Твой светлый дом - Алексей Коркищенко

Долго не мог успокоиться дед Матвей. Переживая за него, Родион тянул тачку все выше.

— Родя, довольно! — спохватился Матвей Степанович. — И отсюда хорошо видать.

— Я тебя на самый верх. Оттуда и речку увидишь.

Родион остановился на самой вершине бугра. Отдышавшись, сел на тачку рядом с дедом.

Дед и внук молча оглядывали бугристую степь, синие под серым небом поля озимки, долину с рекой и ериками, луга и рощи. И не раз их взгляды невольно останавливались на высоком желтом здании в центре села — на Доме культуры, где шел сейчас суд.

— Все это тебе останется, Родя, — Матвей Степанович повел рукой вокруг. — Пустыри тут были, дикие места. А мы в колхоз собрались, распахали степь, рощи посадили, болото высушили. Дорожи этим, внук… Тополя видишь?… Во-он там, у ерика? Это я сажал. Сколько сынов и внуков, столько и тополей и топольков. Тот, самый малый, крайний, то ты, Родион… А рядом, большой, — твой отец… Стройно растет тополь, да только Андрей вкривь пошел…

И замолчал дед Матвей, видно, про суд опять вспомнил.

Как он быстро постарел! Щеки запали, загар выцвел… Жалость и любовь к деду Матвею стиснули сердце Родиону. Хотелось сказать какие-то необыкновенные, ласковые и ободряющие слова, от которых ему стало бы легче, но такие слова не находились. Родион чувствовал себя беспомощным, не знал, как утешить деда.

Родион очнулся, когда Матвей Степанович устало сказал:

— Кончился суд…

Народ толпой вывалился из Дома культуры, растекался ручьями по площади. Солнце на минуту осветило село и вновь начало прятаться за тучи, наплывавшие из-за приречной долины. Тяжелая их тень набегала на хаты. На вершине бугра уже гудел ветер.

— Зачем он с ними связался? — со слезами произнес Родион. — Нам теперь хоть из дому не выходи.

— Ты не кисни, не маленький! — строго остановил его Матвей Степанович. Добавил мягче, тише: — Так что ж нам теперь — отказаться от отца твоего?… Конечно, стыдно… Но ты держись!.. Слышишь?… Борись за своего отца. Он выправится… Иначе как же?… Какого же он тогда роду-племени?… Ты понял?

Родион нагнул голову, пряча мокрые глаза.

— Ладно, деда, я не буду… Я понимаю…

— Упустил я Андрея… Это Дядя сбил его с дороги, — негромко произнес Матвей Степанович и вдруг отвалился на спину, неестественно выгибаясь, хватая ртом воздух.

Родион сорвал тачку с места, бегом покатил ее с бугра.

Шапка упала с головы Матвея Степановича. Ветер ерошил его легкие седые волосы. Голубые глаза неподвижно смотрели в небо, по которому неслись быстрые темные тучи.

Родион бежал изо всех сил, но домой привез деда уже мертвым.

Матвей Степанович так и не узнал о приговоре суда.

…Андрей получил один год принудительных работ по месту жительства с удержанием двадцати процентов из зарплаты в пользу государства. Бардадыму и Антониде дали по пять лет тюремного заключения.

На похороны собралось все село.

Дедовы друзья явились при орденах и медалях. Пришел большой отряд пионеров.

В старой хате плакала Акулина Кондратьевна. Во двор выносили красный гроб с телом Матвея Степановича. Фотограф стал собирать около него родственников. Андрей, в черном костюме, с потемневшим лицом и глубоко запавшими глазами, передвигался как деревянный. Растерянная Мария сказала заплаканной Аннушке:

— Поищи Родиона… Не могу найти… Надо ж с дедом сфотографироваться…

Родион прятался в мастерской. Не хотел он смотреть на мертвого деда Матвея: не мог принять его таким. На верстаке лежала балясина. Не успел распилить ее дед Матвей и теперь уже никогда не распилит. На токарном станке так и осталась незаконченной вторая балясинка… Вот и щербинка. Как расстроился дед Матвей, когда вырвалась стамеска из его ослабевших рук!.. Вспомнил Родион его слова: «Я тебя выучу, внук, столярному делу, если захочешь…» Не научил, не успел!..

Только сейчас с ужасающей ясностью осознал Родион, что дед Матвей навсегда ушел из жизни.

— Не успел… не научил, — прошептал он. Лицо его исказилось от боли. Он изо всей силы ударил кулаком по верстаку, закричал: — Не усп-пе-е-ел!

Аннушка распахнула двери сарая, остановилась у порога, не понимая, что происходит с ее племянником. Родька плакал навзрыд и колотил кулаком по верстаку. Тетка кинулась к нему, прижала к себе.

— Родя… Не надо, родной… Ну, успокойся… Ну, миленький. — И расплакалась сама.

