Магазин потерянной любви - Константин Шеметов

Лиза больше не приезжала в Россию. Она прислала Хьюлет и Джони прощальное письмо и образцы ДНК в двух стеклянных пробирках. «Святая ночь, – писала она. – Как же прекрасна утраченная любовь».

– И где пробирки? – спросил Митя.

– Одна у меня, другая у Джони. – Хьюлет огляделась.

В кафе по-прежнему было пусто. В воздухе стоял запах выпечки и ванили. Едва слышно работал кондиционер, за окном раздавались редкие шаги, а с книжной полки, словно сто немых, на них уставились разноцветные переплёты. Катя Мануилова, лаборант Института археологии РАН и самая прекрасная связь в Митиной жизни. Она потянулась за сумкой, вынула из кошелька миниатюрный пузырёк, поднесла его к лицу и закрыла глаза, едва сдерживая слёзы, а там и вовсе разрыдалась – горько и безутешно.

VI

Вот и ещё один неучтённый брак. Брак – что убийство, размышлял Митя. В любом случае мы имеем дело со смертью – умышленной или нет. Надо сказать, история Кати Мануиловой взволновала его. Но отчего не справился доктор Пресвитерианского госпиталя? Не хватило умения, не захотел или ошибся? Да и в ответе ли он вообще за промысел божий?

Постепенно Митя восстанавливал картину, а был ли это детектив – он и не знал. Скорее нет. Захаров хоть и видел сплошь убийства, но до сих пор не попадались ни мотивы, ни доказательства, да и убийца не попадался. Тут он припомнил магазин Motivi, или что там – Митя уже и терялся – на проспекте Мира. Припомнил и улыбнулся про себя: неужели и правда можно купить пусть бы даже и заурядный мотив для какой-нибудь цели? Это вряд ли. Ведь не купишь же чувство голода, чтобы поесть, или любовь, чтобы стать счастливым. Таким образом, если исключить Аллаха за рулём Викиного троллейбуса (а исключить придётся), останутся лишь СЛУЧАЙНОСТЬ и РАЗНООБРАЗИЕ.

Вот что пишет об этом Джони. Запись датирована 28 июля, как раз между рождением Луизы и её смертью: «И голова, и Земной шар, и яйца Господа нашего Иисуса Христа имеют овальную форму, что могло бы многое объяснить, но не объясняет. Под определённым углом и измождённая голова, и Земной шар, полный ископаемых, и распрекрасные яйца выглядят не овальными, а круглыми».

Ну что тут скажешь. Джони вполне приспособился к квантовому восприятию мира. Он перестал бояться трудностей и почти не сопротивлялся им, ссылаясь на кота Шрёдингера. Кот этот, как мы знаем, подобно электрону в квантовом ящике – и жив, и мёртв одновременно. Узнав о смерти Луизы, к примеру, Джони будто и не удивился.

Всё происходит, как в пруду, – записал он. —

Мы просто медленно плывём.

А после вдруг перестаём

И отправляемся ко дну.

Выйдя из «Шантимэли», они взяли такси и ещё час или два ездили по городу – безо всякой цели и подчиняясь случайному мерцанию светофоров. То, что мерцание случайно, отчётливо было видно по пешеходам: подойдя к перекрёстку, они не знали как быть. «Переходить дорогу или не переходить?» – эти мысли роились у них в головах и мешали спокойной жизни. В результате они переходили её как придётся и зачастую погибали, не дойдя и до середины.

– Почему Луиза? – спросил Митя.

– Джони попросил. – Хью покрутила ручку и закрыла окно. Воздух к ночи остыл и теперь свистел, что было мочи, влетая через переднюю дверь и вылетая через заднюю. – Ему нравилось это имя. Он звал так Вику Россохину, – Хьюлет запнулась и поглядела на мост впереди. – Vi и вправду была похожа на Луизу, – добавила она, выдержав драматическую паузу.

Они въезжали на Большой Устьинский мост.

Справа и слева лучилась рекламой Москва-река. По правде сказать, Митя догадывался о Луизе и без Хьюлет. Джони то и дело использовал это имя в связи с Викой, но какие тут были мотивы – непонятно. Вероятно, овал, о котором он писал, и в самом деле представлялся ему кругом.

Такси переехало мост. «Волга» с надписью «Командир» наводила на мысли о войне. Она тряслась всем своим ржавым корпусом, подпрыгивала на ухабах и воняла бензином. Иными словами, война продолжалась. Хьюлет едва держалась, подумывая о плене. «Лучше сдаться, – рассуждала она, – чем такая война», – и сдалась.

– У кафе, пожалуйста, – сказала Хью.

Машина свернула на светофоре и, подождав с минуту, въехала на стоянку Coffee Point. «Coffee Point, – гласила вывеска, – европейская кухня на любой вкус». С утра и до ночи, пока не надоест и вам, и нам, добавил Митя и вернулся к Джониным овалам. Ясно, что образ, придуманный Джони, носил глубокий метафизический отпечаток, но какой – Митя не знал, да и вряд ли теперь узнает. Так что вместе со стеклянной пробиркой в Митину базу данных можно было заносить и само имя: «ЛУИЗА – загадочная и не вполне осознанная репликация».

