«Gaudeamus» - Леонид Андреев

Коридорный Капитон, лохматый и мрачный человек, вносит водку и закуску и ставит на стол.

Капитон (кладет мелочь на стол). Сдачи.

Онуфрий. Холодно, Капитон?

Капитон. На этом, как его… градуснике, что около генерал-губернатора, двадцать три показано. Не то двадцать шесть, не разберешь. К ночи еще холоднее будет, мороз лютый.

Онуфрий. Мрачный оптимист. Не верит в человека и раза три в году ловит чертей. Эй, мистик, почем дюжину чертей продаешь? Или у тебя оптовая торговля?

Капитон (оборачиваясь, обиженно). Сами как станете ловить, тогда узнаете. (Уходит.)

Тенор. Не миновать тебе белой горячки, Онуша.

Онуфрий. Белая горячка требует, братец, фанатизма, а я человек холодный. За твое здоровье, старик!.. И не смотри ты на меня глазами загнанной газели, не терзай ты моего сердца! Я сейчас выть начну!

Ст. студент. Ты меня тревожишь, Онуфрий. Кроме шуток: они что-нибудь плохое говорили обо мне? Для меня это очень важно, Онуфрий, пойми меня. Ты же человек умный.

Онуфрий. Нет, не говорили.

Ст. студент. Ничего?

Онуфрий. Ничего.

Ст. студент (улыбаясь). Как будто меня и не было?

Онуфрий (пьет). Как будто тебя и не было… Да о чем ты беспокоишься, дядя? Ей-Богу, не стоит, серьезно тебе говорю. Наши все тебя любят и даже уважают, а если иногда кто посмеется, так без этого нельзя, прокиснуть можно, сам понимаешь.

Ст. студент. Паншин говорил глупости!

Онуфрий. Да его никто и не слушал. Эх, дядя, я бы на твоем месте и в ус не дул, раскрыл бы себе книжку да и читал — гляди все, какой я есть и какое во мне неудержимое влечение к идеалу! (Мрачно.) Эх, Блоха мне изменила, вот что гнусно! Ведь она тоже на задние ноги становится, на сходку идти хочет. (Пьет.) Души у нее нету, у Блохи! Я ему говорю: мне наплевать, что у тебя римский нос, у меня у самого греческий нос, пойдем к Немцу. А он говорит: иди один, потому что ты… с… стареть начинаешь, — я к Онучиной иду, почву подготовлять будем. Слыхал? И это Блоха, ничтожнейший из зверей, микроорганизм, почти бактерия. А что же остальные? Эх! (Пьет.)

Тенор. Сердиты?

Онуфрий. Сердиты.

Тенор. И на меня? Ведь я же не голосовал?

Онуфрий. Знают они, как ты свой голос бережешь! Лучше и на глаза им не показывайся, наикротчайшего Кости, и того тщательно избегай — он тебя в один раз уставом пристукнет! А там и еще кое-кто есть… похуже.

Тенор встает и беспокойно шагает.

Тенор (останавливаясь). А на сходку пойдешь?

Онуфрий (мрачно). Пойду — как же не идти!

Ст. студент. Странный ты человек! Так зачем же ты голосовал против сходки?

Онуфрий. По убеждению. Ибо убежден, что несвоевременно. Хоть на кол меня посади, от убеждений не отступлюсь. (Наливает.)

Ст. студент. Так зачем же ты идешь?

Онуфрий (пьет). По принципу. Раз товарищи идут, так как же я могу не идти? Да после этого у меня не греческий нос, а просто безносие какое-то, шарообразная плоскость, ничем не прикрытая канализация! Что ты, опомнись!

Тенор мрачно уходит за перегородку.

Ст. студент (вставая). Но ведь это же вопиющая нелепость! Не понимаю!

Онуфрий. И понимать тут нечего… Дело ясное.

Ст. студент. Или я действительно что-нибудь просмотрел, не заметил, не оценил как следует — даже не в фактах, не в выводах, а вот в этой вашей психологии, которой я не понимаю.

Онуфрий. Вот именно: просмотрел.

Ст. студент. Да что? Объясни, пожалуйста. Ведь я же старался стать именно на вашу точку зрения, я отрешился от своих привычек, я изменил свой характер, даже манеру говорить… и кланяться! Ведь если бы… Наташа увидела меня, она бы не узнала… так я слился с вами настолько одною жизнью живу. И все-таки… (Смеется.) Какие пустяки! Я разволновался и говорю Бог знает что, ты не слушай. Выпей-ка лучше рюмочку да налей и мне, что-то захотелось.

Онуфрий. Если серьезно, то изволь, налью. Не расплескай, — руки-то у тебя дрожат.

Ст. студент (ставит рюмку назад, говорит серьезно, наклонившись к Онуфрию). Так как же, идти мне или нет? Будь друг, Онуфрий Николаевич, посоветуй мне, я серьезно прошу тебя об этом.

