На всякого блатного найдется пуля - Кирилл Казанцев

– Какое, на хрен, в порядке, где ты порядок видел? – озлобленно огрызнулся губернатор.

Шофер с рябым лицом и колючими глазами учтиво распахнул перед ним дверцу бронированного «Volkswagen Tiguan», и Павел Игнатьевич опустился в уютное кресло иномарки. Шофер закрыл дверцу, сел за руль и выжидающе посмотрел в зеркало заднего вида. В его тусклых голубых глазах был написан немой вопрос.

– В Белый дом, – скомандовал губернатор, вытаскивая из чехла сотовый. Порывшись в записной книжке, он нашел номер начальника УВД. Несмотря на поздний час, голос у начальника был бодрый.

– Сан Саныч, как у нас там дела? – поинтересовался Павел Игнатьевич без долгих предисловий.

– Его взяли, все будет нормально, не беспокойся, Паша, – заверил начальник УВД.

Степан сразу понял, что быстро его не отпустят. Оперативники, что держались по бокам, едва они вошли в кабинет, грубо усадили его на стул и сковали руки за спиной наручниками. Клим Гудков развернулся к нему лицом и уселся на письменный стол. Алексей Горкер стоял рядом и перебирал бумаги в папке, которую взял со стола.

– И что это значит? – спокойно поинтересовался Степан.

– А это значит, что ты крупно попал, Степа, – любезно ответил Гудков. – И от того, договоримся мы с тобой или нет, зависит твоя жизнь и здоровье.

– О чем договариваться, не пойму, – Степан удивленно вскинул бровь. – Может, пояснишь?

– Поясни, – указал Гудков следователю на Степана.

Алексей Горкер пригладил и без того зализанные волосы, а затем, продемонстрировав напечатанный лист, зачитал:

– Заявление. Я, Степан Сергеевич Асколов, такого-то года рождения… уроженец… тра-та-та, …признаю, что я утром двенадцатого июля сего года угнал инкассаторскую машину с целью завладеть перевозимыми ценностями, а именно деньгами в сумме сорока двух миллионов пятисот семидесяти тысяч рублей. В процессе угона я сбил на перекрестке трех пешеходов. Затем, испугавшись ответственности, бросил машину и попытался бежать, но был задержан у себя дома сотрудниками милиции. Я раскаиваюсь в содеянном и готов понести справедливое наказание.

– Не хватает только твоей подписи, – бросил Гудков, когда следователь закончил читать.

– Эту бумагу нужно переписать от руки аккуратным красивым почерком и подписать. Если ты это сделаешь, обещаю, что судьи к тебе будут лояльны, и ты получишь минимальный срок.

– А если я не согласен? – с вызовом спросил Степан. Его сердце глухо ухало в груди, а по спине побежали мурашки. Все было хуже, чем он предполагал. Намного хуже.

– Ну, если не согласен, – делано округлил глаза Гудков, – тогда мы поможем тебе согласиться.

– Не убедил, – упрямо возразил Степан, косясь на Гену Жаркова.

Тот напоказ разминал кулаки, демонстрируя неистребимую жажду убеждать всех и каждого. Такой точно поможет согласиться, причем на любые условия. Однако Степан прошел спецназ, и такие методы на него не действовали.

– Все равно подпишешь, – ласково заверил его Гудков и кивнул Гене.

Амбал с готовностью саданул Степану кулаком в живот, затем ударил наотмашь по лицу и снова в живот, одним ударом рассек губу. Степан почувствовал вкус крови во рту. От следующего удара слегка зашумело в голове. Ничего, бывало и покруче. Скоро они поймут, что он все равно ничего не подпишет, и отстанут. Степан весь подобрался, напряг мышцы, готовясь к следующему удару.

– Дальше будет только хуже, – пообещал Гудков, когда оперативник прекратил его избивать.

– Ну, легкий массаж еще никому не мешал, – осклабился Степан и сплюнул кровь. – И кто же так пытает, дилетанты?! Задержанного по лицу бить нельзя, сразу следы остаются.

– Шутишь? Да нам насрать на следы, до суда они сто раз успеют сойти, – криво улыбнулся Гудков и бросил второму оперативнику Артему Новохватскому: – Давай «слоника».

Артем с безмятежным лицом достал из шкафа противогаз, заткнул пробкой дыхательное отверстие и натянул его на голову Степану. Тот попытался было сопротивляться, но сзади всем весом навалился Жарков и усадил его обратно на стул. Глядя сквозь мутные смотровые стекла противогаза на улыбающегося Гудкова, Степан поклялся себе, что отомстит отморозку за все это во что бы то ни стало. Потом он почувствовал, что задыхается, дернулся, попытался вырваться из державших его рук, а затем потерял сознание.

Очнулся он от звонкой пощечины. Над ним склонился озабоченный Гудков.

– Очухался? Желание написать признание не появилось еще?