А что тут удивляться? Люди сплошь и рядом придумывают себе образ и влюбляются в него. Всё ж лучше, чем жить гадкой реальностью.

– Здесь Джони часто бывал, – прервала его размышления Хьюлет. – Придёт и пишет себе. Он вообще много работал – и в «Прекрасном мире», и в кафе по выходным.

Кафе располагалось между Водоотводным каналом и Москвой-рекой. Довольно тихое место.

– Там его все знали.

– Хотите, зайдём? – предложил Митя.

Но у них ничего не вышло. Кафе закрылось. «Ремонт» и «Осторожно, сосульки» – было написано на двери, а в окнах виднелись стропила и кадушки с краской. У стойки валялась табличка «Добро пожаловать в Coffee Point». Спасибо, что помните о нас, просиял Митя и поднял с тротуара камень на память. Коллекция артефактов росла на глазах. А тут и светофор замелькал, как будто сломался.

– Вот и светофор сломался, – сказал он.

Катя Мануилова надела шапочку. Заморосил дождь. С десяток птиц поднялись от реки и, захлопав крыльями, одна за другой пошли к Павелецкому вокзалу.

– К вокзалу пошли, – отозвалась Хью. Она задрала голову и с минуту провожала птиц, улыбаясь и как будто разговаривая сама с собой. В её воображении это были русские цесарки – в своём роде гибрид канадского самосознания и российской действительности.

Утки торопились на поезд. Билеты они купили заранее и теперь лишь хотели не опоздать к отправлению. Они по одной зайдут в вагон, устроятся в своём купе и возьмут себе железнодорожного чаю с печеньем. Путь не близкий. В дороге всякое может случиться, но Мануилова гнала прочь дурные мысли. Да ничего с ними не случится, думала она. Поедят, лягут спать, а наутро, миновав границу, высунутся в окно и вздохнут с облегчением. «Как же хорошо, – засмеются цесарки, – оказаться наконец на свободе».

Видно, у этой Хьюлет не все дома, размышлял Митя Захаров, приёмщик брака. Между тем цесарки миновали Озерковский переулок и приближались к Шлюзовой набережной. Покружив над вокзалом, они опустились к поезду и теперь ожидали отправления.

В отличие от традиционного электората Владимира Путина, этого «лидера нации», гибридные утки давно отказались и от марксизма, и от ленинского учения о гегемонии простолюдинов. Ставка на рабочих и крестьян в начале прошлого века казалась цесаркам крайне ошибочной и по существу являлась дешёвым маркетингом в интересах лидеров большевистской партии. Кампания принесла им краткосрочные дивиденды, но в перспективе лишила будущего миллионы граждан.

Спустя сто лет страна существовала благодаря лишь природным ископаемым, хотя, надо заметить, и чтила своих героев. «Помним и чтим» – то и дело мелькали надписи на заборе. Нацепив советские медали, современная Россия делала вид, что всё в порядке и что она самая лучшая Россия в мире. Ископаемые, однако, подходили к концу, а здесь и конь не валялся. В чём причина? Да всё в тех же медалях, не строил иллюзий Митя. Лучшие люди страны были расстреляны ещё в годы Красного террора, а эволюция оставшихся шла крайне медленно.

Нет, в самом деле, Хью словно заворожила его. Он не хотел с нею расставаться и вообще остался бы с нею жить. Иначе говоря, Катя Мануилова ранила ему сердце. Ну и что, что она лесбиянка, думал он. Митя давно уже обходился воображаемым сексом и больше всего искал не физической, а духовной близости.

– Митя, я еду домой, – сказала она.

– Домой так домой. Ещё такси?

– Нет, спасибо.

Дождь к тому времени перестал. Они миновали граффити «Зачем?» во всю стену и «На хуя так жить?» под мостом у клуба Fabrique. Митя проводил её до метро. У «Макдоналдса» сновали молодые таджики, стоял запах туалета и едва слышно доносились звуки трамвая.

«Вот и ещё один сюжет в Джонин альбом», – мелькнула мысль. Альбом современного искусства, где все они имели свою роль. Роль несущественную. По сути, роль второго плана. Эпизодическую роль изгоев: Медве (Виктория Клеман), Хьюлет (Катя Мануилова), Лиза (Лиза Берковиц, внучка серийного убийцы из Нью-Йорка) и Джони (Джон Константин, этот повелитель тьмы).

Был ли в альбоме он сам? Это вряд ли. Впрочем, как не было там и Вики Россохиной с Ирой Свириденко. Они хоть и не просили их любить, но на хуя так жить – не спрашивали.

Расставшись с Хьюлет, Митя долго стоял под дождём, смотрел за светофором и слушал, как тот переключался – размеренно и словно отсчитывая остаток жизни. Примерно в половине десятого он зашёл в «Грабли», взял себе жареной форели, салат из свежих овощей и виски со льдом. Светофор по-прежнему переключался, а Митя всё никак не мог оправиться от ощущения безвозвратной потери.

Из головы не выходила Луиза.