Эффект отражения (СИ) - Евгения Федорова

Вода прибывала с ужасающей быстротой, и Павел прекратил долбить ногами в крышку, прильнул к щелке, выискивая воздух.

Умирать в темноте, связанным было ужасно страшно. Павел понял вдруг, что воздух кончился, задергался, ударяясь плечами о железные стенки своего будущего гроба. Легкие сдавило невыносимым спазмом, выжигая. Павел и нырять то толком не умел.

Понимая, что вот сейчас умрет, он попробовал подумать о матери. Она будет так плакать…

Легче ли ему от этих мыслей? Нет. Жалко ее, но совсем не так, как раньше. Ему казалось, чувство должно быть сильнее, а оно стало каким-то чужим, отстраненным.

К черту все! Нужно бороться! Нужно жить! Ничто больше не важно!

Судорогой свело ребра, и Павел выпустил отравленный углекислотой воздух из легких.

Счет пошел на секунды.

В ушах звенела тишина, широко распахнутые глаза вглядывались в непроглядный мрак, затопивший багажник. Павлу показалось, он во сне. Ему часто снилось, что он плавает под водой, и глотает воду, но она такая же легкая, как воздух. А что, если попробовать, вдруг…

Павел замер, чувствуя, как сотрясается тело, как легкие пытаются вдохнуть.

Не хочу! — кричало все его существо. — Не хочу!

Не выдержав боли в груди, Павел вздохнул. Ледяная вода хлынула в рот и нос, и на одно короткое мгновение ему показалось, что наступило облегчение. Как во сне.

Крышка багажника с трудом открылась, чья то рука схватила Павла за волосы и потащила вверх, а он все глотал и глотал воду. Это было невыносимо. Если бы его запястья не были стянут за спиной, уже потерявший разум Павел, наверное, утопил бы своего спасителя сумасшедшими попытками спастись. Сознание плыло, и Кранц перестал ощущать охвативший его ледяной холод воды…

Речушка, в которую свалилась с моста машина, оказалась неглубокой, но, упав на бок, автомобиль полностью скрылся под водой. Вынырнув, Горден что есть сил погреб к берегу, оскальзываясь на илистом дне, кое как выволок безвольное тело на берег и, не жалея сил, надавил коленом Павлу на грудь. У несостоявшегося утопленника горлом и носом хлынула вода, Горден перевернул его на бок и, обернувшись, посмотрел вверх, на мост, с которого слетела машина. Там, у самого края стояло несколько человек; левее, по заросшей кустами обочине и на косогоре мелькали пятна ручных фонарей. Кто-то спускался вниз. Рядом натужно с хрипом кашлял не пришедший в себя Павел.

Горден тяжело вздохнул, вспомнив ту далекую, черную ночь февраля, когда на трасе между Москвой и Ярославлем ему под колеса бросилась беременная женщина. Тогда в силу многих причин он подрабатывал таксистом дальних маршрутов и как раз возвращался обратно, не найдя себе пассажира.

У «Волги» тормоза не очень, на зимней дороге его занесло, и Горден вначале чуть не сбил несчастную, а потом едва не погиб сам, с трудом разминувшись с росшим у дороги деревом. В ту ночь он впервые в жизни принимал роды, завязнув в сугробе на краю пустынной дороги. Ни одна другая машина так и не остановилась, чтобы прийти потерянным среди ночи людям на помощь. Пытаясь отвлечь и успокоить женщину, Горден задал ей, должно быть, миллион вопросов и выслушал множество криков и очень мало ответов. Он, конечно, сразу вызвал скорую, но та приехала уже когда младенец — недоношенный мальчик — плакал на груди у матери, завернутый в рубашку и кожаную куртку водителя.

История этого ребенка была проста: мать поехала к сестре на восьмом месяце, не справилась с управлением и, чудом избежав лобового столкновения, застряла в снегу. От испуга у нее начались преждевременные роды, и ей повезло, что удалось тормознуть хотя бы «Волгу».

Счастливая мать умоляла Гордена выбрать ребенку имя и стать его крестным отцом. Ну? как можно было отказаться? Впрочем, вскоре выяснилось, что настоящий отец ребенка не хочет даже слышать о спасителе своей жены. Он был ревнив и подозрителен, потому после крестин Горден забыл об этом дне, забыл своего крестника, видел его только на фотографиях — мать год от года присылала крестному отцу неизменные фотокарточки в письмах.

Да, он был плохим крестным все это время, но что теперь поделаешь. Зато у него есть шанс исправить дело…

— Вставай, Паша, нам надо идти.

— Я не могу, — просипел Кранц, но все же попробовал подняться. Его повело в сторону и юноша ткнулся лицом в землю.

— Давай, помогу, — придерживая раненый бок, Горден тяжело нагнулся и поднял крестника. Снова оглянулся, исполненный тревогой, оглядел воду, но больше никто не всплыл

— Туда, — зная здешние места, Горден поволок Павла в сторону водохранилища.

— Зачем, зачем все это надо?! — Кранц попытался вырваться — он уже почти пришел в себя.

— Это не важно сейчас, иди вперед! — повысил голос Горден.

— Как не важно?! — заорал Павел. — В меня стреляли, теперь я чуть не утонул. Это слишком для одной ночи! Я сыт по горло!

— Если не будешь меня слушать, то кульминацией этой ночи станет твоя смерть, — холодно отозвался Святослав.

— Я всего лишь аспирант! Я ничего не делал плохого, я никому не нужен! За что меня хотят убить?!

— Послушай, — Горден нервно оглянулся. — Сейчас не время, пойми ты. Доживи до утра и я отвечу на все твои вопросы. А сейчас, ради Бога, шевели уже ногами!

— Нет! Сейчас!

Горден вздохнул обреченно, обошел Павла и вломился в густой голый с зимы подлесок, раздвигая хлесткие побеги ивняка руками. Он знал, что крестник пойдет за ним. В конце концов, должно же у львенка хватить ума, чтобы понять: промедление равносильно смерти.

Но Павел думал и рассуждал по-другому. На мосту ему чудились спасатели, а те люди, что спускались к реке, несомненно, хотели помочь.

Он побежал им на встречу, замахал руками, думая о других пассажирах машины — никто так и не всплыл. Они все погибли, пытаясь похитить его. И Белла, и старикан, скатившийся с лестницы, и этот Ким… А он выжил. Уже второй раз за сегодняшний день. Каким-то чудом.

Поскользнувшись на глине, Павел упал, поднял голову и в ужасе замер. Прямо перед ним стояло чудовище с желтыми, сияющими глазищами. С отчетливо выдающихся белых клыков на мощные, лишенные шерсти лапы падали капли зеленоватой, фосфоресцирующей слюны. Черная псина размером с азиатскую овчарку, приблизила оскаленную морду к лицу Павла и приглушенно, многозначительно зарычала.

Отвали, — жестко и без тени страха сказал Горден и сильным ударом ноги отшвырнул тварь в сторону. Павел, дернувшись, отполз на несколько шагов в сторону, искренне завидуя храбрости этого человека. Казалось, ему все было нипочем. Даже собственная смерть.

Мотнув головой, на которую пришелся удар, пес тяжело поднялся и, подняв голову к затянутому облаками небу, протяжно и зловеще завыл. От этого воя кровь заледенела в жилах, а внутри что-то надломилось. Ни о какой храбрости больше не могло идти речи.