Лиса и виноград - Сергей Могилевцев

П р е д с е д а т е л ь. Разумеется, Менекрат, внесите ясность в этот вопрос.

А н т и ф о н т отвешивает поклон п р и с у т с т в у ю щ и м и садится на место.

М е н е к р а т. Мой коллега и друг Антифонт говорил, что появление в Дельфах господина Эзопа поставило под сомнение существование самих наших основ. Этот слишком пронырливый борзописец, – а иного слова я, господа, подобрать не могу, – подобен нашествию полчища варваров, и против него необходимо выступить сомкнутым строем и в полном вооружении. Оставим в стороне все его мелкие прегрешения, вроде оскорбле­ний торговцев на рынке, угроз рассказать всей Элла­де о нашем якобы недостойном образе жизни и о жела­нии написать об этом едкие басни. Оставим в стороне это шутовское коронование грязной уличной шлюхи, ко­торая теперь целыми днями восседает на рынке на шу­товском троне, и с такой же шутовской короной на го­лове, и, говорят, пользуется огромным успехом у ме­стной черни. Что скрывать, господа, мы – город люм­пенов, питающихся крохами с жертвенника Аполлона. До сих пор нам удавалось держать их в узде, проводя политику кнута и пряника, умело играя на грязных инстинктах черни. Но долго так продолжаться не может ибо у черни появился новый кумир, а вскоре, чего до­брого, появится новый бог. Они пойдут за этим Эзопом и этой новоявленной рыночной королевой, и будут мо­литься не светозарному Аполлону, а сборнику едких сказочек, которые напишет для них этот пачкун. Пра­ктически это уже происходит, ведь теперь, с открыти­ем святилища Мнемозине, многие отказываются прино­сить дары Аполлону. Это грозит огромными бедствиями не только нам, но и всей Греции, ибо люди, специаль­но приезжающие сюда, чтобы задать вопрос пифии, бу­дут лишены этой возможности. Полководцы не будут знать, когда им надо выступать против врага; города не смогут задать вопрос, следует ли им мириться с соседними полисами; невозможно будет определить на­чало и конец Олимпийских и многих других игр; я уж не говорю об оракулах, данных обычным людям, которые обращаются к пифии с личными просьбами. Во имя проц­ветания Дельф, во имя процветания Греции, ваша честь, этот человек должен быть осужден!

П р е д с е д а т е л ь. А что говорят жрецы Аполлона?

М е н е к р а т. Они возмущены оскорблением нашего глав­ного божества. Они уверены, что Аполлон отвернется от Дельф, если означенный баснописец Эзоп не понесет наказания.

П р е д с е д а т е л ь. А что говорит пифия?

М е н е к р а т. Она предрекает страшные бедствия: войны, мор, глад, и разрушение Дельф до полного основания. Она говорит, что смягчится только тогда, когда умо­ет лицо и руки в крови Эзопа.

П р е д с е д а т е л ь. Но мы не можем осудить человека заочно! Пусть даже такого злодея, как этот извест­ный всей Греции баснописец. Мы должны выслушать мне­ние самого обвиняемого, и, кроме того, надо назна­чить ему адвоката.

М е н е к р а т. Адвокат уже есть, это его секретарь Херей, бывший раб, а ныне вольноотпущенник, и поверен­ный самых потаенных мыслей этого наглеца. Он ждет вместе со своим господином за дверью, и уже готов, в случае необходимости, его защищать.

П р е д с е д а т е л ь. Ну что же, пусть введут их обо­их!

М е н е к р а т делает знак, дверь открывается, и на просцениум выводят скованного цепью Э з о п а.

Следом за ним входит Х е р е й.

М е н е к р а т возвращается на место.

Э з о п (обводя глазами п р и с у т с т в у ю щ и х) . Ба­снописец Эзоп приветствует высокий Ареопаг! Не оби­жайтесь, господа, но все это собрание напоминает мне разговор, который однажды произошел между льва­ми и зайцами. Зайцы в народном собрании говорили ре­чи, что все во всем равны, но львы возразили: “Вашим доводам, зайцы, не хватает только наших зубов и когтей!” Так и я предвижу заранее, что все мои доводы в собственную защиту разобьются о ваши зубы и когти, и что, попав к вам в лапы, я уже не смогу из них вы­браться!

П р е д с е д а т е л ь. Вы догадливы, господин Эзоп, ибо обвинения, выдвинутые против вас, настолько серьез­ны, что я даже не представляю себе, как вы сможете их опровергнуть. Впрочем, Ареопаг города Дельфы не осуждает никого без достаточных обвинений, и вы вп­раве воспользоваться защитой своего собственного секретаря.

Э з о п. Так это что, суд?

П р е д с е д а т е л ь. Да, господин Эзоп, суд, и, если вы ничего не вместе против, мы приступим к рассмот­рению дела.

Э з о п (с вызовом). В чем меня обвиняют?