Онуфрий (смотрит на него после некоторого молчания). Чудак!

Входит Лиля. Одета очень бедно, в легонькой старой шубенке, у которой очень низкая талия — по-видимому, шубка взята у женщины высокого роста. Окоченела так, что не может ни снять рваных перчаток, ни раздеться.

Онуфрий (мрачно). Лилька пришла.

Ст. студент. Что же вы стоите, Лиля! Раздевайтесь, я так рад, что вы зашли. Что? Я не слышу!

Лиля. Я не могу. Я замерзла.

Ст. студент. Ах, Господи, да как же это можно! Такой мороз, а вы… Ах, вы, бедная моя! Ну, давайте, давайте, помогу. Пальцы-то, пальцы-то, ах, Господи! Где тут у вас пуговицы?

Лиля. Английская булавка, пуговицы нету. С утра бегаю.

Онуфрий. Ну и я: давай вместе распеленывать. Ах, Лиля, будь я вашей кормилицей, я бы вас в таких пеленках на мороз не отпустил… Пальцы-то не отморожены? Три ей пальцы, старик. И куда вас черти носят? Почву подготовлять? Так без вас подготовят. Раз нечего надеть, так сидели бы дома… Ну вот, теперь слезы!

Ст. студент. Что с вами, Лилечка, ну что вы? Случилось что-нибудь?

Лиля (плача). Пальцы на ногах очень больно… Нет, нет, калош не снимайте, мне сейчас опять идти.

Онуфрий. Как же! Так я вас и пустил!

Лиля. Калоши Верочкины.

Онуфрий. Не пропадут Верочкины калоши, тут народ честный. Ну, вот и готово. Печки нет, не ищите, тут центральное отопление, чтоб черт его побрал!

Лиля. Я на трубе руки погрею. У нас хозяйка совсем не топит.

Онуфрий. Ну, это уже другая система… старая.

Ст. студент. Сейчас новый самовар будет. (Идет.) Капитон, Капитоша!

Онуфрий. Отогрелись?

Лиля. Да, теперь ничего… Ах, как хорошо у нас дела идут, я так рада, так рада! Вначале даже трудно было, знаете, рассчитывать на такое согласие. Из всех землячеств только два оказались против сходки… Впрочем, вы едва ли можете сочувствовать: вы также против сходки?

Онуфрий (мрачно). Против.

Лиля (сухо). Очень жаль.

Онуфрий (так же). Что же поделаешь?

Лиля. Я от вас этого не ожидала.

Молчание.

Лиля. А Стамескин здесь еще не был?

Онуфрий. Стамескин? А он еще зачем? Нет, пока Бог миловал. (К входящему Старому Студенту.) Слыхал, старик, Стамескин сюда должен прийти.

Ст. студент (польщенный). Стамескин? Я очень рад. Но вчера ничего не говорили…

Лиля. Ах, вы не знаете: я же должна вас предупредить! Дело в том, что Стамескин — с одной стороны, и наши: Козлов и Кочетов — с другой стороны, должны вместе выработать резолюцию. Дело в том, что сегодня у нас опять собрание, и я почти всех уже известила…

Ст. студент. Позвольте, Лиля, я не совсем понимаю. Значит, Козлов и Кочетов также придут?

Лиля. Ну да, конечно, как вы не понимаете! Так как они будут ругаться, то они решили у вас, потому что у вас нейтральная почва.

Ст. студент. Ах, вот что!

Онуфрий (смеется). Какой тебе почет, старик! Ты теперь у нас вроде как бы нейтральное государство Швейцария. На тебе и съезды, и конференции устраиваются, и… эмигранты у тебя ночуют, а ты себе знать ничего не знаешь.

Лиля (не понимая). Какие эмигранты?.. Онуфрий Николаевич, что это такое? Водка?

Онуфрий. Водка.

Лиля. В такой день? Вы плохой товарищ, Онуфрий Николаевич.

Онуфрий (отшучиваясь). Стоило вас после этого спасать!

Лиля. И шутки ваши мне совсем не нравятся. Уж этого от вас я совсем, совсем не ожидала. (Энергично.) Свинство, Онуфрий Николаевич.

Онуфрий (мрачно). А ну вас всех! Эй, Тенор, кровать у тебя двухспальная? Я с тобой лечь хочу.

Лиля. Тенор? Да разве он здесь? А у меня сейчас только Дина про него спрашивала… Ах, Господи, который час? Мне еще в десяти местах быть надо, не успею я! Ох, не успею я! Где моя шубка, куда вы ее дели?

Онуфрий. Опять, значит, на мороз?

Лиля (одеваясь, то в той, то в этой комнате). Я не хочу с вами разговаривать! Разбросали-то как, не соберешь ничего. Господа! Собрание у Дины в половине восьмого, не опоздайте.