Путь Врат - Фредерик Пол

Коченор и его девушка тоже могли бы его увидеть, если бы знали, куда смотреть, но вряд ли узнали бы в нем машину, способную летать.

– Вы с Дорри поцапались? – крикнул мне в ухо Коченор.

– Нет, – крикнул я в ответ.

– Мне все равно. Просто хотел узнать. Вам не нужно нравиться друг другу, просто делайте, что я говорю. – Он немного помолчал, давая отдохнуть голосовым связкам. – Боже, что за ветер!

– Это зефир, – ответил я. Больше ничего не стал говорить: увидит сам. Вокруг космодрома природная тихая местность, по венерианским стандартам. Орографический подъем перебрасывает самые сильные потоки через нас, и мы получаем только небольшой остаточный вихрь. Поэтому здесь относительно легко садиться и взлетать. Плохо же то, что некоторые тяжелые металлические составляющие атмосферы оседают на поле. Воздух на Венере состоит из огромного количества ртутной серы и хлорида ртути в нижних слоях, а когда поднимаешься выше, к перистым облакам, которые видят туристы на пути вниз, обнаруживаешь, что это капли серной, гидрохлористой и гидрофтористой кислоты.

Но против этого есть свои хитрости. Навигация на Венере требует трехмерного мастерства. Достаточно легко добраться из пункта А в пункт В по поверхности. Транспондеры включатся в радиосеть и будут постоянно отмечать ваше положение на карте. Трудно найти нужную высоту. Для этого нужен опыт и, возможно, интуиция. И именно поэтому мой самолет и я сам обходимся в миллион долларов таким, как Бойс Коченор.

К этому времени мы были уже у самолета, и телескопический выход краулера соединился со шлюзом. Коченор смотрел в иллюминатор.

– У него нет крыльев! – закричал он, словно я его обманул.

– А также парусов и гусениц, – крикнул я в ответ. – Забирайтесь на борт, если хотите поговорить! Там легче.

Мы пробрались через узкий выход, я открыл шлюз, и мы без особых трудов перебрались в самолет.

У нас даже не было неприятностей, которые я мог бы сам создать себе. Видите ли, у меня большой аппарат. Мне чертовски повезло, когда я смог его купить. И не будем ходить вокруг да около: можно сказать, что я его любил. В нем без оборудования могло поместиться десять человек. Но с тем, что нам продал Саб Вастра и что отделение 88 посчитало обязательным, внутри стало тесно и для троих.

Я подготовился по крайней мере к сарказму. Но Коченор только осмотрелся, отыскал самую удобную койку, подошел к ней и заявил, что она его. Девушка спокойно восприняла неудобства. А я сидел, напряженно ожидая критики, и никто не критиковал.

Внутри машины было гораздо тише. Конечно, шум ветра слышен, но он только раздражает. Я раздал всем ушные затычки с фильтром, и шум вообще перестал беспокоить.

– Садитесь и привяжитесь, – приказал я, и когда они послушались, поднял машину.

При девяноста тысячах миллибар крылья не просто бесполезны, они опасны. У моего самолета достаточно подъемной силы в раковинообразном корпусе. Я послал в термодвигатели двойной запас топлива, мы подпрыгнули на относительно ровной поверхности поля (каждую неделю ее выравнивают бульдозерами, поэтому она и остается такой же ровной) и погрузились вначале в дикую желто-зеленую мешанину, потом в дикую коричнево-серую мешанину после пробега не более пятидесяти метров.

Коченор для удобства застегнул ремни не очень тесно. Я с удовольствием слушал, как он кричит, когда мы проходили через короткий период яростных бросков. На высоте в тысячу метров я нашел постоянное течение, толчки стали слабее, и я смог отстегнуть пояс и встать.

Достав из ушей затычки, я знаком велел Коченору и девушке сделать то же самое.

Он потирал голову, которой ударился о стойку с картами, но при этом слегка улыбался.

– Весьма возбуждает, – признался он, роясь в кармане. – Не возражаете, если я закурю?

– Легкие ваши.

Он улыбнулся шире.

– Теперь да, – согласился он. – Слушайте, а почему вы не дали нам эти затычки еще в тракторе?

У проводника есть две возможности. Либо позволить туристам закидать тебя вопросами, а потом все время потратить на то, чтобы объяснить, что значит, когда эта забавная маленькая шкала краснеет… или держать рот на замке, делать свое дело и зарабатывать деньги. И передо мной выбор. Все зависит от того, нравятся мне Коченор и его девушка или нет.