П р е д с е д а т е л ь. Все обвинения, господин баснопи­сец, суммируются в одно: вы обвиняетесь в богохуль­стве и в нанесении смертельного оскорбления нашему покровителю Аполлону. Хочу сразу же предупредить, что, если вы не сможете оправдаться, вас ждет позор­ная смерть.

Э з о п. Какая именно?

П р е д с е д а т е л ь. Вы будете сброшены со скалы.

Э з о п. Вы не имеете права судить баснописца Эзопа! Я свободный человек, мое творчество принадлежит всей Элладе, и судить меня может лишь вся Эллада!

П р е д с е д а т е л ь. В нашем городе существуют свои законы! (Смотрит в бумаги.) Итак, вы подтверждаете, что вы – известный в Греции баснописец Эзоп, автор многих бестселлеров и даже престижных всегреческих премий?

Э з о п. Да, подтверждаю.

П р е д с е д а т е л ь. Вы родились во Фригии, и были рабом на Самосе, где, по легенде, вас пожалела жри­ца Исиды, и после ее молитвы к богине вы неожиданно обрели дар баснописца?

Э з о п. Да, все было именно так,

П р е д с е д а т е л ь (опять смотрит в бумаги). Вы пу­тешествовали по Греции, были в Сирии и Египте, дру­жили даже с царем Крезом, и по его просьбе записали свои основные басни?

Э з о п. Вы хорошо осведомлены.

П р е д с е д а т е л ь. Пустое. Всего лишь работа моих секретарей. (Продолжает.) Вы считаете своей покро­вительницей Мнемозину, богиню памяти, которая, яко­бы, и диктует вам ваши басни?

Э з о п (выпрямляется, гордо). Да, это так!

П р е д с е д а т е л ь. Вам недавно исполнилось пятьдесят, и вы без приглашения явились в Дельфы, осно­вав здесь святилище Мнемозине? Почему вы не выбрали для этой цели какой-то иной греческий город?

Э з о п. Я свободный человек, и волен путешествовать там, где хочу.

П р е д с е д а т е л ь. Вы понимаете, что, построив свя­тилище в Дельфах, вы смертельно оскорбили не только его жителей, но и Аполлона, который по праву счита­ет этот город своим?

Э з о п. Меня не интересует мнение Аполлона. Он волен оскорбляться на что угодно, к баснописцу Эзопу это отношения не имеет!

П р е д с е д а т е л ь. Вы что, атеист!

Э з о п. Я верю лишь в свой божественный разум, который выше любых суеверий.

П р е д с е д а т е л ь. Вы богохульствуете, господин баснописец, и это лишает вас какой-либо возможности оправдаться! Врочем, предоставим слово вашей защи­те! (Делает знак Х е р е ю.) Итак, господин секре­тарь, что вы можете сказать в защиту своего подопе­чного?

Х е р е й (выходя на просцениум). Прежде всего то, что Эзоп – это достояние всей Греции. Судить его – зна­чит нанести оскорбление всему эллинскому сообществу. Вы поднимаете руку на всеобщее достояние, и будете за это неизбежно наказаны!

А н т и ф о н т (с места) . Не смешите нас, господин сек­ретарь, нас не запугать призрачными угрозами. Вы можете сказать что-то конкретное?

Х е р е й. Раз уж я выступаю, как адвокат, то заявляю, что мой подзащитный полностью невиновен. Он ни разу не оскорбил Аполлона, и должен быть поэтому выпущен на свободу!

А н т и ф о н т (с места). У нас, господин адвокат, име­ются противоположные доказательства! (Делает знак с т р а ж е.) Введите свидетеля!

На просцениум выходит А п о л л о н в облике н и щ е г о.

А н т и ф о н т. Свидетель, вы узнаете этого человека? (Указывает на Э з о п а.)

А п о л л о н. Да, господин, я его узнаю. Он поносил на­шего покровителя Аполлона, плевался на его статую, и даже пару раз помочился на его божественное изва­яние. Я простой нищий, и собираю милостыню рядом с памятником златокудрого бога, но даже меня возмути­ло поведение этого человека. (С вызовом смотрит на Э з о п а.)

Х е р е й. Неправда, нищий, тебя подкупили! Мой подзащитный – человек благородный, и не мог совершить таких низких поступков!

А п о л л о н (гордо выпрямляется, и на миг п р и с у­ т с т в у ю щ и х ослепляет нестерпимый блеск его золотых волос). Я простой нищий, но одновременно я человек свободный, и меня нельзя подкупить в таких важных вопросах. Заявляю вам, что сказанное мной чистая правда, и этот человек действительно оскор­бил божественного Аполлона!

А н т и ф о н т (наигранно). Чего же вам еще надо, уважа­емые члены Ареопага? Каких еще иных доказательств вы потребуете, чтобы осудить этого иностранца? Мочить­ся на статую Аполлона, плеваться на нее, и наносить ему словесные оскорбления, – разве может быть что-либо ужаснее этих деяний?!