Забытое племя - Константин Фарниев

Вольф сидел неподвижно, то ли в самом деле не замечая взгляда Бергмана, то ли делая вид, что не замечает. Наконец он заговорил.

— Биоры в самом деле не представляли бы для нас большой опасности, если бы не имели сторонников среди инженеров. Вчера вечером нам, — Вольф кивнул в сторону Крайта, — пришлось отправить в крематорий троих вместе с биорами, с которыми они имели контакт. К сожалению, мы только зафиксировали контакт, узнать так и не удалось, что именно связывало их. — Вольф помолчал несколько мгновений, как бы давая время остальным осмыслить его информацию. — Сейчас у нас в подвале сидит некто Кнок, инженер с электронного завода, — продолжил он по-прежнему тусклым, без всякой эмоциональной окраски голосом; лицо его тоже оставалось совершенно бесстрастным. — Мы взяли его вчера прямо на рабочем месте. — Вольф вскинул глаза и тут же опустил их, вперив взгляд в крышку стола. — Он воровал генераторы для автоматов.

Бергман встрепенулся, на лице его мелькнул испуг и тут же исчез, вернув лицу прежнее выражение строгого внимания.

— Мы нашли его тайный склад, там было уже двадцать генераторов. Если бы ему удалось еще украсть к ним двадцать автоматов…

— Избави боже! — воскликнул Вис. — Это было бы ужасно!

Якоби, сидевший рядом с ним, передернул плечами, как в ознобе. Вольф заметил реакцию на свое предположение. На тонких губах его зазмеилась самодовольная усмешка.

— Да, ужасно, — согласился он. — У нас сидит еще некто Герд — инженер-наставник из детской зоны. Так вот он внушал детям биоров, что Магистрат и СБ попирают их естественные права. В таком же духе воспитывал он и своих детей. Двое его сыновей после занятий в Колледже пришли к Центру, угнали микроавтобус и помчались на нем в жилой пояс биоров спасать их от нас. Мы устроили им очную ставку с отцом-наставником. Думаете, они признались в чем-то? Ничего подобного — твердят, что просто хотели покататься. Таких, как Кнок и Герд, к счастью, не так уж много. Здесь моя система срабатывает неплохо, тем более, что инженеры надеются с нашей помощью вырваться наверх. И все-таки тотальная слежка — самое эффективное средство…

— Не обольщайтесь, Вольф, — заговорил Бергман. — Почему-то ваша система тотальной слежки плохо срабатывает среди биоров, да и инженеры тоже, мне кажется, под плохим контролем. Эти кноки и герды очень опасны, а вы успокаиваете себя. Вы полагаетесь только на силу, а мы уже раз жестоко просчитались. На поверхности вы работали отлично, я не забыл, особенно в Центре психологических исследований, где приходилось иметь дело с тысячами подопечных, а здесь всего-то ничего и условия идеальные.

— Да, там была настоящая работа, — глаза Вольфа затуманились дымкой приятных воспоминаний.

— Довольно, Вольф, воспоминаний и сожалений.

Нужна работа, эффективная работа. Мятеж надо во что бы то ни стало предотвратить. Я позволю себе напомнить всем вам о некоторых давно известных нам обстоятельствах, которые сейчас приобретают особое значение.

Бергман провел взглядом по голым стенам зала, по-, том по лицам членов Магистрата и остановил его на Канапе и Бэме. С некоторых пор они ему не нравились: о чем-то перешептывались, бывали друг у друга дома, а Бергман убежден в том, что всякие контакты членов Магистрата, не подконтрольные ему, опасны.

Он снова, теперь уже медленнее, прошелся по лицам членов Магистрата. Браун — хозяин климатического пояса или, как его называли, бог климата, и Якоби, который управлял сельскохозяйственным поясом, не вызывали у Бергмана никаких сомнений: понятные люди, спокойно довольствующиеся тем, что имеют, и не помышляющие ни о какой самостоятельности. Взглянув на Виса, Бергман непроизвольно поморщился. Вис был здесь самым старым и самым толстым. Но главное его отличие от остальных заключалось в том, что он спустился в Город с поверхности много раньше остальных членов Магистрата и входил в состав самого первого Городского управления. Потом, когда в Город спустился Бергман со своими единомышленниками, Городское управление упразднили, всех его членов перевели на рабочие места инженерами, а Виса оставили в Магистрате. Оставили, потому что он, во-первых, был старым соратником, во-вторых, лучшим специалистом по коммунальным делам. Биса давно уже следовало заменить, но Бергман все откладывал, не находя подходящей кандидатуры.

Толстый, неопрятный, с подозрительно смугловатым лицом Вис давно забросил дела и пьянствовал. В сельскохозяйственном поясе был небольшой цех, где производились виски.

Лицо Крайта мелькнуло для Бергмана как едва различимое пятно — так быстро он перевел взгляд на Херста, хозяина энергетического пояса. Это был, пожалуй, единственный член Магистрата, в котором Бергман видел достойного партнера. Будучи не только единомышленниками, но и друзьями молодости, они питали друг к другу полное доверие.

Всегда холодное, с тусклыми, будто сонными глазками сухое лицо Херста почти не знало улыбки. Если на его лице и появлялось ее подобие, то это скорее была гримаса насмешки.