Нужно постараться быть с ними вежливыми. Больше чем вежливыми. Жить втроем в течение трех недель на пространстве площадью примерно с кухню обычной квартиры – для этого нужно очень стараться не ссориться, если мы не хотим кончить взаимной ненавистью. И так как мне платят, чтобы я был хорошим, мне следует показывать пример.

С другой стороны, иногда бывает очень трудно выносить Коченоров мир. И если этот случай таков, чем меньше разговоров, тем лучше, а на такие вопросы лучше отвечать просто «забыл».

Но он совсем не старался быть невыносимым. А девушка была даже явно дружелюбно настроена. Поэтому я выбрал вежливость.

– Это интересно. Видите ли, вы слышите из-за разницы в давлении. Когда самолет поднимался, затычки отсекали часть звука – то есть волны давления, но когда я крикнул, чтобы вы пристегнулись, затычки передали давление, созданное моим голосом, и вы услышали. Но у них есть предел. Свыше ста двадцати децибел – это единица громкости звука…

– Я знаю, что такое децибел, – проворчал Коченор.

– Конечно. Свыше ста двадцати децибел барабанная перепонка перестает реагировать. В краулере просто слишком громко. Звук проходит не только через корпус, но и от поверхности через гусеницы. Если бы вы заткнули уши, вы бы вообще ничего не слышали, – закончил я.

Дорота слушала, восстанавливая косметику на глазах.

– А что бы мы не услышали? – спросила она.

Я решил разговаривать по-дружески, по крайней мере первое время.

– Ну, например приказ надеть скафандры. При несчастном случае, я хочу сказать. Порыв может просто перевернуть краулер, иногда какой-нибудь предмет прилетит с холмов и ударится в корпус.

Она трясла головой и смеялась.

– Прекрасное место ты для нас выбрал, Бойс, – заметила она.

Он не обращал на нее внимания. Его интересовало нечто другое.

– Почему вы не управляете этой штукой? – спросил он.

Я встал и активировал виртуальный шар.

– Правильно. Пора поговорить об этом. Сейчас мой самолет на автопилоте, он движется в общем направлении этого квадранта внизу. Точное место назначения нам еще предстоит выбрать.

Дорри Кифер осмотрела шар. Он не реален, конечно; просто висящее в воздухе трехмерное изображение, его можно проткнуть пальцем.

– Не очень красиво выглядит Венера, – заметила она.

– Линии, которые вы видите, – объяснил я, – просто радиоотметки расстояния. Внизу на поверхности вы их не увидите. У Венеры нет океанов и континентов, поэтому карта здесь – совсем не то же, что на Земле. Видите эту яркую точку? Это мы. Теперь смотрите.

Я наложил на радиорешетку и контурные цвета геологические данные.

– Вот эти кровавые круги – обозначения масконов. Знаете, что такое маскон?

– Концентрация массы. Какое-то тяжелое вещество, – предположила Дорота.

– Правильно. Теперь я накладываю расположение известных раскопок хичи.

Я коснулся приборов, и на шаре возник золотой рисунок раскопок, словно всю планету прорыли черви. Дорота сразу сказала:

– Они все в масконах.

Коченор одобрительно взглянул на нее, я тоже.

– Не все, – поправил я. – Но почти все. Почему? Не знаю. Никто не знает. Масконы – это обычно древние плотные породы, базальт и тому подобное. Может, хичи чувствовали себя в безопасности, когда под ногами прочная скала. – В своей переписке с профессором Хеграметом с Земли в те дни, когда у меня не отказывала печень и я мог интересоваться абстрактными знаниями, мы обсуждали возможность того, что машины хичи могли работать только в плотных породах или в породах определенного химического состава. Но сейчас я не был готов обсуждать идеи профессора Хеграмета.

Я чуть повернул виртуальный шар с помощью шкалы.

– Смотрите сюда. Мы сейчас вот здесь. Эта формация называется Альфа Реджио. Тут самые большие раскопки. Мы вылетели из них. Видны очертания Веретена. Маскон, в котором расположено Веретено, называется Серендип. Его открыл гесперологический…

– Гесперологический?

– Геологическая экспедиция, изучающая Венеру. Поэтому гесперологическая. Они засекли концентрацию массы с орбиты, высадились и принялись бурить, чтобы взять образцы. И наткнулись на первые раскопки хичи. Видите, все раскопки в северном полушарии расположены в этой группе связанных масконов? Между ними есть вкрапления менее плотных пород, и через них проходят соединительные туннели, но раскопки все в масконах.

– Они все на севере, – резко сказал Коченор. – А мы летим на юг. Почему?

Интересно, что он читает виртуальный шар. Но я ничего не сказал об этом. Сказал только: