Герои эпохи Петра - Владимир Шигин

В другом своем письме царю он, к примеру, писал: «В Париже есть адмиралтейский приказ, и я потщусь правление оного описать… Потом поеду в Брест и Рошефорт и, присматриваясь к порядкам на берегу, не пропущу случая взять вояж на воинских кораблях, чтоб видеть порядок в командах офицерских… (шлюзового) мастера нашед, я их видел и спрашивал, могут ли чистить реки, у которых дно каменное. Они сказали, что могут…»

Энергичный моряк не удовольствовался тщательным исполнением поручения. В письмах к Петру он предлагал иметь постоянного представителя в Париже (вскоре таковым был назначен И. Лефорт), считал необходимым обучать за границей юриспруденции офицеров, назначаемых для работы в Адмиралтейств-коллегии. Еще пример: брату Василию Конон Зотов написал из Парижа о важности должности генерал-ревизора во Франции. Содержание письма стало известно Петру 1 и послужило основанием для введения в России столь важного поста, как генерал-прокурора.

Еще одной из обязанностей Конона Зотова, во время его второй заграничной командировки, было руководство и контроль за всеми обучающимися в Европе нашими гардемаринами. К этому делу. Как и ко всем остальным поручениям Зотов относился очень серьезно и ответственно. Уже распределяя гардемарин на службу в иностранных флотах, капитан-поручик, был поражён нищетой, в которой жили молодые люди, не имевшие богатых родителей. В Париже он раздал им всё, что имел из одежды, и возмущённо писал на родину, что «… легче было бы видеть их смерть, нежели такую срамоту нашему отечеству, и лучше было бы их перебить как поросят, нежели ими срамиться и их здесь с голоду морить…»

Следил Зотов и за моральным обликом наших гардемаринов. Из письма Конона царю из Франции: «Господин маршал д'Этре призывал меня к себе и выговаривал мне о срамотных поступках наших гардемаринов в Тулоне: дерутся часто между собою и бранятся такою бранью, что последний человек здесь того не сделает. Того ради отобрали у них шпаги». Немногим позже новое письмо: «Гардемарин Глебов поколол шпагою гардемарина Барятинскаго и за то за арестом обретается. Господин вице-адмирал не знает, как их приказать содержать, ибо у них (французов) таких случаев никогда не бывает, хотя и колются, только честно, на поединках, лицом к лицу».

Особенно же ценной для России была деятельность Зотова, как наиболее подготовленного военно-морского разведчика. Петра очень волновали военные приготовления Турции, и Конон под видом торгового человека отправился на купеческом судне в Константинополь, где собрал все необходимые сведения, а также произвел съемку крепостей и гаваней.

Заведя необходимые знакомства, Конон занялся дипломатической работой. Здесь первому «охотнику» доводилось особенно нелегко: приходилось бороться не только с чужими, но и со своими. Чего стоило одолеть находившегося во Франции Лефорта (племянника знаменитого сподвижника Петра), который добивался подчинения всей русской торговли одной из влиятельных французских торговых компаний. Независимость отечественной торговли удалось отстоять, но неугомонный Зотов нажил себе немало врагов в России. Сдержанный в эмоциях, все обиды он хранил в себе. И лишь иногда, когда терпеть оскорбления и несправедливость было совсем невмоготу, он в отчаянии хватался за перо: «… Мне теперь всотеро пуще, нежели бы я с пятью кораблями неприятельскими в огне горел…».

В редкие минуты отдыха, в основном ночами, переводит Зотов и переправляет на Родину в большом количестве морскую и техническую литературу, руководит обучением русских волонтеров за границей, среди которых был и В. И. Суворов (отец А. В. Суворова). Для пользы общего дела Конон не жалел ничего. В одном из своих писем из Бреста на имя секретаря царя Макарова он писал так: «Я от своей ревности все, что имел при себе, им роздал: парик, кафтан, рубахи, башмаки и деньги, одним словом, себя разорил*…» Дело в том, что французское адмиралтейство, которое отвечало за обеспечение русских гардемаринов, словно в издевку удерживало у себя присылаемые им на учебу деньги, выдавая в день каждому по двенадцать копеек. Голодные гардемарины целыми днями рыскали по городу в поисках какой-либо черной работы. Ведь даже мундир стоил пятьдесят ефимков. Где уж тут думать об учебе! Конон делал для этих «нищих хлебоядцев» все, что было в его силах.

– Так мне прискорбно поведение французское, – выговаривал он в сердцах русскому посланнику в Париже, – что лучше видеть смерть перед глазами своими, нежели такую срамоту Отечеству нашему!

В конце концов Зотов добился своего, и гардемаринам стали аккуратно выплачивать деньги. Порой, охваченный азартом деятельности, Зотов терял чувство меры, его, что называется, заносило. Тогда секретарь Макаров делал ему замечания, на которые Конон реагировал весьма болезненно. «… Мне кажется, что немного худова в моих письмах, – отвечал он Макарову, – но самая моя ревность как к царскому величеству, так и к Отечеству. Пожалуй, отпиши, дабы я мог по вашим письмам или прибавить или убавить оную ревность. А что здесь делается, и о том чрез письмо до царского величества извествуется. Так знай царских ребят! Как сие узнают наши министры, что я чаю, что будут мне искать погибели, быв зависть самая и хранящие свой партикулярный интерес».

В пылу усердия завел Зотов знакомство с французским маршалом и вице-адмиралом Д'Эгре, который настойчиво привечал русского волонтера.

– Меня сей маршал любит, что сына родного! – хвастался друзьям доверчивый Конон.

В одной из бесед Д'Эгре издалека завел речь о том, что хорошо бы женить царевича Алексея Петровича на одной из дочерей дюка Орлеанского – это положительно сказалось бы на отношениях Франции с Россией. Приняв все на веру, Конон тут же начал энергично действовать и немедленно донес о состоявшейся беседе Петру, предложив свои услуги в этом деликатном деле. Петр, прочитав письмо, был взбешен своеволием «охотника».

– Он что, белены объелся! – кричал царь в ярости.

Вскоре Зотов получил с письмом от Макарова большой нагоняй, дабы больше в подобные дела не ввязывался.

Ранней весной 1719 года Конон Зотов возвратился в Россию. С собой он привез богатые материалы по иностранным флотам. Петр встретил своего «охотника» радушно. От царя Конон вышел уже капитаном корабля «Рандольф». А спустя еще некоторое время перешел на 52-пушечный корабль «Девоншир».

Герой Эзеля

Боевые операции на море были в самом разгаре. Русский флот переходил к активным действиям. Зотова в Ревеле встречал Наум Сенявин – капитан корабля «Портсмут». Не видевшиеся столько лет, друзья обнялись. Конон сразу же взялся за дело со всей серьезностью.