Глава седьмая

После похорон Матвея Степановича жизнь в старой хате разладилась. У Акулины Кондратьевны все валилось из рук. И печь работала плохо. Теперь в хате редко пахло вкусным, больше — подгорелым, пережаренным.

Андрей работал уже на кормокухне, варил комбикормовую кашу для коров на той же самой ферме, где был заведующим: так решило правление колхоза.

Родион редко видел отца. А если тот и попадался на глаза — то пьяным. И на ночь куда-то исчезал. Аннушка хотела приструнить его, так он обругал ее: «Не суйся!.. Не учи старших жить». Она еще оставалась дома: помогала Акулине Кондратьевне по хозяйству, ходила на ферму доить материных коров.

Мать стала сама на себя не похожа: ни с кем не разговаривала, о чем-то думала, часто плакала…

Муторно было на душе у Родиона. Пропала у него охота учить уроки и ходить в школу: все ребята переметнулись к Сеньке. С ним у Родиона было уже несколько стычек. Чуть до драки не доходило.

Недавно Сенька и Шурка натравили на Родиона Бырю из восьмого класса. Быря, видно, сильно накурился перед тем, как подойти к нему в шумном коридоре. Дохнув табачным запахом в лицо, Быря громко, чтоб слышали другие, спросил:

— Родька, говорят, твой отец сам расхлебывает кашу, которую варит…

Родион не дал ему договорить. Быря от удара вскрикнул и, стараясь устоять, нелепо замахал руками. Дежурные старшеклассники схватили Родиона, отвели к директору школы.

Иван Николаевич пригрозил вызвать родителей.

Обозлился Родион, стал пропускать уроки. Несколько дней подряд, будто по болезни, не ходил в школу. Навещали его Виталька и Ольга.

Вот уж не думал Родион, что Ольга будет с ним! Мало знал ее, оказывается.

Приехала Ольга в село с родителями недавно, года полтора назад, когда начали строить животноводческий комплекс. Отец ее работал там электриком, мать вначале доила коров на старой ферме, а теперь ее назначили заведующей молочной лабораторией. Ольга была похожа на мать. Волосы такие же золотистые, волнистые, а глаза серо-голубые, внимательные и вроде бы немного грустные…

А Виталька действительно настоящий друг! Щуплый, с виду слабый, а на самом деле жилистый и крепкий, он всегда был рядом — и в игре и в драке. Виталька никогда не предаст его, как это сделал Шурка, и не будет стоять в сторонке, как трусливый Петяшка.

Если бы не Виталька и Ольга, совсем было бы тошно жить Родиону на свете.

Утром Родион пошел в мастерскую, куда давно не заходил.

В сарае все оставалось так, как и было при жизни Матвея Степановича. У верстака по-прежнему стояли недоделанными поставец, стол и табуреты.

Родион взял отшлифованную балясину в руки. Погладил ее. И так захотелось ему вдруг завершить какую-нибудь дедову работу!.. Может быть, он сумеет распилить балясинку и «прилаштовать» ее половинки к дверцам поставца, как хотел это сделать дед Матвей?… Родион надел передник, зажал в тиски верстака балясинку, взял узенькую продольную пилу, примерился и начал работать. Остро заточенное полотно хорошо вгрызалось в крепкое дерево.

— Пошло, пошло! — обрадовался он.

Увлекся, нажал сильнее и не заметил, как распил ушел от центра. Родион хотел выровнять, но пила не подчинилась. Нажал сильнее — перекошенное полотно со звоном лопнуло, а распиленная часть балясинки откололась наискось. И тут со двора донеслись лай Кудлая и голоса ребят:

— Кудлаша, привет!.. Ты что, не узнал знакомых?

Родион вышел из сарая. Увидел Ольгу, Витальку, Танюсю, Сеньку, Шурку и Петяшку. Меньше всего ему хотелось видеть сейчас Сеньку с Шуркой, да и Петяшку с Танюсей — тоже.

— Вы чего? — спросил он их.

— Мы пришли тебя проведать — ты ж больной, — объяснил Сенька.

Родион с укоризной посмотрел на Витальку и Ольгу. Виталька виновато развел руками, а Ольга сказала напрямик:

— Родька, мы их не звали, они сами привязались к нам.

— Ну заходите, если пришли. — Родион повел рукой в сторону сарая.

В мастерскую ребята вошли гуськом. Девочки сели на розовые тыквы, ребята остановились около верстака и токарного станка. Сенька, заметив сломанную пилу и испорченную балясинку, с издевкой сказал Родиону:

— А ты, оказывается, умеешь столярничать?

— Не твое дело! — оборвал его Родион и набросил на обломки балясинки передник.

Шурка в это время жал ногой на педаль станка, разгоняя маховик, Родион бросился к нему, оттолкнул: