Введение в христианское богословие - Алистер МакГрат

Акцент в тринитарных спорах все больше перемещался с самого факта существования Троицы на то, как следует Ее понимать. Постепенно возникли два совершенно различных подхода, один из которых ассоциировался с Восточной Церковью, а другой — с Западной.

Восточная позиция, которая продолжает иметь большое значение в современных Греческой и Рус — ской православных церквах, была выработана, в первую очередь, тремя авторами, которые проживали на территории современной Турции. Василий Кесарийский, или Василий Великий (ок.330–379), Григорий Назианин (329–389) и Григорий Ниса, которые вошли в историю Церкви под названием Каппадокийские отцы, начинали свои рассуждения о Троице с рассмотрения отличий в восприятии Бога — Отца, Бога — Сына и Бога — Святого Духа. Западная позиция, которая ассоциируется, в 1–ю очередь, с Августином Гиппонийским, начинала с единства Бога, а затем переходила к изучению значения любви Божией для нашего понимания природы единства в Боге. Эти позиции будут рассмотрены подробнее в соответствующем месте настоящей работы (см. гл. 8 данной книги).

Доктрина о Троице представляет собой редкий случай богословского вопроса, одинаково важного как для Восточной, так и для Западной Церквей. Теперь необходимо обратить внимание на два богословских спора, связанных, главным образом, с Западной Церковью и прочно ассоциирующихся с именем Августина Гиппонийского.

Серьезный спор в Западной Церкви сосредоточился вокруг вопроса о святости Церкви. Донатисты представляли собой группу африканских христиан, проживающих на территории современного северного Алжира, которые отвергали растущее влияние и авторитет Римской церкви в Северной Африке. Донатисты утверждали, что христианская Церковь является собранием святых, среди которых нет и быть не может места грешникам. Этот вопрос приобрел особое значение в связи с гонениями, начатыми императором Диоклетианом в 303 г. и продолжавшимися вплоть до обращения Константина в 313 г. В ходе этих гонений, когда само хранение Священного Писания считалось незаконным, ряд христиан передал свои рукописи Писания властям. Они были немедленно осуждены теми, кто отказывался отступить перед физической силой. После прекращения гонений многие из этих traditores — дословно, "те, кто передали [свои Писания]" — вновь вступили в Церковь. Донатисты стали выступать за их отлучение.

Августин резко выступил против их отлучения, утверждая, что Церковь должна продолжать оставаться "смешанным собранием" святых и грешников и отказываясь вырвать плевелы тех, кто пал во время гонений или по другим причинам. Действенность служения и проповеди Церкви зависят не от святости ее служителей, а от Личности Иисуса Христа. Личная недостойность священнослужителя не подрывает святости таинств. Этот взгляд, который стремительно распространился в Церкви, оказал глубокое воздействие на мнение христиан о природе Церкви и ее служителей.

В ходе донатистского спора, который будет более подробно рассмотрен в другом месте (см. раздел "Донатистский спор" в гл. 13 данной книги), впервые возник вопрос о доктрине Церкви или об экклесиологии и связанные с ним вопросы, например о том, как действуют таинства. Многим вопросам, которые были затронуты этим спором, суждено было вновь возникнуть в период Реформации, когда экклесиологические проблемы вновь выдвинулись на первый план (см. далее в той же главе). То же можно сказать и о доктрине благодати, к которой мы сейчас обращаемся.

В развитии богословия грекоязычной Восточной Церкви доктрина благодати не имела особого значения. Однако, во втором десятилетии V в. на Западе вокруг именно этого вопроса разгорелись жаркие споры. Пелагий, британский монах — аскет, проживающий в Риме, настойчиво утверждал необходимость нравственной ответственности человека перед Богом. Встревоженный нравственной распущенностью Римской церкви, он настаивал на необходимости постоянного духовного самосовершенствования в свете ветхозаветного закона и личного примера Иисуса Христа. Как казалось его оппонентам, основным из которых стал Августин Гиппонийский, утверждать это значило отвергать реальную роль Божественной благодати в начале или продолжении христианской жизни. Пелагианство стало восприниматься как религия человеческой автономии, считающая, что люди сами могут принять на себя инициативу своего спасения.