– Пока нет, – пожал плечами Степан. Он старался выглядеть как можно равнодушнее.

– Продолжаем, – кивнул старший оперативник Артему Новохватскому.

Тот снова напялил на голову жертве противогаз. И опять Степан пытался вырваться, потерял сознание и поник головой.

– Крепкий орешек, – заметил следователь.

– У меня и не такие бобры кололись, – ухмыльнулся Гудков.

– Наверное, вы тут сами разберетесь, а я, пожалуй, пойду, – начал было Алексей Горкер, протянул руку, чтобы попрощаться, но старший оперативник его оборвал, весело воскликнув:

– Куда это ты собрался! Сейчас мы его дожмем, и все вместе завалимся в какой-нибудь шалман. Я тебе не позволю самое интересное пропустить. – Заметив, что Степан приходит в себя, Гудков приказал подчиненным: – Давайте электрошоком попробуем. Время уже позднее, я не собираюсь из-за него всю ночь здесь торчать.

Гена Жарков достал из кармана шокер и ткнул им жертву в бок. Степан весь изогнулся и застонал.

– Стой, – рявкнул на оперативника рассерженный Гудков. – Надо было спросить сначала, а потом тыкать! А то весь смысл теряется. Мы же результата хотим добиться, а не просто так над людьми издеваемся.

– Я че-то не подумал, – виновато пробормотал Жарков, потупив взгляд.

– Эй, Степа, ты как там? Не надумал еще с нами сотрудничать? – ласково спросил Гудков у Степана.

Не дождавшись ответа, дал знак Жаркову, и тот с удовольствием применил электрошок повторно.

– А теперь как? – поинтересовался Гудков.

– Кверху какой, – прохрипел Степан, не намереваясь сдаваться.

– Давай еще, и подольше, – скомандовал Гудков оперативнику.

В глазах у Степана потемнело. Он бился в судорогах, потом осел, обессиленный, на стул, обливаясь потом.

– И как мы решим? – вкрадчиво поинтересовался у него Гудков.

– Через как, – процедил сквозь зубы Степан. Злость давала ему силы. Он не покажет слабости перед этими уродами. Хрен им!

– Может, ему пальцы поломать? – задумчиво пробормотал Новохватский. – Потом можно будет написать, что оказал сопротивление и прищемил дверью. Или марьвану сделаем.

Гудков выжидающе глянул на Степана, но натолкнулся на его спокойный взгляд и покачал головой:

– Нет, этот не расколется.

– И что тогда делать будем? – нервно поинтересовался Горкер. Он не находил себе места, и чем дальше затягивался допрос, тем тоскливее ему становилось.

– Кончать его надо, и все тут, – бросил Гудков, глядя в глаза Степану. – Ничего мы от него не добьемся.

В голове у Степана промелькнуло: «Блефует».

Тем не менее в душе было неприятное ощущение. Он знал, насколько его коллеги были отмороженными. С таких станется. Нужно выбираться. Аккуратно пальцем правой руки Степан нащупал кусочек проволоки от разогнутой скрепки, который он воткнул в манжет рубашки еще дома. При досмотре его не нашли. Проволока была загнута на конце так, что получался крючок длиной два-три миллиметра. Ухватив ногтем за крючок, Степан вытащил проволоку из ткани. Жарков стоял сзади справа, но ничего не заметил. Он смотрел на начальника, ожидая команды.

Горкер приблизился к старшему оперуполномоченному вплотную и шепотом спросил:

– Как это кончать? Ты забыл приказ? Могут быть проблемы. Ты и меня подставляешь.

– Проблемы будут, если он живым дойдет до суда, – зло возразил Гудков.

Горкер решительно подошел к Степану:

– Слушай, Степа, ты, может, чего-то не понимаешь? Я объясню. Если ты не подпишешь признание, тебе конец. До суда ты не доживешь. Тебя кончат прямо сейчас. Из тюрьмы можно выйти, а с того света уже не возвращаются. Чего еще не понятно? Давай, подписывай прямо сейчас.

– А в этом и впрямь что-то есть. С того света действительно не вернешься, – пробормотал Степан, отвлекая палачей разговором, – точно ведь подмечено. Если есть шанс, нужно его использовать. – Развернув руки в наручниках друг к другу, он вставил крючок в скважину наручников, затем медленно, аккуратно поворачивая вокруг штифта против часовой стрелки, нащупал защелку, зацепил и замер.

– Чего ты там бормочешь?! Эй! Кончай придуриваться! Так ты подпишешь или предпочитаешь сдохнуть? – заорал на него Горкер, потеряв остатки терпенья. Он не привык присутствовать при пытках. Обычно грязную работу за него выполняли другие. Следователь чувствовал, что сам готов приставить пистолет к голове задержанного и нажать спусковой крючок, лишь бы быстрее закончился весь этот ужас. Операм-то не привыкать…