Пауза затягивалась, но Бергман знал: никто не осмелится прервать его размышлений, поторопить, проявить недовольство. Ибо только он, Бергман, умел сводить воедино и вводить в Машину ежесуточные программы, которые составляли члены Магистрата, каждый для своего пояса или своей службы. Он при необходимости мог обойтись без программистов — составить программы вместо них, но они без него обойтись не могли, потому что Машина понимала только Бергмана и подчинялась только Бергману. Кто мог поднять на него руку или лишить его власти, зная, что без него Машина превратится в сумасшедшее чудовище и Город погибнет, раздавленный ее безумием?

Бергман не смотрел уже ни на кого. Взгляд его, отрешенный, незрячий, блуждал, наверное, далеко-далеко то ли в прошлом, то ли в будущем. По крайней мере, так могло показаться всякому, кому удалось бы заглянуть в его глаза. Но на самом деле Бергман очень внимательно контролировал ситуацию за столом.

Он поднял голову. Большие, увитые синеватыми шнурами венозных сосудов кисти рук его, лежавшие перед ним на столе, дрогнули и, сблизившись, сжались в тугой двойной кулак.

— Думаю, господа, сейчас имеет смысл проанализировать заново известные нам факты и обстоятельства. За двадцать пять лет, что мы существуем в подводном Городе, на поверхности наверняка продолжали происходить изменения, весьма далекие от тех, к которым мы толкали мир. Будем, господа, реалистами. — Бергман посмотрел в сторону Бэма и Канапа, будто именно им адресуя последние слова. — Мы построили Город — чудо человеческого гения, преследуя совершенно утилитарные пели. Нам нужно было подготовить безопасное, ком фортабельное убежище, где можно спокойно переждать, пока на планете утихнет разбуженная нами ядерная буря. Казалось, предусмотрено все. Сообщили внешней оболочке Города практически неограниченную прочность, обеспечили себя большим запасом энергии, завезли сюда достаточное количество рабочей силы, все необходимые для нормальной жизни Города материалы, включая воду, жидкий кислород, топливо для реакторов, запас которых рассчитан на длительное время с учетом их постоянного участия в круговращении жизни и технологических процессах, смоделировали здесь максимально близкую нам систему социальных отношений. Ведь Город — это наша Миллитария в миниатюре. Одним словом, создали все условия для того, чтобы перемещение в подводное убежище не поставило бы нашу жизнь с ног на голову и не превратило ее в пытку. О, мы оказались настолько дальновидными, что предусмотрели даже возможность своего поражения в конфликте с коммунистами и обеспечили себе шансы нанесения ответного удара и позаботились о создании резерва глубоководных аппаратов многоразового использования, которые и сейчас находятся во внутреннем шлюзе в Городе. Мы оказались настолько мудрыми, что разработали специальный план уничтожения всей информации и всех ее источников, которые могли бы раскрыть нашим врагам тайну строительства Города. Я заверяю вас, — повысил голос Бергман, — что на поверхности не осталось ни одного человека и ни одного документа, которые могли бы даже приблизительно подсказать кому бы то ни было о том, кто, когда и с какой целью построил подводный Город. Честь и хвала нам за дальновидность и предусмотрительность. — Бергман иронически усмехнулся. Впрочем, в этой усмешке было больше злого сарказма, чем иронии. — Мы не предусмотрели только двух чрезвычайно важных моментов. То, что нам придется намного раньше запланированных сроков прыгать в это подводное царство, спасаясь не от ядерной бури, разбуженной нами, а от социального взрыва, направленного против нас, и то, что наш Город окажется в эпицентре подводного землетрясения колоссальной мощности. Просто фантастика, что он уцелел. За это мы должны быть бесконечно благодарны богу. И еще: наше счастье, что к тому времени, как нам пришлось срочно уходить с поверхности, это убежище готово было принять нас. Но землетрясение уничтожило оба наших шлюза — единственные дороги, которые связывали нас с поверхностью, необратимо вышел из строя компьютер связи с землей, и мы оказались в глухой каменной ловушке. Рассчитывали переждать здесь года три, может, пять, а пережидаем уже целых двадцать пять со всеми вытекающими из совершенно непредвиденных обстоятельств последствиями. Программа «Пуск»… Если бы мы успели пробурить для нее специальный шлюз, то давно бы уже покинули Город. Но не успели не только начать работы по проходке шлюза, но и лишились бурильного оборудования. Поэтому-то уже четверть века почти вручную пробиваемся сквозь стопятидесятиметровую толщу крепчайшего гранита. Но еще сложнее, что убежденный в скором возвращении па поверхность Магистрат не нашел нужным с самого начала дипломатичнее вести себя с биорами. — Бергман не поднимал глаз, говорил ровно, свободно, не подыскивая слов. — Кто знал, что так долго придется существовать не только с ненавидящими нас биорами, но и с ненавидящими нас инженерами. Разве они могут простить, что их насильно увезли сюда и превратили в узников? У меня возникала мысль смягчить режим содержания биоров, дать больше воли инженерам, но от нее пришлось отказаться. Получив относительную свободу, они уничтожили бы нас, а потом сделали бы все, чтобы связаться с поверхностью и запросить помощи. Они с ума сходят от тоски по земле и солнцу. Поэтому оставалось и остается одно: держать биоров и инженеров в железной узде, и чтобы только от нас зависела жизнь и смерть горожан. Повторяю известные истины, чтобы вы до конца уяснили себе: мы подошли к тому моменту, когда предвиденные и непредвиденные обстоятельства, переплетясь в тугой узел, могут создать в Городе крайне критическую социальную ситуацию, обладающую большой взрывной силой.