Что ты хочешь натворить?

Однако одну уступку скромности она все же сделала: выключила освещение над койками. Он это, казалось, даже не заметил; через несколько секунд Дари тоже перестала смущаться; а Ж'мерлии и Каллик до них дела не было.

Часом позже двое чужаков продолжали спать. Ханс тоже. Дари лежала с закрытыми глазами, размышляя о том, сколь мало отличается один из аспектов сексуального поведения мужчин в Четвертом Альянсе и в Круге Фемуса. «Я начинаю лучше понимать его, – думала она. – Он хороший человек, но странный. Прямой вызов смерти не пугает его, а лишь возбуждает, возбуждает настолько, что он перестает обращать внимание на собственные табу. Вряд ли он думал сейчас о Каллик и Ж'мерлии… я уж точно о них забыла. Пожалуй, так возбуждает не близость смерти, но сознание того, что ты выжил… Возможно, то же самое испытывают все люди Периметра – и мужчины, и женщины. Но на Ханса это действует просто превосходно».