Августин настойчиво и последовательно воспротивился пелагианству, настаивая на приоритете благодати Божией на каждой ступени христианской жизни, от ее начала до конца. Согласно Августину, люди не обладают необходимой свободой, чтобы предпринять первоначальные шаги к спасению. Будучи далеки от обладания "свободной воли", люди обладают волей, которая испорчена и запятнана грехом. Она уводит людей от Бога, склоняя их к греху. Лишь благодать Божья может противостоять этой греховной склонности. Отстаивание Августином благодати была столь настойчивой, что он позднее стал известен как "доктор благодати" ("doctor gratiae").

Центральной темой всей богословской мысли Августина Гиппонийского становится падшая в грехах человеческая природа. Образ "грехопадения" восходит к 3 гл. книги Бытия и выражает мысль о том, что человеческая природа "пала" относительно своего первоначального чистого состояния, которое было предусмотрено и сотворено Богом. Таким образом, нынешнее состояние человеческой природы не соответствует замыслу Божьему. Создавшийся миропорядок более не соответствует его первоначальной "благости". Он пал. Он испорчен или разрушен — но не безвозвратно, о чем говорят доктрины спасения и оправдания. Образ "грехопадения" несет в себе мысль о том, что творение сейчас существует на более низком уровне, чем оно первоначально задумывалось Богом.

Согласно Августину, из этого рассуждения со всей неизбежностью следует, что сейчас все люди без исключения заражены грехом с самого момента своего рождения. В отличие от многих экзистенционалистских философских систем ХХ в. (таких, например, как система немецкого философа Мартина Хайдеггера), в которых утверждается, что "падшесть" (Verfallenheit) является результатом нашего выбора (а не тем, что изначально выбрано за нас), Августин изображает грех как составную и неотъемлемую часть человеческой природы. Грех выступает в роли неотъемлемого аспекта нашего бытия. Этот взгляд, который получает более настойчивое выражение в доктрине Августина о первородном грехе, имеет центральное значение для его доктрин греха и спасения. Поскольку все являются грешниками, то все нуждаются в искуплении. Поскольку все отпали от славы Божьей, все нуждаются в том, чтобы их искупили.

С точки зрения Августина, человечество, предоставленное самому себе и своим собственным средствам, не может войти в общение со святым Богом. Ничто из того, что может сделать или предпринять человек, никак не может быть признано сколько‑нибудь достаточным или удовлетворительным для разрушения твердыни греха. Используя образ, с которым, к счастью, Августину не суждено было столкнуться, это похоже на наркомана, который самостоятельно пытается вырваться из героиновой или кокаиновой зависимости. Положение нельзя исправить изнутри. Поэтому, чтобы преображение состоялось, оно должно прийти извне. Согласно Августину, Бог вмешивается в дилемму, стоящую перед человеком. Он мог и не делать этого, однако, из Своей любви к падшему человечеству Он в Лице Иисуса Христа вошел в положение человека, чтобы искупить его.

Августин считал, что понятие "благодать" можно определить как незаслуженный дар Божий, посредством которого Бог добровольно разрывает узы греха, прочно опутавшие человечество. Искупление возможно исключительно как Божественный дар. Мы не можем достичь его самостоятельно, но оно может быть достигнуто за нас. Таким образом, Августин особо подчеркивает, что все возможности спасения расположены вне человечества, в Самом Боге. Именно Бог, а не люди, кладет начало процессу спасения.

По утверждению Пелагия, однако, положение выглядело иначе. Он учил, что средства к спасению находятся внутри человечества. Отдельные люди могут спасти себя самостоятельно. Они не скованы грехом, но обладают возможностью сделать все необходимое, чтобы спастись. Спасение можно заслужить добрыми делами, которые делают Всевышнего должником людей. Пелагий понимал благодать как требования, которые выдвигает Бог перед людьми для того, чтобы те достигли спасения, например Десять Заповедей или нравственный пример Иисуса Христа. Основную мысль пелагианства можно свести к "спасению по заслугам", в то время как Августин учил "спасению по благодати".

Из приведенного выше описания становится очевидно, что представленные два богословских направления заключают в себе два совершенно различных понимания человеческой природы. С точки зрения Августина Гиппонийского, человеческую природу можно охарактеризовать как слабую, падшую и бессильную; по мысли Пелагия, она представляется вполне автономной и самодостаточной. По мнению Августина, человечество должно в своем спасении полагаться на Бога; с точки зрения Пелагия, Бог лишь указывает на то, что необходимо сделать для достижения спасения, а затем оставляет людей без дальнейшей помощи. Как считает Августин, спасение представляет собой незаслуженный дар; по утверждению же Пелагия, спасение — честно заработанная награда от Бога.